Подвалы твоего сердца (СИ)

— Послушай, я не знаю, что произошло в Мэноре и почему ты старательно игнорируешь меня, но тебе не кажется, что это уже слишком? Танец старост — не моя прихоть и даже не маловажный элемент выпускного, который можно с легкостью вычеркнуть из плана. Не мне говорить тебе о том, как директор предана традициям. Будет лучше, если я все-таки узнаю причину твоей нерасположенности. Тогда мы сможем двигаться дальше. Поверь, — он пристально взглянул в её глаза. — Я сделаю все, чтобы искупить свою вину, если таковая вообще есть.
— Ты сам все прекрасно знаешь! — Гермиона, несмотря на положение подавляемой, гордо вздернула подбородок. Стыд вставал комком в горле, и девушка не могла пересилить себя и вспомнить о том нелепом розыгрыше Нотта. — И дело совсем не в моем желании танцевать с тобой!
— Тогда в чем?
— Ты же знаешь про чары, — едва слышно прошептала она, опасливо оглядываясь по сторонам. — Они не позволяют мне касаться других мужчин.
— Но в Мэноре…
— Мы танцевали всего пару минут. Чары посылают болевые сигналы. Я думала, что это случайность, но когда поинтересовалась у миссис Малфой, она подтвердила мою догадку. Заклятье спадет незадолго до выпускного. Нам нужно найти способ репетировать танец, не касаясь друг друга.
— Это абсурд, — разозленно заключил Нотт, отступая от вжавшейся в подоконник девушки. Она выглядела и без того подавленной. — Как ты себе это представляешь?
— Не знаю. Нужно подумать.
— Есть только один выход: снять чары незамедлительно. Я постараюсь отыскать информацию в фамильной библиотеке, но на это потребуется некоторое время.
— Зачем? — внезапно перебила его Гермиона, недоверчиво смотря исподлобья. — Чего ты хочешь добиться?
— Ты умная ведьма и если сложишь все происходящие события в одну картину, уверен, сможешь найти ответ на свой вопрос, — он лукаво улыбнулся, мастерски уходя от прямого ответа. — Я постараюсь найти обратное заклятье как можно скорее, и, когда это случится, надеюсь, ты откроешь мне тайну своей очаровательной обиды и мы сможем поговорить. Пообещай мне.
— Теодор, — Гермиона вымученно вздохнула и отвела глаза в сторону. Нотт был слишком обходителен для того, чтобы общаться с ним в пренебрежительном тоне.
— Пообещай, Гермиона.
Тот низкий голос, которым он произносил её имя, буквально завораживал. По телу неосознанно пробегала волнующая дрожь, ногти нервно впивались в ладони. Волшебница несмело подняла взгляд, заведомо зная, что проиграет напору Теодора.
— Хорошо, — она неуверенно кивнула, с опаской наблюдая за движениями слизеринца. Нотт одобрительно усмехнулся, и, бросив на неё короткий оценивающий взгляд, развернулся и пошел вперед. Только тогда девушка смогла спокойно выдохнуть. Сердце трепетало в груди, словно сумасшедшее. В голове начали зарождаться догадки о гипотетической невиновности Теодора. Может быть, кто-то другой зачаровал цветок? В конце концов, вряд ли слизеринец стал бы донимать её расспросами слишком долго, если бы хотел просто посмеяться.
Гермиона, совсем скоро приняв прежний собранный вид, отправилась на занятие по трансфигурации. К счастью, этот предмет вели два профессора, и поэтому курс был разделен. Гриффиндор занимался с Пуффендуем, а Слизерин — с Когтевраном. Видеть не хотелось ни Нотта, ни Малфоя. Последний больше всего раздражал Гермиону. В её памяти все еще были живы те чудовищные моменты осознания собственной беспомощности — лишение магии по праву считалось пыткой. Но слизеринец делал вид, будто ничего не произошло, и это ощутимо задевало. Нет, девушка не ждала пышных слов благодарности или лучшего отношения (что, конечно, не было бы лишним), однако игнорирование превышало все допустимые рамки приличий. Драко не снисходил даже до едкого сарказма, не говоря уже о других выпадах в её сторону. Они виделись каждый чертов день с момента возвращения из Малфой-мэнора, но упорно делали вид, будто ничего не произошло. Память Гермионы блокировала момент их спонтанной близости, потому что и без этого проблем было достаточно. Волшебница не желала размышлять о своих ощущениях и мыслях в тот момент, потому что они не вписывались в рамки объяснимого. Точнее, кое-какое оправдание на случай угрызений совести все-таки было: гриффиндорка считала, что это проделки связывающей магии. Самым большим и тяжелым признанием для девушки стало то, что её физически привлекает Малфой. В момент, когда он был так близко, Гермиона четко ощутила, как перекрывает кислород поднявшаяся внутри неё волна эмоций. Тепло чужого тела не раздражало, как обычно, а дарило чувство защищенности, и, как ни странно, уверенности. Губы Малфоя оказались прохладнее её кожи, а эти мягкие, совершенно не свойственные ему прикосновения до конца выбили из головы остатки мозгов. Гриффиндорка еще не знала близости физически, но в тот момент желала её, как никогда раньше. Рону не удавалось расположить её к занятиям любовью, сколько бы он ни старался, сколько бы ни уговаривала себя сама девушка. Малфою хватило пары слов, произнесенных влажным шепотом, и нескольких прикосновений, чтобы волшебница почувствовала внизу живота тугой узел, требующий того, чтобы его поскорее распутали. И то разочарование, когда он отвлекся от неё… Дальнейшие размышления Гермиона резко пресекала, потому что боялась того, к чему они её впоследствии приведут.
 
Следующей проблемой, требующей немедленного разрешения, была постановка танца с Теодором. Поскольку Гермиона с некоторых пор не могла касаться парней, исключая Малфоя, то репетиции вальса с Ноттом оказывались под угрозой. Волшебница почти не верила в то, что Теодору удастся найти обратное заклятье, а другого выхода из ситуации пока не предвиделось.
— Смотри, куда идешь! — кто-то выдернул её из задумчивости грубым толчком справа. Почти в это же время дверь кабинета, нужного Гермионе, резко распахнулась. Оттуда, весело переговариваясь, выбежали третьекурсники.
— Малфой? — недоумевающе вскинув взгляд на возникшего буквально из ниоткуда слизеринца, девушка с облегчением подумала, что ей удалось избежать болезненного удара о дверь. Приказав себе впредь не уходить в размышления настолько глубоко во время перемещений по замку, волшебница повела плечом, вдруг явно ощущая на нем тяжесть юношеской ладони. На удивление, Малфой не отдернул руку в жесте притворной брезгливости, а, удостоверившись, что Гермиона в порядке, спокойно отпустил её. Медленным взглядом оценив внешний вид гриффиндорки, на прощание он впился взглядом в древесное мерцание её глаз. Уже очень давно Драко не находился так близко с той, к которой был привязан чарами. И за это они его хорошенько мучили. Постоянная тоска, апатия и желание увидеть Грейнджер изводили и уничтожали слизеринца. Казалось, самой Гермионе было все равно, но Блейз говорил, что она не сводит с Малфоя испытывающего взгляда каждый раз в большом зале. Драко, выслушивая это, неосознанно усмехался, и его настроение мгновенно улучшалось. Но юноша держал слово, данное себе в тот злополучный вечер. Он решил никогда больше не приближаться к Грейнджер. Ведь что можно было ожидать от девицы, так спокойно порхавшей из рук в руки? Когда он увидел её, танцующую с Ноттом, что-то внутри оборвалось. Всю следующую ночь он не спал, наблюдая за тем, как Гермиона дремлет на софе в комнате с камином. Его раздражали ухлестывания Нотта, раздражало видимое спокойствие Грейнджер, но больше всего раздражало собственное раздражение. Почему он был так зол, наблюдая за тем, как гриффиндорка краснеет под томными взглядами Теодора? Малфой решил, что девчонка должна была понести наказание за то, что заняла в его мыслях слишком много места. Он умело игнорировал Грейнджер, и это имело свои плоды, которыми Драко был абсолютно доволен. Гриффиндорка изводилась, но Малфой с досадой понимал, что наказывает себя в равной с Грейнджер степени. Может, даже чуть больше. И сейчас, когда он совершенно спонтанно рванулся отстранить её, уткнувшуюся взглядом в пол, от открывающейся двери, Драко мысленно чертыхался. Незапланированные поступки бесили его.