Пилюля (СИ)
– А я товарищ Сталин тоже стал сны видеть, – говорю я, определившись со сценарием. Глотнув заморского эрл грея, продолжаю:
– Снится мне типа фильм про войну, но без звука. Какие-то узкоглазые сражаются с другими узкоглазыми. У одних красное знамя со звездой, у других белое с кругом в серёдке, но не японское. И вот краснознамённики долбят белых в хвост и в гриву, а вместе с ними солдат с полосатым флагом. Белым деваться некуда позади море. И тут вдруг налетает полчище полосатых самолётов, приплывает стая огроменных кораблей. Авиация и артиллерия полосатых месит красных в фарш и высаживает в тылу десант. Теперь белые наступают. К красным приходит помощь от других узкоглазых. И война останавливается.
– И давно это… – генерал нервно закуривает, – давно сниться началось?… Про то, что авиакорпуса нужно разворачивать, а не авиаполки – это я понял. Ещё что снилось?
– Это после травмы. А снится жрачка нормальная, – говорю, пугаюсь вопроса "что за нормальная еда", и спешу перепрыгнуть, – ну, и бабы, конечно…
– Не, про баб не надо, – тушит папиросу, и кричит в сторону коридора, – Изотов… На утро к десяти вызови комдива триста третьей дивизии Лобова. А мой зам пусть цифры по реактивным подготовит: сколько пришло, сколько придёт. С Жарова (кивает на меня) подписку пусть возьмут о неразглашении. А то я тут наговорил много чего. Он у нас кто? Рядовой? Пусть лейтенантом оформят… Ты, Жаров, странный какой-то. Наш, но странный. Передо мной немеют все вокруг, а ты мне сказки рассказываешь и не боишься. Это у тебя после мозготрясения? (я киваю). Повезло тебе, если помогут твои сны – в долгу не останусь…
Наглею, и говорю:
– А можно авансом попросить?
– Ну проси. Люблю наглых. Только будь готов получить… – Сталин потирает кулак, наливает рюмку, закусывает лимоном, морщится и кивает мне.
– Я осенью хочу в Ниж… то есть в Горький перевестись к Маслову. В "Торпедо".
– Хрена себе, Изотов, вот… (тычет в меня пальцем) нужно таким вот пронырой по жизни быть. – вальяжно поучает ординарца генерал. Закурив, новую продолжает:
– И, что ты забыл в этом Мухосранске, – ржёт сын вождя над своей-моей шуткой.
Ну, Коля – стукач.
– Хочу новую методику в футболе придумать. Маслов молодых слушает, а не с говном мешает… Я б к нему и Колобкова Васю забрал. Я это к тому, что если уж просить, то по-крупному…
– Ладно. Будет тебе Горький. Если помогут твои сны (загибает один палец), если в хоккее медаль возьмёте (второй), и в футболе тоже (третий). Изотов, разбей. – И протягивает мне ладонь для скрепления договора. Потом говорит:
– Ещё, что вспомнишь – через Изотова передашь… Не, лично сообщишь. Изотов скажешь секретарю, что его без очереди.
Заходит Капитолина, вырывает из руки генерала бутылку, и говорит с нажимом:
– Двенадцатый час уже, а ты всё жрёшь и жрёшь… Тут к тебе вечером лярва крашенная приходила. Принесла приглашение от трикотажной фабрики. Смотрела на меня так, как будто ты её дерёшь во все дыры, а со мной лишь в отрубе лежишь бревном… Узнаю, что поехал туда… К маме уйду. Устала я.
Сталин машет нам мол на выход, а сам говорит супруге, обнимая:
– Что ты Капочка, никаких трикотажниц. Тут война на носу. А хочешь я тебе спою? Я ведь пел сегодня. Знаешь, как хлопали… А я для тебя бассейн построю. Пятидесятиметровый. Хочешь?
А ночью мне приснился сон про войну под известную дворовую песню… [20]
1 февраля 1950 года.
Темно. Звонит будильник. Встаю, выключаю. Колобок дрыхнет, источая алкогольные пары. Этот безотказный третий захотел в общаге продолжения банкета. У Папандопуло было. Хохлу – норм, а Васечка банный тазик обблевал. Пришлось ночью выносить.
Бегу. Хрустит снег под ботинками. Ара на дежурстве, у Стёпы – дама в номере, Колобок пузыри пускает. Я когда выходил, заметил как в доме напротив в окне дрогнула занавеска. И, вчера такое было. Мания преследования, наверное.
Встречаю Мстислава и барышень. Из последовавшего рассказа, выясняется, что Люба вчера вечером нарядная ждала возвращения Васечки с гулянки. Думала, что возьмёт его тёпленьким. Но, наш Ромео отказался "ехать в номера" и предпочёл банально нажраться.
Говорю расстроенной девушке:
– Любочка, у тебя очень красивый носик. Старайся держать его вверх. Всё у тебя будет хорошо.
– Правда? – с надеждой спрашивает влюблённая.
Я, щёлкнул ногтем по зубу, провёл пальцем по горлу:
– Зуб даю.
Мстислав пригласил всю команду на вечернее чаепитие в столовую у Художников. Двадцать пять лет красавцу сегодня.
– Передай ребятам, чтобы приходили. И Анечку обязательно возьмите. – чуть виновато просит юбиляр.
Чует свою вину за поражение. А у нас жизнь весёлая – то банкет, то ресторан, то чаепитие. Попёрло – так попёрло. А из Любочки выйдет жена-тигрица. Такие в девяностые на себе семью тащили и мужа интеллигента-хлюпика. Хотя она вряд ли даже по любви за хлюпика пойдёт. Это скорее участь Кати…
Утром позвонил Изотов:
– К десяти ноль-ноль быть в штабе в приёмной. Какая тренировка? Вы же вчера играли. Футбольная? Засунь её себе в жопу. Чтобы был как штык.
И не поспоришь. Дело государственной важности.
Пришёл. Дал подписку о неразглашении. Посмотрел на мой свежий лейтенантский приказ. Сижу, жду.
Чую драть будут за эти звёзды, как сидорову козу.
Заходят Василий Иосифович и незнакомый генерал-майор. Сталин секретарю, проходя в кабинет:
– Чаю нам с бутербродами. Георгий Агеевич только из Ярославля прилетел. (мне). Есть, что сказать? (киваю). Чего встал. Заходи.
Генералы повесили шинели. Сели за стол. Отхлебнули чайку. Я сижу, как истукан, смотрю на портрет вождя народов, пока его сын чаи гоняет. Тут, согревшиеся генералы уставились на меня. Я, приняв бодро-придурковатый вид, встал и как учил Изотов произнёс:
– Разрешите доложить?
– Это, Жора, у меня помощник-лейтенант. Как контузию получил – стал сказки рассказывать. Ты не смейся. Сказка ложь – да в ней намёк. А у этого намёки косяками прут только записывай. Готов Жора? А ты (мне) по существу давай. Без этого (помахал ладонью в воздухе).
Эх. Поехали.
Вдыхаю-выдыхаю:
– Я – командир авиакорпуса. (Генералы переглянулись). Разведка сообщила о появлении вражеских истребителей на расстоянии 200–250 километров от прикрываемого объекта. Радары ПВО сообщили: более двухсот целей, скорость 450–500, идут эшелонами по высоте. Даю команду: всем кроме дежурной эскадрильи – взлёт на перехват бомбардировщиков. Сам тоже взлетаю. Мы выходим на цель с превышением. Нас – пятьдесят. Их истребителей всех мастей – двести и двадцать огромных бомбовозов. Даю команду: атакуем на форсаже через две минуты со стороны солнца, работаем парами по большим без сковывания малых, удар-разворот на максимальной снова удар по большим, отход по команде, время пошло.
Наливаю воду в стакан. Жадно выпиваю, продолжаю:
– Из пушек расстреливаем бомберы, и маневрируя разворачиваемся. Их истребители дав бесполезный заградительный огонь не успевают за нами. Скорости – нет. Второй удар. Половина больших падает, ещё несколько дымят. Все оставшиеся бомберы разворачиваются в сторону моря под прикрытие своих кораблей. Мы уходим отрываясь от их истребителей на свой аэродром под прикрытие дежурной эскадрильи. Итог атаки: сбито двенадцать огромных бомбардировщиков и четыре истребителя противника. Наши потери – один МИГ.
Тишина. Генералы задумчиво смотрят на стол пытаясь ещё раз увидеть скоротечный рисунок боя. Тут Сталин встрепенулся:
– Ну, что Лобов? Как тебе мой лейтенант-медиум? Подкинул идеи?
– Интересно, – говорит Лобов, – это что же тактика немецких асов? Клюнул, и ушёл?… А, ты знаешь может получиться. У МИГов новых скоростёнка ого-го, И пушки издалека бьют. А уж попадут так дырища будет… А почему наших пятьдесят если корпус. Ах, да – война. Повыбивали. Так нужно заранее замену на Дальний Восток пригнать. Сколько? Сейчас посчитаем.