Подвалы твоего сердца (СИ)

— Приказываешь мне? — Драко нагло усмехнулся, провожая волшебницу грустным взглядом.
— Да, — невозмутимо ответила она, и, направив палочку на бутылку огневиски, заставила ту исчезнуть.
— Осторожно, Грейнджер, я кусаюсь, — вскинул брови юноша и закусил губу, наблюдая, как щеки гриффиндорки сразу же наливаются розовым.
— Ничего страшного. Я сделаю укол против бешенства.
Мягко усмехнувшись, Гермиона снова наложила на себя чары невидимости и проскользнула за дверь. Едва тишина сковала воздух комнаты, Драко откинулся на постель и закрыл глаза. Нужно было отдать должное Грейнджер — ему полегчало. Они разговаривали о всякой ерунде, и это странным образом отвлекло от неприятных мыслей. Из-за бессонных ночей Драко был совершенно разбит, а потому сознание, успокоенное тихим шепотом девушки, тут же захватил в плен крепкий сон.
Когда слизеринец снова открыл глаза, в комнате было абсолютно темно. Светильники, волшебным образом имитирующие солнечный свет и извещающие жителей подземелий о световом дне, погасли, а это означало, что Хогвартс охватила глубокая ночь. Драко поморщился от небольшой головной боли и сухости в горле, а потом потянулся за палочкой. «Люмос» ударил в глаза, и юноша зажмурился, пытаясь прийти в себя. Блейз спокойно сопел на соседней кровати, свесив руку к полу. Малфой усмехнулся и тихо опустил ноги на пол, стараясь не слишком скрипеть кроватью. Забини определенно заслуживал отдыха. Всю неделю Малфой беспрестанно орал на Блейза, однако был ему за это невероятно благодарен. Орать ему больше было не на кого. В основном давили на Малфоя, и, если бы не друг, Драко просто сошел бы с ума от мыслей, сверлящих виски.
Слизеринец провел рукой по растрепанным волосам, а потом снова опустил ладонь на холодное покрывало. Под пальцами почувствовалось нечто инородное, и Драко, нахмурившись, поднес палочку ближе. В тусклом освещении «люмоса» блеснула гладкая светлая прядь волос, перевязанная черной лентой. Слизеринец ощутил, как нечто холодное и склизкое сдавливает его горло и мышцы изнутри. То был необъяснимый, дикий и сокрушительный страх. Рядом с прядью волос виднелся сложенный пергамент, испачканный темными пятнами. Об их происхождении Драко решил даже не думать, и тут же схватил листок, судорожно-быстрыми движениями разворачивая его.
«Юный Лорд Малфой!
Пришло время отмщения за каждое преступление, совершенное миром против тебя! Приди к нам и прими нашу преданность как единственно мощное оружие, воспари над недостойными и повергни их в бездну отчаяния. Не их ли агоний и молитв о прощении ты желаешь сейчас? Люциус погиб, но погиб не зря. Пожертвовав своей жизнью, он доказал, что жалкие твари, называющие себя волшебниками, больше недостойны находится рядом с нами. Их место внизу, под нашими ногами. Посей же справедливость в этом отвратительном грязном мире! Приходи к Северной башне завтра ровно в полночь и обрети преданных союзников и власть. Прими верное решение.
Твои верные
ПСы»
Малфой еще раз посмотрел на локон волос. Они определенно принадлежали Люциусу. До боли сжав зубы, Драко смял письмо в руке, а потом затолкал его в карман брюк. Сердцебиение слышалось в висках, ладони вспотели. Несколько долгих минут слизеринец был похож на мраморную статую — бледную и мертвенно-неподвижную. В его голове перемешались все слова, сказанные ему за эту мучительную неделю. Каждый старался ужалить побольнее, и даже долгие сочувственные взгляды приносили чувство тошноты. Драко казалось, что Грейнджер смогла забрать всю боль, однако гнев разорвал оковы самообладания, и Малфой наконец подумал об отце.
Он намеренно не вспоминал о Люциусе уже долгое время, потому что знал: эти мысли выведут его из себя, а перед Министерством и Авроратом было необходимо держать лицо. Но теперь, в руках с последним, что от него осталось — прядью волос — Драко просто не смог игнорировать боль, царапающую сердце теперь так сильно. Глаза защипало от злых слез, но Малфой машинально зажмурился, прогоняя их и выходя из оцепенения. Понимание безвозвратной потери уже устойчиво поселилось в его голове, и из груди начали рваться болезненные и тяжелые выдохи. Казалось, кто-то схватил его за горло и принялся душить. Таким опустошенным и одиноким Драко не чувствовал себя уже довольно давно. Последний раз — в прошлом году, когда он рыдал от осознания собственной мерзости в туалете, в зеркало разглядывая монстра, в которого превращался.
 
Через некоторое время Драко приказал себе успокоиться и еще раз перечитал письмо. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, он вгляделся в почерк и попытался вспомнить, видел ли его прежде. Пожиратель, написавший это, был в школе, и вероятность того, что слизеринец знал его, была огромной. У Малфоя была хорошая зрительная память, но даже через некоторое время пристального изучения почерка ему не удалось распознать написавшего письмо.
Среди ночи делать что-то было бы бессмысленно. Драко решил все хорошенько обдумать, прежде чем нырять с головой в эту отвратительную проблему. Идти на встречу было бы однозначным принятием стороны Пожирателей, а неявка? Что они сделают, если он проигнорирует их приглашение? И такая слащавая подпись — верные ПСы! Может, они и с просьбой оставить его в покое смирятся? Но в душе, как предатель, засела мысль о том, что месть действительно будет сладка. Понемногу развиваясь и разрастаясь, она вытесняла остальные рассуждения и вскоре стала похожа на недостижимую сказку, в которую Драко даже боялся поверить. В словах Пожирателей был смысл. Магический Мир сделал все, чтобы Малфой стал в нем изгоем, так почему он должен был терпеть это? В конце концов, он не был виновен в том, что родился в семье, одержимой чистотой крови и воспитан в соответствующей манере. Так же как и не был виноват в том, что не смог отречься от семьи, попавшей под влияние Темного Лорда. В том, что не смог выполнить единственный приказ и потому заставил страдать столько неповинных людей.
Драко не сомкнул глаз, тщательно обдумывая выход из ситуации. С одной стороны, Пожирателям доверять было никак нельзя, а с другой — доверять больше было некому. В любом случае Малфоя ждала неизвестность, однако обещания в послании выглядели весьма привлекательно. Под утро проснулся Блейз, и, что-то невнятно пролепетав, начал медленно собираться на занятия.
— Почему ты так странно смотришь на меня? — слизеринец посмотрел на Драко, слегка сощурившись. — Я разговаривал во сне?
— Нет, — Малфой отмер, тут же отворачиваясь от Забини. Впутывать и его в это темное дело не стоило. Блейз вряд ли мог хоть чем-то помочь. Возможно, Нотт сейчас был бы очень кстати, но он уехал. Только теперь Драко понял, что исчезновение Теодора абсолютно точно связано с Пожирателями. Неужели Нотт перешел на их сторону? Это было на него совершенно не похоже, но обстоятельства говорили об очевидном.
— Тогда поспеши и собирайся. Первым занятием у нас трансфигурация у Макгонагалл. Не буду тебе напоминать, что она делает с опоздавшими, — усмехнулся Блейз, продолжив собираться. Он не заметил ничего странного за привычно хмурым выражением лица Малфоя. Драко подумал, что это к лучшему.
За завтраком он ловил странные взгляды Пэнси. Слизеринка слишком очевидно проявляла свою никому не нужную жалость, и это раздражало еще больше. Каждое движение Малфоя отдавало нервозностью и злостью, и сидящие рядом однокурсники не могли этого не заметить. Чтобы не привлекать еще больше внимания, Драко покинул стол Слизерина раньше всех и решил побродить по замку до начала занятий.
 
Гермиона наблюдала за слизеринцем с самого утра, и, когда он покинул общий зал, направилась за ним, кажется, даже забыв попрощаться с друзьями. Ночью гриффиндорка проснулась от тянущей в груди боли. Сомнений быть не могло — это из-за Малфоя. Бежать на его поиски ночью было бы абсурдно, и девушка, заставив себя успокоиться, пролежала без сна до самого утра, раздумывая над тем, почему Драко испытывал душевные муки. Конечно, это было очевидно, но Гермиона все равно удивлялась. Ей казалось, она смогла избавить Драко от неприятных мыслей.