Кай

По мере того как звучали эти слова, взгляд Герды менялся. Глаза распахнулись шире, рот приоткрылся, брови поднялись вверх. Она сделала шаг назад, словно не веря ему, а после застыла, не отрывая взора. Герда моргнула, и по ее щеке покатилась слеза.
Она опустила голову, закрывая ладонями лицо, и ее плечи задрожали.
– Как… Как я могла? – послышалось едва различимое сквозь метель.
Кай приблизился, обнял ее очень крепко, зная, что делает это в последний раз. В его груди словно образовалась пропасть. В последний день он многого ожидал от себя, надеялся на спокойствие, а в глубине души был уверен, что не обойдется без волнения, возможно, паники и слез. Но сейчас оказалось, что все не так, и он не ощущал тревоги. Печаль, светлая грусть, и в то же время недовольство и злость пробуждались в нем, когда он смотрел на небо или озеро, где виднелось сияние альвов.
Руки Кая обнимали Герду за плечи, а сама она крепко обхватила его за талию. За последний год Кай вытянулся, и теперь между ними была заметная разница в росте. Вскоре Герда перестала плакать, но все равно обнимала его из упрямства, стараясь оттянуть момент, когда они расстанутся окончательно и навсегда.
– Герда… – Кай завел руку назад, коснувшись ее пальцев.
– Ты такой холодный… – прошептала она, утыкаясь ему в плечо.
Кай улыбнулся.
– Конечно. На улице ведь зима. – Шутка вышла совершенно несмешной, но они оба тихо и коротко рассмеялись, вспоминая о временах, когда дружба между ними была такой же легкой и непринужденной. Когда они были еще детьми. Перед глазами Кая стоял тот день, когда они впервые заговорили – яркое солнце в небе, красные розы в крошечном саду и маленькая Герда, первая протянувшая ему руку дружбы. Жаль, что все завершается именно так.
Но времени свойственно кончаться, и Кай уже видел Йенни чуть поодаль – она вышла на озеро, расхаживая из стороны в сторону и крепко сжимая в руке кинжал. Лед вокруг нее совершенно не светился – водные альвы расплылись в стороны, держась дальше от Девы Льда. Кинжал в ее ладони сверкал, как молодой месяц в ночи, – зловеще и в то же время завораживающе, не позволяя оторвать взгляда.
Кай отстранился от Герды, настойчиво расцепляя ее руки на своей спине.
– Мне пора, – шепнул он, мучительно долго соприкасаясь с Гердой взглядом. А после развернулся и пошел прочь, шагая по хрустящему под ногами снегу против яростного ветра, хлещущего по щекам, навстречу своей гибели… Навстречу Йенни, которая остановилась, заледенев на одном месте.
Вдруг Кай заметил на другом краю озера еще две фигуры.
«Йон?» – с удивлением понял он, на мгновение останавливаясь, а после продолжая свой путь, зная, что медлить уже не имеет права. Рядом с Йоном, кажется, стоял его дед, вот только Кай не был в этом уверен, не разглядев в его руках извечной трости.
Кай отвернулся и сосредоточил внимание на Йенни.
– Что они здесь делают? – пробормотала она, сведя брови и хмуро разглядывая пришедших. На снегу сидел белый кречет, и, посмотрев на него, Дева протянула: – Вот оно как, надо же.
Она едва не рассмеялась.
– Что он тебе сказал? – спросил Кай.
Когда Йенни взглянула на него, ее взгляд вновь изменился – глаза потускнели, внезапный всплеск веселья оказался быстрым и коротким, как выстрел из ружья.
– Я с самого начала поняла, что с тем стариком что-то не так.
– С господином Йенсенном?
Йенни кивнула:
– Предыдущие владельцы замка на той стороне озера. Он единственный выживший сын человека, который погиб от моих рук. Выжили лишь дочери и трехлетний сын того аристократа.
Кай по-новому взглянул на берег. У него возникло много вопросов. Как так получилось, что отпрыск богатейшей семьи в итоге затерялся среди обычных жителей их городка? Из-за поступка Йенни? Или, может, господин Йенсенн был настолько безумен, что сознательно пошел на такой шаг? Хотя какая теперь разница, это, в конце концов, их жизнь.
 
Он глубоко вдохнул, прислушиваясь не только к вьюге, но и к морозу, трещавшему в воздухе.
– Люди перерождаются, Кай, – вдруг сказала Йенни, прервав недолгое молчание. Она запрокинула голову, глянув в небеса. – Я найду тебя в следующий раз. Кем бы в итоге ты ни стал.
– И что после? – Он слабо улыбнулся. Его взгляд коснулся свободной руки Йенни, повисшей вдоль тела.
– Не знаю. – Она криво улыбнулась, будто ее что-то развеселило. – Я об этом не думала…
Теперь и Кай улыбнулся вновь. Что-то темное и колдовское повисло в воздухе. Мрачное предчувствие того, что ныне свершится нечто важное и ужасное. Вместе с тем альвы в воде и воздухе заметались, сея еще больше хаоса. Кай заволновался о тех, кто остался на берегу.
– Ладно… ложись на этот чертов лед, – отводя взгляд, прошипела подрагивающим голосом Йенни.
Она с нечеловеческой скоростью шагнула к нему, и ее руки удивительно медленно легли ему на спину. Ледяные губы коснулись его губ в последний раз, и в последний раз сердце отозвалось на ее присутствие. В следующее мгновение Кай оказался на льду, а Йенни встала перед ним на колени. Перед глазами распростерся белый мир. Ничего, кроме огней альвов, он больше не видел в небе, но вскоре и огни исчезли, остались лишь льдистые глаза Йенни – пронзительные, глубокие, в отражении которых он видел себя. Его и ее радужки оказались словно зеркала, поставленные друг напротив друг.
Губы Йенни дрогнули, будто выдавая мимолетное сомнение. Но взяла она себя в руки быстро – взгляд стал внимательным и острым, пальцы крепче сжали рукоять, демонстрируя решимость.
– Я найду тебя… – пообещала Йенни, склонившись, а после поднялась, медленно занося руку с оружием.
Кай видел, как лезвие поднимается над его грудью, а затем начинает стремительно опускаться. На миг ему показалось, что он разглядел отсветы алой луны высоко над пеленой снега. Может, это был мираж или видение, посылаемое ему мозгом, не готовым к смерти. Как его сны, наполненные зловещими белыми розами и мотыльками. Он вспомнил о насекомых с трепещущими хрупкими крылышками, приходящих к нему каждый раз, когда он терял сознание. Они были его проклятием при жизни, может, станут чем-то большим после смерти?
Природные альвы хлынули к ним со всех сторон в слепом стремлении добраться до Осколка Зеркала разума быстрее той, что была призвана оберегать эту силу от остальных.
Кай прикрыл глаза за несколько мгновений до того, как лезвие кинжала устремилось к его груди. И в окружившей его тьме он вновь видел сотни белых роз и мотыльков, которые жадно захватывали его разум. Они были всюду, прорывались к нему сквозь тьму, словно желая проститься или спасти…
* * *
Caro m’è ‘l sonno, e più l’esser di sasso,
mentre che ‘l danno e la vergogna dura;
non veder, non sentir m’è gran ventura;
però non mi destar, deh, parla basso. Микеланджело Буонарроти. Рим, 247 (1546)[1]
А в следующее мгновение на Кая обрушился его сон, который он не смог вспомнить, когда очнулся у озера. Теперь он видел, как вокруг него засверкал золотой песок и зазвучала торжественная, сопровождаемая фанфарами музыка. Мир сверкал солнечным светом, пробивавшимся сквозь молочный туман, в котором виднелся человеческий силуэт – кто-то двигался ему навстречу. Кай сощурился, в недоумении пытаясь разглядеть существо, шагавшее к нему с золотыми фейерверками, вспыхивавшими позади, придавая ситуации абсурдную торжественность. Он приблизился, а Кай, разглядев мужчину, зашелся кашлем от шока.
– Давно не виделись, – задорно поприветствовал его Соманн, будучи полностью обнаженным. Через его шею была перекинута длинная сумка с золотым песком.
– Почему ты без одежды?! – воскликнул Кай потрясенно.
Сеятель глянул на свое тело, будто только что понял, что показался ему совершенно голый, и рассмеялся.