Изоморф. Дилогия (СИ)

– А в мастерской он как специально не ест и не пьет, – со вздохом сожаления поведал я Максу свои недавние открытия. – Слугам туда заходить запрещено. Жена у него вообще наподобие декорации работает. Как только Дартье уходит в мастерскую, дверь туда мгновенно блокируется, защита на окнах тоже становится активной. И до тех пор, пока старик не захочет, туда без его ведома никто не войдет и не выйдет.
– Тогда остается разбой. Пробираешься в мастерскую ночью. Несешь с собой какой-нибудь ядовитый отвар. Дожидаешься утра. Прямо на входе оглушаешь старика дубиной. И пока он приходит в себя, насильно поишь его своей бурдой до тех пор, пока он не сомлеет.
Я в сомнении поскреб подбородок.
В принципе, план, хоть и далек от изящного, вполне осуществимый. За одним только большим «но»: когда Дартье работал с короной и снимал малый купол, то одновременно с этим активировался большой. Тот, о существовании которого я поначалу лишь догадывался, а увидел его гораздо позже. То есть во время работы мастер сам себя запирал в клетку. И открывал ее только после того, как возвращал на место малый купол.
Проще говоря, защита оказалась дублирующей, а мастер – еще большим параноиком, чем хитроумный тан… как там его… Алдурр.
Честно говоря, к середине второй недели я и впрямь был готов опустить руки, потому что реально не знал, как обойти эту проклятую защиту. В лоб ее бодать было бесполезно, хитрость применить не удалось, ловкость рук тут ничего не решала… в общем, как ни крути, все равно получался затык.
– Ты когда зверушку освободишь? – в самый неподходящий момент осведомился Макс, сбив меня с умной (естественно, с самой важной) мысли.
Я, не успев запихнуть в рот очередной бутерброд, скривился.
– Думаешь, надо?
– Она там киснет, – шепотом поведал дом, когда я все же откусил бутерброд и принялся активно жевать. – И голодная, небось. Вон, даже на стены бросаться перестала.
Отодвинув в сторону разлегшегося у меня на ноге Второго, я поднялся из-за стола, аккуратно обошел сонного Третьего, успокаивающе махнул остальным и не слишком охотно выглянул в коридор.
Нурра лежала на полу, с тоской глядя на меня снизу вверх и больше не проявляя ни малейшей агрессии. Ее маленькие ушки печально обвисли, рубиновые глаза потускнели, чешуйчатый хвост даже не дернулся, когда я подошел ближе. И вообще, она выглядела унылой, подавленной и, я бы даже сказал, что убитой.
Подумав, я присел перед ней на корточки и хмуро взглянул на живой артефакт.
Нурра не пошевелилась.
– Устала? – с беспокойством поинтересовался Макс, а следом за ним из комнаты выбрались любопытствующие улишши и, сгрудившись вокруг мешка, тоже вопросительно на меня уставились.
Я, подумав, качнул головой.
– Ослабла. Как любому артефакту, ей нужна энергия. А когда батарейка разрядится окончательно, это чудовище, наверное, снова станет металлической болванкой.
– Не хочешь ее выпустить? – вкрадчиво спросил дом.
– Зачем? Чтобы она опять тут бардак устраивала?
– А если она больше не будет?
Я внимательно посмотрел на Пакость, и та, словно и впрямь что-то понимала, неуверенно встрепенулась.
Я помолчал, глядя на создание, которое доставило нам столько хлопот. Подумал. А потом раздельно сказал:
– Я. Тебя. Сюда. Не звал. Ты не была мне нужна тогда и не особенно нужна сейчас. Даже бриллианты, которые ты производишь, не та вещь, ради которой я готов тебя терпеть.
Нурра сжалась, а ее рубиновые глаза стали совсем несчастными.
– У тебя всего один шанс, – так же ровно повторил я. – Если еще раз откажешься подчиняться, я запру тебя на изнанке навечно. В этом же самом мешке, где тебя никто, кроме меня, не найдет, и где у тебя уже никогда не будет нового хозяина. Ты меня поняла?
Пакость тяжело вздохнула и кивнула.
– Тогда вылезай, – хмуро бросил я и одним движением разорвал барьер. – И упаси тебя твой нуррячий бог еще раз меня разозлить.
Нурра, отряхнувшись, тут же юркнула куда-то в сторону, успев прошмыгнуть между лап не ожидавших такого исхода улишшей, а затем спряталась под потолком.
 
– Покорми ее, – велел я дому, поднимаясь на ноги.
Макс встрепенулся.
– А ты куда?!
– К ювелиру. Два дня осталось до окончания срока. Пора уже на что-то решаться. Или не решаться совсем, чтобы не позориться.
  
Глава 22
 
Из дома я вышел несколько позже, чем собирался. И, как следовало догадаться, причиной этого снова стала Пакость.
Нет, на этот раз гадостей она делать не стала. Когда Макс положил перед ней целую горсть золотых, нурра с жадностью накинулась на еду. Но стоило мне только шагнуть к выходу, как она тут же все бросила и помчалась следом, тихо и просительно вереща:
– Мя-а-а-а!
– Что? – насупился я, когда нурра прыгнула на мой сапог и вцепилась в него передними лапками. – Со мной пойдешь?
– Мя!
– Давай тогда быстро. У меня нет времени ждать, когда ты насытишься.
– Возьми с собой золото, – посоветовал Макс, когда нурра опрометью вскарабкалась по штанине, затем перепрыгнула на рукав и устроилась у меня на плече, как попугай – у старого боцмана. – Еще погрызет кого по дороге. Или тебя отвлечет в неподходящий момент.
И то верно.
Вернувшись в комнату и распихав по карманам молги, я всунул один золотой в зубы резко поумневшей крысы и, дождавшись счастливого писка, направился к выходу. Пакость, запихнув монету в рот, стала мигом похожа на жадного хомяка. А потом торопливо захрустела, перемалывая зубами металл, как обычную конфету.
– За шиворот мне крошки не кидать, – буркнул я, все еще пребывая в некотором раздражении. Но нурра, как ни странно, поняла. Торопливо прожевав молг, снова затихла, на всякий случай вцепившись в мою шею лапами, когда я перешел на изнанку. И так до самого дома Дартье и просидела, наверное, опасаясь, что я все-таки передумаю и брошу ее на изнанке, откуда самостоятельно она уже не выберется.
За это время я успел успокоиться, поэтому сообразил всунуть мелкой еще один молг и страдальчески поморщился, когда на ухом снова раздался ужасающий хруст.
Она, правда, честно пыталась на шуметь. Сопела, давилась, пихала в себя огрызки лапами, чтобы я ее не ругал, но все равно возни от нее было столько, что я предпочел выждать на дереве. Накормил оголодавшую нурру досыта. И лишь когда она перестала жадно выхватывать у меня из рук монеты, рискнул спрыгнуть во двор.
До самой мастерской Пакость меня не беспокоила и вела себя тихо, как мышь. Когда я уже привычно снимал защиту с окна, она возбужденно раздувала маленькие ноздри, переминалась в нетерпении, то и дело высовывала вперед нос, но тут же, испугавшись, пряталась под воротник, хотя я даже не пытался двинуть ей кулаком в пятак.
Ладно.
Вошли.
Теперь давайте что-то решать с куполами…
Присев, как и много раз до этого, на табуретку возле дальнего стола, я в который уже раз осмотрел базовую конструкцию, настойчиво ища загадочную кнопку, которая снимала эту защиту на раз.
Крыса в это время разглядела, что именно скрывается под куполом, и издала проникновенный, полный неподдельного восхищения воркующий звук.
Угу. Впечатлилась. И как существо, не меньше нее ценящее золото и драгоценные камни, я прекрасно ее понимал.
Единственное, чего я не учел, склоняясь над вожделенной добычей, это того, что от восторга нурра может позабыть вцепиться когтями в мою одежду. И пока я буду сосредоточенно рыскать глазами по сложному переплетению нитей, просто свалится вниз, как попавшая под гипнотический взгляд удава мышь.
Я успел увидеть только мелькнувшее в воздухе серебристое тельце и длинный хвост, мазнувший меня самым кончиком по щеке. Еще через миг нурра с приглушенным пиком свалилась прямо на купол. И меня аж в пот бросило при мысли, что нас сейчас ка-а-ак накроет всех вместе в этом гребаном сарае. А потом сюда ка-а-ак повалит вызванная хозяином стража. И вместе с ней – кто-нибудь еще, поважнее, кто моментально опознает сидящую в ловушке полудурошную нурру и быстро сообразит, кому предъявить обвинение по делу об ограблении одного небезызвестного тана.