Опасная беременность. Девочка Басманова (СИ)
С трудом зову его так.
Всё же двадцать лет жить без отца, а потом вдруг так перестроиться… тяжело. Говорю это только для того, чтобы быстрее привыкнуть. И ему, и мне.
— Да папа тебе уже проблем сделал, — усмехнувшись, свешивает руки, сцепив в замок. Смотрит на них, кажется, пытаясь успокоиться. — Знал бы, не отправил бы тебя туда. Но родители волновались. А он когда в запое – пиши пропало. Его только смерть вытащит.
— Я похожа на смерть? — оскорбляюсь и надуваю губки. Пытаюсь не киснуть хотя бы при Мироне. — Неужели всё так плохо?
— Сейчас? — поворачивается ко мне, осматривая явно опухшее после слёз лицо. — Очень. Тебе бы умыться.
— Ну, спасибо за поддержку.
— Не за что. Но я вообще не для этого пришёл.
— М? — вызывает у меня интерес.
— Булат приехал.
Внутри всё цепенеет и леденеет одновременно.
— Когда?
— Час назад.
— И что говорит?
— Ничего. Спросил, где ты. Ответил, что спишь. Сидит, ожидает, пьёт чай. Знаешь, по нему и не скажешь, что он пил безвылазно три дня.
Конечно. Та девушка постаралась. Воскресила его. Дала силы.
— Понятно, — отвожу взгляд в сторону, на поднос, где лежат несколько бутербродов и шоколадка. Рядом – горячий чай с брусникой. — Поэтому принёс мне завтрак, чтобы я не выходила?
Коротко кивает.
— Подумал, что ты не захочешь.
Это правда…
Но…
— Я выйду, — сжимаю ладони в кулаки. — Не хочу быть слабой перед ним.
— Я тебе доверяю.
Знаю… Не доверял бы – не позволил бы нам тогда поговорить. Ему жутко хотелось ударить брата. Но он сдержался. Чтобы мы смогли встретиться. Если бы тогда сразу же завязалась драка – мы бы уехали. Не знаю, в каком составе. Но кто-то из них – на скорой помощи.
— Но сначала, — игриво произношу и тянусь к бутерброду. Желудок урчит, прося покушать. Что и я делаю.
Отец встаёт с кровати, поправляет брюки. Даже в свой выходной одет стильно и красиво. Так и не скажешь, что ему почти сорок…
— Приятного. Не буду мешать.
— Спасибо.
Бодров вообще немногословен. Поэтому я и стараюсь общаться с ним так же, чтобы не надоедать.
Жалко, что, когда он уходит – весь мой запал куда-то пропадает.
Бью себя ладонями по щекам.
Соберись, Ульяна!
Откидываю одеяло в сторону, подлетаю к шкафу. Вещей там мало – я не успела перевезти сюда свою одежду, а новой купить удалось совсем немного. Мне очень неловко пользоваться деньгами Мирона, хоть он и вручил мне карту.
Стоя в одной пижаме перед зеркалом, поднимаю атласную майку, рассматривая плоский живот.
Опускаю на него ладошку и прикрываю глаза.
— Дай мне сил, малыш, — прошу его, приводя мысли в порядок.
Выхватываю из шкафа первое попавшееся платье. Бегу в ванную, принимаю душ, делаю маску, пытаясь придать лицу свежий вид. Получается плохо. Провожу с волосами несколько манипуляций, делая их вьющимися. Надеюсь, хоть они отвлекут взгляд от моей опухшей физиономии.
Чуть-чуть подкрашиваюсь, переодеваюсь.
С трудом выхожу из комнаты. Спускаюсь по лестнице вниз. Каждый шаг даётся с трудом, будто я иду на эшафот.
А там, внизу, сидя на диване, смотря в телефон и дёргая ногой, сидит моё персональное наказание и мой маленький ад.
Натягиваю улыбку, весело переступая через ступеньки. И как ни в чём не бывало бодро выдаю:
— Доброе утро!
И притягиваю к себе всё внимание Басманова.
Глава 64
Глава 64
Басманов резко поднимается с дивана, уставившись в меня своими тёмными, пугающими глазами. И страшно становится. От его присутствия, от его взгляда, от его запаха. Он заполнил собой здесь всё. Так и хочется открыть окно, проветрить и выкинуть в него заодно и Булата.
— Где отец? — стараюсь, чтобы голос звучал ровно, и делаю вид, что между нами ничего не случилось.
— Нам надо поговорить, — заявляет категоричным тоном, надвигаясь на меня, как ураган.
— Кажется, мы обо всём поговорили, — отвожу взгляд в сторону и соскакиваю с последней ступеньки. И сразу иду на выход из гостиной.
У Мирона большой дом – кухня находится в другой части здания. Туда я и направляюсь, не обращая внимания на незваного гостя.
Его тяжёлые шаги эхом разлетаются по всему коридору.
Следует за мной, недовольно кидает мне в спину:
— Нет. Мы обсудили не всё.
Его пальцы появляются у меня на запястье. И в следующую секунду я разворачиваюсь на пятках в домашних белых тапочках к Басманову. Этот дикарь дёргает на себя, вжимая в своё стальное тело.
А я мысленно прошу Бодрова появиться здесь и сейчас!
Куда же ты делся, а?
— Уль, — ласково называет меня по имени. В груди всё пульсировать начинает. Закусываю щёку изнутри, не давая себе размякнуть, превратиться в растаявшее мороженое. — Я был идиотом. Признаю. Нужно было рассказать тебе всё с самого начала о том, что мы братья. Но не родные, Уль.
— Неважно, родные вы или нет. Ты трахал свою племянницу!
Я не хотела ему об этом напоминать. Думала всё замять, начать жизнь с чистого листа и никогда не ворошить прошлое. Но мне хочется его осадить. Сделать больнее ещё. Заставить мучиться.
— Знаю. Но влюбился я в тебя до того, как узнал, что вы связаны.
Влюбился? В меня?
— Какая влюблённость? Особенно тогда! — как же раздражает его ложь! — Ты желал лишь вернуть флешку. Но вовсе не любил меня. Не лги мне, Булат, иначе наш разговор закончится прямо сейчас.
А вот теперь никто не мешайте, прошу! Скройтесь все!
Я только собралась с мыслями и могу смело, не плача, смотреть в его красивое и любимое лицо. В которое от злости хочется впиться ногтями! А потом прижать к себе и успокаивать его.
Вот что он делает?
Мудак!
— Ты думаешь, мне только она нужна была? Я тебя хотел. И добивался. Всеми грязными методами.
— Опять лжёшь, — горько усмехаюсь и пытаюсь вырваться. А он только сильнее сжимает моё запястье. Перемещает вторую ладонь мне на спину, на лопатки, прижав к своему торсу. Не на талию, как он делал это всегда.
Что изменилось? Чувства пропали? После того, как та баба ему отсасывала?
Конечно… Я ведь этого никогда не делала.
— Перестань. Я говорю правду. Узнав, что он твоей отец, просто не смог отступиться. И отдать тебя не мог. Он сказал, что найдёт тебе мужа. Угадай, какая у меня была реакция?
Я знаю об этом.
Бодров рассказал. Он действительно нашёл мне мужа, чтобы я ни в чём потом не нуждалась. Но потом планы поменялись. Когда узнал, что у нас с Булатом будет ребёнок. И всё зашло настолько далеко…
— Прятал тебя, решил, что заделать ребёнка – лучшее решение, чтобы никому не отдавать.
Сердце падает вниз. Перестаёт качать кровь.
Всё же он сделал это намеренно…
— Мирон бы ни за что не заставил тебя делать аборт. Он ценит семью, детей. И потом оставил бы нас в покое. Это было единственной возможностью остаться вместе без последствий. Думаешь, узнав о наших отношениях, брат спустил бы всё просто так?
Нет. Он бы убил его.
— Я хотел тебя защитить. Быть вместе. Да, грязными методами.
— Мог хотя бы сказать мне!
— Мог. Ошибался. Не думал, что всё дойдёт до того, что ты сделаешь аборт. Но малыш…
Аборт…
Что?
С чего он взял, что я его сделала? Я ничего подобного не говорила. Только о том, что ребёнка у него больше нет. Потому что он – только мой.
Неужели он воспринял эту фразу вот так?..
Боже мой…
— Пусть, — выпаливает, пока я пытаюсь собрать все мысли воедино. — Сделала аборт – ничего страшного. Нового заделаем. Только не обижайся на меня. Я детей от тебя ещё хочу.
Каждым словом добивает всё больше.
Когда бабушка говорила, что мы, женщины, любим ушами – она была права.
Потому что я готова расплакаться. Обнять его, сказать, что согласна на всё. Лишь бы обнял меня, поцеловал и успокоил.