Серое море Гренгавиума (СИ)

Он перевел дыхание. Тайтелин подумала, что это дикая глупость — торчать тут, почти под окнами, но… это было то, что Диэди должен был сказать, а она — услышать.
— А потом этот дядька, которого мы встретили на улице, недавно поймал меня в патруле. И сказал, что хочет вытащить Гвейле. Что Гвейле опасно у нас оставаться. Ну… я же знаю, что он у нас пленник, я не совсем дурак. Я рассказал ему, как пройти. Отключил контур в ту ночь.
Они поглядели друг на друга и почти одновременно вздохнули.
— А он притащил за собой целую компанию? — спросила Тайтелин.
— Да, — обреченно подтвердил Диэди. — И я потом испугался, что и про Гвейле он наврал, а сам хотел его вытащить и убить… но оказалось, что ему вообще наплевать.
За их спинами в доме что-то грохнуло.
— Вот теперь вали наконец, ну! — прошипела Тайтелин и хлопнула Диэди по груди.
Диэди опустил руки.
— Я не хочу, — сказал он. — Не хочу от вас уходить, пусть командор меня убивает, чего я там у этих забыл?
— Придурок! — рявкнула Тайтелин. — Сейчас нас засекут, и меня вместе с тобой…
— Тайтелин! Только ты скажи всем, что я не предатель! То есть предатель, но не предатель! И нет, я лучше где-нибудь в городе поселюсь и…
— Да селись где хочешь! — вконец взбешенная чуть не завопила Тайтелин. — Только свали уже отсюда!
Она толкнула его, потом резко развернула за плечи и придала ускорения, пнув сапогом по заднице. Диэди выругался и наконец побежал.
Спустя пару мгновений он исчез за домом напротив, и в тишине города затерялся звук его шагов.
Тайтелин перевела дух.
Глаза жгло, хотя ветер был совсем слабым.
Гвейле удивился, когда Тайтелин ворвалась в его комнату, и еще больше, когда она прошла вглубь и свернулась на его матрацах, увенчанных недавно стиранной простыней, лицом к стене.
Тайтелин пошла бы на чердак, но там было слишком холодно, и у моря тоже. У моря еще на виду.
Наверху Байю рвал и метал, не найдя Диэди. Потом стихло — они-таки отправились с Намарной в вечерний патруль.
— Что-то случилось? — спросил Гвейле, присев рядом с ней на корточки.
Он осторожно положил ладонь на ее плечо, а Тайтелин устало подумала, что сегодня все постоянно ее трогают, а она так никому за это и не врезала.
Говорить не хотелось.
— Ты плохо себя чувствуешь? Позвать Бурена? — не унимался Гвейле.
«А ведь Диэди на самом деле придурок, — подумала Тайтелин. — Чего он боялся? Пришел бы к Байю… до всего этого. Да вообще в самом начале, когда тот стал командором, сказал бы, что его заставляют. Байю, может, настучал бы ему по шее, но что-нибудь придумал».
— Дерьмо, — сказала она, садясь ровно и стряхивая руку Гвейле. — Все дерьмо.
Она посмотрела на него, вспомнив, что говорил недавно Диэди про его друга. Элве сказал, что собирается вытаскивать Гвейле, но ничего не сделал… обманул или передумал?
Наверно, Гвейле тоже больно.
— Когда твой Элве как-его-там снова припрется, — пообещала она, — я ему врежу так, что зубов не сосчитает.
— Ч… что?.. — переспросил Гвейле, и Тайтелин удивилась его реакции, то ли изумлению, то ли испугу.
— Мне он не нравится, — прямо сказала она. — И поступил он дерьмово. Вот если бы я была на его месте, я тебя за шкирку дотащила куда надо, не стала бы оставлять.
— Я не сомневаюсь, — вдруг улыбнулся Гвейле, и Тайтелин, нахмурившись, оскалилась в ответ. — Я просто удивился, что ты сказала «когда он вернется».
— Все знают, что он вернется. Дураку понятно, что прощупал землю и смылся, — буркнула Тайтелин, пожав плечами.
И Гвейле почувствовал себя тем самым дураком. Он думал, что скрывает важную информацию и мучился… оказалось, зря.
21. Сражение
Саша с Маринкой в детстве, бывало, и дрались.
Между ними была неопредолимая пропасть в целых два года, разные характеры и одинаковые вкусы. Маринка всегда бы импульсивнее, и ее вечно разрывало между желанием иметь блузку круче, чем у сестры, и желанием иметь точно такую же.
 
Это когда Саша выросла, она научилась смотреть в корень проблемы и спокойно отходить в сторону, если видела, что у Марины очередной загон.
Или делиться, потому что на самом деле ничего не случится, если они будут носить одни и те же брюки по очереди. Со временем сестры даже смогли стать настоящими близкими подругами.
А тогда Саша дралась, и за блузки, и за сережки, и вообще за все.
И еще Марина страшно ревновала. Родителей, друзей, своих ухажеров.
Иногда Саша не очень понимала, кого именно ревнует сестра — то ли очередного своего парня, который осмелился несколько раз подряд что-то сказать Саше, то ли саму Сашу, потому что Маринке тогда доставалось меньше внимания.
Но это вроде оставалось в прошлом, и у сестер давно не пересекались интересы. Саша дорожила их дружбой, потому что настоящих друзей у нее было немного, а Маринка так вообще одна-единственная такая.
И сейчас Саше было страшно.
Маринка ругалась и плакала, и Саша отводила глаза, чувствуя, что еще немного — и она сама расплачется.
— Убирайся! — давилась слезами Марина. — Видеть тебя не хочу! Прямо сейчас уходи! Как ты мог!..
Она не играла и не притворялась, ее трясло и Марина обхватила себя руками, ссутулившись.
Может быть, если бы Ярослав сейчас шагнул вперед, чтобы обнять ее, успокоил, уверил, что она ошибается, то…
Но он стоял рядом с Сашей и, прикусив губу, смотрел на Марину.
— Марин, да мы просто разговаривали, — устало сказала Саша.
Ярослав остановил ее движением ладони.
— Не надо так, — напряженно сказал он. — Успокойся. Мы ведь с тобой говорили сегодня…
— Так это из-за нее! — взвизгнула Маринка. — Сашка! Да как ты могла! Ты…
— О чем вы говорили? Что из-за меня? — переспросила Саша.
— Не сейчас, — бросил Ярослав, не отвечая. — Послушай, Марин, успокойся…
Саша только вздохнула: говорить Марине «успокойся» — это просто подливать масла в огонь.
— Да чего мне успокаиваться! — вскрикнула та. — Что я должна делать? Желать вам совет да любовь?!.. Да как вы вообще могли? Я просто… просто… ты отомстил мне, да? За то, что тебе показалось?! У нас с Алеком ничего не было!
— Марина, пожалуйста, — с нажимом сказал Ярослав. — Прекрати кричать.
— Марин, правда, — сказала Саша. — Не надо так кричать, детей разбудишь. Хочешь, я тебе воды налью?
— Какой воды?.. — осеклась Марина и заревела, уже без слов и почти беззвучно.
Больше всего Саша хотела бы оказаться отсюда где-нибудь очень далеко.
И пусть все это происходит без нее.
«А ведь я тоже… ни шага к Маринке не сделала, — подумала вдруг она. — Чтобы обнять, успокоить и утешить. Потому что я виновата?.. Потому что не виновата?»
Именно поэтому она в самом начале и выбрала — не лезть со своими недочувствами, не мешать сестре, потому что… никакого счастья вот на этом всем не будет… верно? Если Маринка плачет, и ей больно?
Или тут Саша неверно понимает ситуацию? Что должно идти впереди — ее собственные чувства? Но в них есть и вина за боль сестры, так что…
— Я не знаю, что я должна сейчас сделать, — растерянно сказала она. — Марин… тебе не кажется, что ты перегибаешь палку?
— Я?!.. Перегибаю? — ахнула Марина. — Чего?..
Она всхлипнула и неверным, срывающимся голосом сказала:
— Он сказал мне, что хочет… расста-аться… Расстаться, поняла?.. Говорит, что у нас ничего нет… как нет? Как нет?!Я что, пустое место? Как ты вообще мог это сказать?
Ярослав отвел глаза. По его прикушенной губе Саша видела, что он растерян. Железный Ярослав Мудрый теряется перед женскими истериками, кто бы мог подумать…
 
Весело не было, наоборот, захотелось похлопать его по плечу, успокаивая.
Саша на всякий случай сцепила руки за спиной — мало ли что от нервов она выкинет.