Подвалы твоего сердца (СИ)

— Есть один серьезный разговор насчет Люциуса.
— Я не желаю об этом разговаривать, — тут же ощетинился Малфой, вскакивая с кровати.
— Кто-то помогает заключенным Пожирателям. Месяц назад мой отец тоже предпринял попытку побега.
Драко, уже намеревавшийся скрыться из комнаты, застыл недалеко от двери. Нотт не шутил: об этом говорил его чертовски напряженный вид и плотно сжатые губы.
— Авроры все еще гоняются за сбежавшими Пожирателями, — пожал плечами Драко.
— Да, однако это бессмысленная погоня. Судя по всему, остались самые сильные и искусные. Они умудряются скрываться от Министерства и в то же время помогать заключенным. Это опасные волшебники, Драко. Они могут прийти и за нами.
— С какой стати? — огрызнулся Малфой, используя ярость как щит. Он содрогался всем телом, когда думал, что ему снова придется вступить в ряды темного движения.
— Наши отцы — главы влиятельных семей магического мира, но сейчас прозябают в тюрьме. Пожирателям необходимы свежие силы.
— Но Волдеморт умер! Его больше нет! — Драко зажмурил глаза, пытаясь прийти в себя. — Мы не обязаны больше бояться.
— Обязаны, — Нотт подошел ближе. — Я навещал отца после его побега. Он одержим идеей возрождения армии Пожирателей. Надеюсь, его никогда не выпустят из Азкабана.
— Хороший из тебя сын, — ядовито выплюнул Малфой.
— Лучше лишиться отца, чем рассудка и совести, — твердо ответил Нотт, отводя взгляд. Драко выглядел взбешенным. — У меня нет метки, но это не значит, что я не нахожусь под ударом. Мы должны быть осторожными, Малфой. Лучше держаться вместе.
— С чего ты взял, что мне нужна чья-то помощь? Может быть, я и есть тот, кто помогает Пожирателям!
— Нет, — Теодор пристально посмотрел прямо в глаза однокурснику. — Если бы это было так, ты бы не стал пытаться избавиться от метки всеми возможными способами.
Драко отвернулся и, негромко фыркнув, вышел из комнаты, оставляя после себя лишь неловкое молчание.
***
— Ты же понимаешь, что нам следует поговорить? — Рон пронзил волшебницу серьезным взглядом, догнав в одном из коридоров школы.
— О чем? — наигранно удивилась Гермиона, пытаясь скрыть хлещущую через край обиду. Она не должна была злиться на Рона за его измену, ведь сама заговорила про расставание, но просто не могла простить то, что он так быстро перекинулся на дешевку Браун.
— Ублюдок чем-то угрожал тебе? — не отступал Рон, схватив её за запястье. Они остановились в нише, чтобы не мешать плотному движению студентов.
— Просто не трогай его, — устало прошептала Гермиона. После ночи без сна она чувствовала себя отвратительно. Глаза слипались, мозги казались свинцовыми и работали отвратительно.
— Почему ты его защищаешь? — ошеломленно хлопая ресницами, спросил Рон, ослабляя хватку. Он не понимал, что происходило с Гермионой в последнее время, но точно знал одно: это ему совершенно не нравилось.
— Я в порядке. Не нужно создавать лишних проблем, — Гермиона попыталась отстраниться. После услышанного в библиотеке ей не хотелось даже видеть Рона, ведь он всегда казался ей не таким, как все остальные. Все это время в глазах Грейнджер он был надежным и верным, и от ошибочности собственных убеждений становилось больнее.
— Да что происходит?! — выходя из себя крикнул Рон, и некоторые ученики заинтересованно обернулись.
— Я сказала, что мы должны расстаться — ты согласился. И, кажется, уже нашел замену. Поразительная ловкость и реакция, Рональд! Неудивительно, что ты хороший вратарь, — раздраженно рявкнула Гермиона, рывком огибая преграждающего ей путь Уизли.
Гермиона удачно скрылась в толпе, решительно настроившись во что бы то ни стало до конца дня больше не сталкиваться с Роном. Он раздражал её одним лишь своим обеспокоенным взглядом. Хотя Гермиона понимала, что поступала неправильно, игнорируя попытки Рона разобраться в сложившейся ситуации, так было почему-то легче. Ко всему прочему, ставить Малфоя под удар после случившихся с ним событий не очень хотелось просто из человеческого сочувствия. Думая о нем, Грейнджер жмурилась и хотела поколотить себя за то, что позволила чувствам взять верх. Да, ей стало жаль окровавленного Малфоя. А гриффиндорцы никогда не сокрушают врагов, когда те морально сломлены и ожидаемо уязвлены…
 
«Но и не обнимаются они с ними точно…» — ехидно прошипело подсознание, и Гермиона остановилась, снова сжимая зубы в бессильной злости на себя. Что-то внутри так противно щекотало внутренности, что хотелось просто умереть. Но эти чувства притуплялись, когда она вспоминала о том, какой ледяной была кожа Малфоя и какой обреченностью блестел влажный измученный взгляд, когда он просил её остаться. Гермиона искренне считала, что во всем были виноваты чары: это они породили внутри жгучее желание прикоснуться нежнее, притянуть ближе и оградить от страданий. Отдавая остатки собственного тепла, Гермиона словно защищала раненого слизеринца от едкого пространства убогой хижины, пропитанной запахом гари и крови. Бессилие выводило из себя, но чувство нужности давало силы к жизни.
После Битвы все эмоции как-то схлынули, оставляя после себя лишь пустоту. Никто не понимал, что следует делать после того, как Война закончилась. Юноши и девушки, так или иначе замешанные в Битве, оказались в рядах потерянных подростков. С одной стороны, они все еще были молоды и моменты детства преследовали их в приятных снах, но с другой — они перенесли дни, которые уничтожили остатки незрелости и легкомыслия. Именно поэтому, как казалось Гермионе, преподаватели пытались возродить ту атмосферу, что царила в Хогвартсе задолго до начала смутных времен. Макгонагалл объявила о вечеринке в честь Кубка Школы, и это было своеобразным жестом извинения за тяжелую пыль Войны в головах студентов.
— Герм! — окликнул её кто-то из толпы, и волшебница, нервно вздрогнув, обернулась. Рыжая макушка, мелькающая среди идущих, стремительно приближалась к ней. — Ну наконец-то! Рон нам все рассказал. Послушай, я хочу извиниться, — Джинни рухнула на уставшую волшебницу с объятиями.
Хотя Гермиона была бы рада перенести разглагольствования на некоторое время, внезапный порыв подруги облегчил страдания её сердца. По крайней мере, Джинни больше не игнорировала её и не прожигала укоряющим взглядом.
— Да-да, я все понимаю, — мягко отстраняя руки Уизли, улыбнулась она. — Давай поговорим об этом позже, хорошо? Я очень устала.
— Конечно! — тут же закивала Джинни. — Только пообещай мне, что сходишь с нами в Хогсмид после матча в субботу. Мы так давно не выбирались куда-то все вместе!
— Обещаю, — поспешно ответила Гермиона, хотя знала, что, возможно, пожалеет об этом согласии.
— Чудно! Тогда до вечера! — так же стихийно, как и появилась, Джинни исчезла в толпе. Она походила на маленький неугомонный ураган, полный жизни и эмоций. На фоне подруги Гермиона чувствовала себя ущербно, потому что единственным ощущением, которым она до сих пор располагала в переизбытке, было чувство усталости.
***
В субботу солнце, до этого продолжительное время прятавшееся за густым сосредоточием облаков, все-таки соизволило выглянуть и просиять. Поле для квиддича выглядело оживленным и очень праздничным: украшения на башнях развевались при порывах легкого весеннего ветра, а зеленая трава вокруг поля переливалась всеми оттенками салатового, и сверху казалось, будто неведомые силы пригибают стебли растений, заставляя их образовываться в широкие травянистые волны.
С трибун раздавался оглушительный рев, когда обе команды поднялись в воздух. Малфой окинул взглядом поле и напряженно поджал губы. Блейз завис неподалеку и весело подмигнул, хотя тоже испытывал некоторое волнение. После битвы это был первый раз, когда команда Слизерина выходила на поле для полноценной игры. Энтони Филт нарезал круги, раздраженно перекладывая биту из одной руки в другую и косо поглядывая на Малфоя. Драко понимал, что с таким союзником нужно было быть все время начеку. Против воли он пробежался по трибуне Гриффиндора взглядом, выискивая бледное лицо Грейнджер в толпе. Но то ли Драко смотрел недостаточно долго, то ли волшебницы действительно не было — осталось неизвестным. Раздраженно фыркнув, Малфой сделал еще один кульбит в воздухе, пытаясь справиться с так некстати родившимся раздражением.