Я подарю тебе новую жизнь (СИ)

Зачем он снова возник в моей жизни? Зачем раз за разом все чаще напоминает мне о себе и о нас прошлых?! Почему мне так больно и как вновь научиться быть холоднокровной, когда больше всего на свете, хочется лежать на полу в позе эмбриона и выть от боли вместе с безысходностью?!
Я резко останавливаюсь посреди тротуара, чтобы перевести дыхание. Часто моргаю, в попытках прогнать дрожащие на ресницах непрошенные слезы, где-то на границе сознания, будто сквозь слой ваты, слыша возмущенное фырканье прохожих, которым теперь приходится меня обходить.
— Караул! Держи вора!
Громогласный женский крик заставляет меня очнуться. А следом, словно маленький вихрь из близлежащей булочной вылетает мальчонка, врезаясь прямиком в меня.
Да только и это стечение обстоятельств, абсолютно не становится для него помехой. Отряхнувшись подобно мокрому воробушку, он еще теснее прижимает к себе буханку обычного темного хлеба и снова срывается бежать, подальше от разъяренной продавщицы.
Я будто каменею. Сердце пропускает удар: один, второй, а потом снова начинает в приступе бешеной тахикардии. И в памяти каленным железом отпечатываются большие испуганные синие глаза мальчика. Точно такие же, как были у моего Саши…
Это было проведение. Тот самый шанс на жизнь, который я отчаянно молила на могиле сына. Иначе как объяснить появления ребенка именно в тот момент, когда силы совершенно покинули меня, я не знала.
— Сколько он должен? — голосовые связки не хотели поддаваться, поэтому мой вопрос больше был похож на набор каких-то невнятных звуков и букв.
— Что? — запыхавшаяся женщина, оттерла ладошки о белый фартук, завязанный на её округлой талии и уставилась на меня, нахмурив темные кустистые брови.
— Сколько он должен за хлеб? Я заплачу.
— Ваш что ли? — подозрительно протянула женщина, но сумму все же назвала, грозно наблюдая за тем, как я копошусь в сумке в поисках кошелька.
— Мой, — кивнула, вытаскивая купюру большего номинала, чем стоимость украденного хлеба.
— Воспитывать детей надо, дамочка, — продавщица вырывает у меня из рук деньги, окидывая мою фигуру осуждающим взглядом и покачав головой, идет прочь, бубня себе под нос про неблагополучных мамаш, которыми почему-то не интересуются органы опеки.
Я оглядываюсь в поисках своего беглеца, но ребенок давно затерялся в толпе снующих людей, вместе со своей добычей. И где искать его я даже не представляла.
Улица оживленная, дворов, где можно спрятаться, тоже уйма. А дитя явно было голодное, судя по тому с какой нежность он прижимал к груди эту несчастную копеечную булку хлеба и убежал он вероятнее всего недалеко, чтобы как можно скорее иметь возможность утолить свои потребности.
Прохожу немного вперед, заворачиваю за угол в подворотню, огибаю жилой дом и утыкаюсь в аварийное здание, которое давным-давно подлежало сносу, но у местных властей так и не дошли руки стереть его с лица земли.
Мысли путаются, от чего голова неумолимо начинает гудеть, вызывая ноющую боль в затылке. Но вопреки этому, сжимая кулаки, я продолжала идти.
Ступая по разбитым ступенькам бывшего многоквартирного дома, я мысленно молилась, чтобы мои догадки оказались правильными, и беглец прятался именно здесь. Что будет дальше, когда ребенок будет найден, я предпочитала не загадывать.
Заброшенное здание навевало ужас. Тут и там валялись старые детские игрушки, стены пестрели граффити и матерными словами. То и дело я подворачивала ноги, спотыкалась, огибая самые, как мне казалось, опасные участки. В воздухе пахло испражнениями, а на ступеньках и вовсе обитала мумия усопшей кошки, больше напоминающая тряпочку, чем когда-то бывшее живое существо.
Я обхватила себя руками и закусила губу, чтобы невольно не запищать от испытываемого ужаса. Место явно хранило в себе далеко не миролюбивые воспоминания и лишь страх, что я не найду ребенка, гнал меня дальше, невзирая на подозрительные шорохи и писк хозяйничающий по углам крыс и мышей.
— Ты кто? — детский голосок впечатался мне прямиком в спину, заставляя тело вздрогнуть от неожиданности.
 
Медленно обернувшись, чтобы не напугать мальчика своим ошалевшим видом, я облизала пересохшие вмиг губы и вперилась в него взглядом.
Ему было не больше семи лет. Столько же бы исполнилось Саше в этом году. И кожа его имела более темный оттенок, чем у моего сына, хотя возможно решающим был слой грязи и пыли не лице ребенка. А еще у него был шрам на лбу. Точно такой же как был у моего, но отраженный зеркально.
Ноги подкосились. Я уперлась ладонью в стену, чтобы окончательно не свалиться на грязный пол и смотрела, смотрела, смотрела…Любовалась каждой его черточкой, каждой родинкой, каждым пятнышком на чумазом лице. Словно вернулась в прошлое и видела в нем своего сыночка.
— Тебе плохо? — настороженно уточнил ребенок, но сделал несколько шагов назад, явно опасаясь меня и страшась.
— Нет, — я покачала головой. — Уже нет.
4.2. Сергей
«И, вспоминая меня
Ты, вспоминая меня
Вновь ненавидишь себя
Ведь она не я»
Artik Asti — Она не я
Сергей
Сажусь за руль, устало протирая лицо ладонью, чтобы хоть как-то прийти в себя. Еще ни один поход на могилу сына не вызывал во мне такую неподходящую в данный момент бурю эмоций.
Я вновь увидел Яну. Сидел рядом, почти касаясь её плеча своим и боролся с одержимостью просто обнять её, прижать к себе, вытереть мокрые от слез щеки.
Она изменилась. Похудела почти до неузнаваемости, осунулась. И лишь взгляд когда-то давно любимых глаз, остался таким-же невыносимо пустым, как и в последнюю нашу встречу.
Я предпочитал помнить её другой. Яркой, манящей, живой. Когда она бросалась в мои объятия и в глазах плескался нерастраченный океан любви. Когда глядя на нее, я не верил, что заслужил у судьбы в подарок чистое сокровище. Когда её облик, подсвеченный золотым сиянием, всегда стоял перед глазами, независимо от того был ли я рядом с ней или нет.
Я не видел других женщин. Их просто не существовало в моей жизни. После тяжелого рабочего дня среди искусственных улыбок и пластмассовых лиц, я летел домой, чтобы прижаться лбом к её груди и выдохнуть, пусть всего на один вечер, забыв, что за дверью моей тихой гавани, я вновь начну безудержную гонку за успехом и деньгами.
Только вот затем началась другая гонка. Гонка, где на кону стояла жизнь нашего сына. И в ней мы оба с треском проиграли.
Я банально устал. Устал гнаться за чем-то, устал от безуспешных попыток удержать Яну на плаву, когда как она заживо хоронила себя вместе с сыном.
Да, это было эгоистично с моей стороны. Да, я предал её в какой-то степени. Но сейчас что-то большее, чем чувство вины неистово билось в грудине, не давая мне мыслить здраво.
— И что это было? — напомнила о себе Вика недовольно, едва ли, не подскакивая от праведного возмущения на заднем сидении моего автомобиля.
Я бросил хмурый взгляд на отражение невесты в зеркало заднего вида и неопределенно хмыкнул. Из головы совершенно вылетело, что в салоне автомобиля я оказался не один.
— Хотел спросить то же самое. Что это было, Вика? Какого хр*на ты вообще полезла к моей бывшей жене?
— А что не так, позволь узнать? Ты сам сказал, что вы расстались без ссор и скандалов, по обоюдному согласию. Я думала, что тебе будет приятно, пригласи я её на наше бракосочетание, — Виктория независимо откидывает светлые волосы с плеч и принимает оборонительную позицию, скрещивая руки на груди и упрямо задирая подбородок. — А вот ты…
— Лучше молчи, — во мне начинает закивать гнев. Я предпочитаю не продолжать, но посыл и без этого ясен.
Я все чаще стал задумываться над тем, что со свадьбой мы поспешили. А с возвращением в мою жизнь Яны и подавно.
Любил ли я Вику? Возможно. Но явно не той всепоглощающей, жертвенной любовью, которую испытывал к Яне. Виктория была интересной, местами забавной. Она почти не раздражала и не выводила меня из себя. Всегда была рядом, но кроме благодарности долгое время я ни чувствовал ничего. Абсолютно ничего.