Пилюля (СИ)

– Там, это ждут тебя, – запыхавшись, – Аня уже переодеваться убежала.
Блин. Ни дня без приключений.
Поднимаюсь. Взволнованный маэстро Кац, теребя дорогую шапку:
– Уважаемый Юрий Андреевич, – начинает он, и я понимаю, что дело пахнет керосином.
– Сегодня вечером здесь в Городке должно состоятся торжественное собрание, награждение московских работников искусств и торжественный концерт за который меня назначили ответственным. Но, несколько артистов Большого театра и приданная им танцевальная группа застряли где-то в области. У них после концерта автобус сломался, а в грузовике наши звёзды ехать в Москву наотрез отказались. Автобус высылают уже, но на наш концерт они не успеют. Начало через час. Публика очень избалованная. (протирает лоб платком). Но, я слышал несколько песен, что исполнили ваши друзья (указывает на Колобка). Свежо. Свежо и необычно. Может и понравится… А у Вас что-нибудь в запасе есть?
Понимаю, что нужно ответить типа "Вы просите песен? Их есть у меня."
Но в ответ грязно и заковыристо матерюсь. Кац невозмутимо продолжает смотреть, теребя свою шапку. Понимая сложность момента встревает Колобок:
– Ты, что… Аня уже переодеваться побежала. Она мечтает о сцене, – и, не дождавшись ответа, машет на меня рукой и с противным скрипом садиться на свою кровать. Потом встаёт, глядя на меня как Ленин на буржуазию, поднимает таз с водой в котором мыл картошку…
А ведь после концерта будет банкет…
– Ну, ладно, – говорю, – спою пару новых…
Кац резко меняет выражение лица с просительного на назидательное:
– Только не кабацкий шансон (говорит с прононсом). Что-нибудь праздничное…
Колобок, ставя таз перед дверью, лезет с улыбочкой ко мне обниматься. Тут влетает сама знаете кто, и споткнувшись о таз вертится качающейся юлой. И с поразительной точностью садится своей пятой точкой в дребезжащий таз…
Аллес капут.
Смотрю на зал из-за кулис. В первом ряду "свежие" Народные артисты СССР – Ладынина, Орлова, Чирков и ещё кто-то менее узнаваемые. Самуил Абрамович за конферансье. Объявляет перед выступлением профессорских жён и детей, номера которых составили первую половину концерта. Зал реагирует на происходящее на сцене слабо. Лишь, вероятно, друзья и родственники новоявленных артистов хлопают не жалея ладоней. Завершает первую "художественную" часть меньшая наша "футболистка" Катя. Она вышла в школьной форме и эмоционально прочитала стих "Смерть пионерки" Багрицкого.
Ещё один хронический "совок". Вон как все притихли…
Похлопали нормально так. А вот и меня товарищ Кац объявляет. Волнуюсь ли я? Нет, наверное. Пилюля с Колобком вон кружат вокруг своей тени. Дрожат. На Пилюле новое чёрное платье с кружевами. Абрамыч подогнал. Она в нём прям модель из будущего. Нервно так улыбается мне, и поправляет платье. А у меня настроение как у волка из мультфильма "Жил был пёс". Щас спою.
Выхожу, сажусь. На меня смотрят десятки глаз. Нахожу глаза колобковой воздыхательницы Любочки. Подмигиваю ей, и начинаю… [10]
Орлова сидела закрыв глаза, может вспоминая свою тапёрскую молодость. С последним аккордом она посмотрев на окружающих "народных" первой захлопала, выводя соседей из дрёмы. Зал тоже похлопал. Без фанатизма. Смотрю уже на Орлову. Она приняла игру и кивает мне типа поехали… Включаю ей свою улыбку… [11]
Прочувствовав момент сзади выходят мои друзья и начинают в такт раскачиваться положив друг другу руку на плечо. Орлова растолкала сонного Александрова, улыбнулась другому соседу – Чиркову. Положила им руки на плечи и закачалась в стороны… К концу песни почти весь зал качался в такт музыке. Встав, посылаю публике воздушный поцелуй, вызвав весёлый смех.
Ведущий витиевато представляет нового исполнителя, вместо того, чтобы просто сказать: "Колобков Вася – Советский Союз".
 
В бок тыкается острый локоток:
– Ты на кого это там пялился?
– А, что, нельзя? – парирую.
– А мне можно на тебя смотреть? – по-еврейски продолжает разговор Аня. – сядь в первый ряд на место Самуила Абрамовича. Я на тебя смотреть буду, а то собьюсь…
– Ладно, – говорю, – смотри.
А Вася тем временем начал бодрую "Вершину" Высоцкого. Две другие песни Маэстро зарубил типа "не в тему". Мне же товарищ Кац указал на своё место скраю первого ряда:
– Рядом режиссёр Михаил Ромм. Не нагруби.
Я, улыбаясь и прижимая руку к сердцу:
– Ну, Вы же мою натуру знаете?
Пробираясь к месту вспоминаю, что эта фраза из какого-то детского фильма… Всё я на месте. Киваю соседу. Ответный кивок. Колобок встаёт под аплодисменты. Довольный Самуил Абрамович продолжает:
– А сейчас выступит Афанасьева Анна, медсестра из госпиталя. Она впервые споёт песни, которые для неё написал Юрий Жаров.
Врёт, как дышит.
И проводит рукой в мою сторону. Сосед удивлённо качает головой и протягивает руку. Молча жму. Кац продолжает заливаться соловьём про то какие мы все чудесные люди и какой чудесный вечер…
Какой чудесный день, ля-ля, трудиться мне не лень, ля-ля, со мной мой друзья и песенка моя…
Выходят Аня с Васечкой. Подруга находит меня взглядом, Колобок начинает играть… [12]
Поёт так, что каждое слово – прямое попадание в сердце. Гипнотизирующий влюблённый взгляд, грустная красивая улыбка. Но, я не поддаюсь. Плавали-знаем. А публика то прониклась. Вон все хлопают, даже профессора. Раскланявшись, Пилюля начинает вторую песню. С неё словно слетели оковы ответственности. Поёт легко и весело. Как будто у костра для друзей… [13]
После аплодисментов Самуил Абрамович объявил о продолжении банкета в столовой. Михаил Ильич Ромм пригласил меня за свой столик. Знакомлюсь. Кроме знаменитого кинорежиссёра за столом его жена – известная артистка Елена Александровна Кузьмина и художник Алексей Рудяков, который смущаясь поведал, что пригласительный билет ему отдал его учитель из ВГИКа – Иосиф Шпинель.
– Ну как же, – закусив, с улыбкой говорит Ромм, – мы с Иосифом Ароновичем мой первый фильм делали. А вы чем занимаетесь? – спрашивает он меня.
– Я помощник тренера в хоккейном клубе ВВС. Не играю из-за травмы.
– Зато поёте хорошо, – подключается артистка, – сами песни пишите?
– Да нет. Услышал где-то, запомнил… А Вы чем занимаетесь? – обращаюсь к молодому художнику, спеша соскочить со скользкой темы.
Тот, смущённый вниманием, начинает робко:
– Мы, с Михаилом Швейцером (Ромм кивает, мол знаю его) на "Мосфильме" хотим рыбаковский "Кортик" снять. Рыбакову книгу выпустили и с фильмом обещали помочь. Но, пока – тишина, может в Ленинграде возьмут. У Толи Граника на "Ленфильме" есть договорённость на детский фильм по сценарию Агнии Барто. Но, у неё после смерти сына проблемы с творчеством. Эх, был бы сценарий… – с сожалением произносит он.
– Так в чём же дело, – говорит с улыбкой Михаил Ильич, наливая по рюмкам себе и жене коньяк, – до конца вечера (смотрит на часы) целый час. Давайте сейчас придумаем основу, ваш Рыбаков распишет диалоги. И, вуаля, сценарий готов. Гоните денежки…
Рыбаков. Рыбаков. Это тот, что "Дети Арбата". Смелый мужик. Талант, хоть и антисоветчик. В мои пенсионерские "нулевые" "Дети Элиты" если б кто и написал, то только за бугром напечатали бы…
 
Отсмеявшись с нами, режиссёр спрашивает меня:
– Вы какую нибудь спортивную историю для детей знаете? Вы же спортсмен… Или для начала хоть одну фразу, чтобы от неё оттолкнуться… (выпивает коньяк).
Вспоминаю. Ведь недавно что-то мелькнуло в голове:
– Ну, Вы же мою натуру знаете? – говорю, и вижу заинтересованные лица.