Сны Эстер (СИ)

— А со мной почему-то заговорил.
— Стало интересно. Почему ты тут один? — Зверёк чуть приблизился.
— Мне кажется, другим я не особо нужен. — Он пожал плечами.
— Ты так в этом уверен? — удивился хвостатый.
Он задумался. На самом деле ему сегодня всё уже сказали. Не все, но один конкретный и на самом деле важный человек. А ведь он даже не понял, зачем. Он ведь даже ничего не сделал не так.
Оставленная где-то позади тоска снова начала подкрадываться со спины. Зверёк тоже подобрался чуть ближе, сверкнули в наступающей темноте оранжевые маленькие глазки.
— Ты откуда вообще взялся? — Он решил перевести тему.
— Огненная женщина-птица сказала, что я должен идти, — ответил чёрный зверёк.
— Кто сказал? — не понял он, решив, что сошёл с ума.
Как ни странно, но он остался спокойным. Сошёл и сошёл — будто раньше ни с кем не бывало. Это бы даже всё объяснило.
— Женщина-птица. Она не сказала своего имени. Только моё… — тут необычный собеседник смущенно смолк. — Только я его забыл.
— Вспомнишь, не волнуйся, — зачем-то сказал он. — А зачем тебе нужно было идти?
— Это… Этого она тоже не сказала. — Казалось, зверёк только сейчас задумался, что это немного странно. — Или сказала? Я не помню. Наверное, я сам должен догадаться… Так?
— Может быть. — Он снова неловко пожал плечами.
— Я должен был найти, — продолжил зверёк. — Она говорила, да. Должен идти и найти… Но что?
Он не мог ответить. Он тоже не помнил и не знал. Просто не мог знать. Снова установилась относительная тишина, отчего-то быстро переставшая быть неловкой. Где-то далеко время от времени было слышно голоса людей: кого-то звали. Говорящий зверёк осторожно, ползком подобрался ещё ближе, коснулся холодным носиком его запястья. На миг обдало волной тепла, чужое незнакомое горячее и острое звонкое чувство прошило грудь. Он непонимающе глянул на зверька.
— Знаешь… А я нашёл, — прошептал тот, садясь на задние лапки; загоревшиеся глазки выражали неумолимый и чистый восторг.
— Что?..
— Вот ты где! — вдруг раздался сбоку другой голос, звонкий и уже хорошо знакомый.
Зверёк вдруг быстро нырнул в рукав рубашки, взобрался по руке на плечо и скрылся за воротником. Он невольно содрогнулся: маленькие коготки зверька не слишком приятно, пусть и безобидно впивались и царапали кожу. Девочка осторожно прошла по мягкому берегу, выбралась на песок и побежала к нему. Он вдруг помрачнел.
— Мы тебя уже где только не ищем, я к реке боялась идти: вдруг утонул? — заключив его в цепкие объятия, быстро-быстро заговорила она. — Зачем ты сбежал? Отец так испугался…
— Да он даже не верит, что он мой отец… — кисло заметил он.
— Не говори глупостей! — нахмурилась девочка, резко отстраняясь от брата, но ещё крепко держа его за плечи. — Мал ещё, чтоб такие вещи понимать…
— А что тут понимать? — почти скучающим голосом произнёс он, снова поднимая взгляд. — Он сегодня уже всё сказал.
— И ты поверил? Да он просто погорячился!
— Он сам говорил, что правду выдают только по пьяни и в гневе. Да и чего ему тогда злиться? Я разве давал повод?
— Ты обиделся?
Конечно же он обиделся, что за глупый вопрос? Но это было тогда. А сейчас саднящего чувства больше не осталось.
— Нет. Я устал.
Девочка снова с удивлением заглянула ему в глаза, словно не веря, что он вообще может что-то такое сказать. Он отчасти понимал: странно слышать подобное от человека, который едва переступил через первый десяток лет жизни. Но он говорил чистую правду.
— Устал? — переспросила она. — От чего?
— От притворства.
— Притворства? — Она явно не понимала.
А у него не осталось эмоций, которые он мог бы вложить в осипший голос, чтобы стало понятнее.
— Этой игры в большую и дружную семью, — решил словами пояснить он. — Мы не так нужны друг другу, как пытаемся притвориться. Если нас разделить, ничего не изменится.
— Это не так!
— Мы уже все по одиночке. Отец в разъездах. У мамы — Дэйв. Ринделл занят в поле или своими планами. На других ему плевать, он даже не интересуется, хотим ли мы быть частью его планов. Айвен с Марикой заняты учёбой и поиском женихов на стороне, они лишь делают вид, что им есть дело до нас. Они хотят скорее отсюда уехать. Ты всё время только и делаешь что-то по хозяйству, пусть этого никто и не замечает. Или делает вид, что не замечает, и пользуется этим. Мне применения ещё не нашли, я пока в стороне. Всегда.
 
— Не всегда! — как-то озлобленно вдруг возразила она.
— Иногда с кем-то из вас всех. Но оттуда зато всё очень хорошо видно.
— И что же тебе видно?
— Тебе не кажется, что родители тоже просто от нас устали? Да и вообще все ото всех.
— Мне кажется, ты просто ревнуешь, — не слишком уверенно предположила она.
— Возможно, — согласился он. — Я допускал такое. Но как можно ревновать к людям ещё менее нужным, чем ты?
— А Дэйв? — ошарашенно спросила она.
— А что Дэйв? Дэйв просто ещё совсем мал, ему в любом случае нужно внимание. Без него ему просто не выжить… — он спокойно взглянул на неё, не до конца понимая её словно физически ощущаемого на расстоянии комка колкого и холодного страха.
Ему вообще начинало казаться, что в самом начале она была права. Мал ещё. Не должен понимать. Не его ума дело. Но слова собирались сами всё то время, пока мимо текла река.
— И поэтому ты решил всех перепугать, сбежав из дома? Отец себе места не находит, себя винит!
— Признаюсь, он… Он меня сильно напугал. Но его вины нет! Я не собирался сбегать. Это было бы слишком глупо. Хотелось успокоиться…
— И как, успокоился?!
— Я ведь не говорю, что они плохие или что-то ещё, — почему-то поспешно начал оправдываться он, ощутив с её стороны затхлое дуновение едва сдерживаемого гнева. — Я их ни в чём ни виню. Они хорошие. Они дали нам всем всё, что только могли дать. Нам всем. Просто, иногда мне всё равно кажется… Мне кажется, их самих хватило не на всех. Понимаешь? Ты тоже иногда жалуешься. А я вовсе перестал ощущать себя тут… своим и нужным. Конечно, мы тоже не можем требовать от них сверх меры и их возможностей…
— Не надо так говорить, — снова одёрнула его сестра.
— Как?
— Вот так! Ты ничего не понимаешь!
Казалось, она сейчас заплачет. Он как никогда остро чувствовал, что ей действительно не всё равно. Она правда боялась, злилась и не хотела его потерять, потому и держала крепко, словно он сейчас взаправду растворится и пропадёт в наступающей мгле. А он и сам не помнил, как оказался на берегу. Но здесь было отчего-то так безопасно и тихо, что в столь же безопасный и тихий дом возвращаться не хотелось. Не потому что накажут — не накажут, просто тяжко было находиться там, среди семьи, которая уже давно не казалась семьёй, единым целым, чем-то тёплым и охраняющим. Горстка людей, собранных под одной крышей лишь волею обстоятельств.
— Пойдём. Тут становится холодно.
Она в ответ нехотя отпустила его. Вместе поднялись с земли и пошли домой.
Под воротником зашевелился уже забытый зверёк. Он задумался, а правильно ли, что он его не прогнал? Тащит домой теперь… Говорить ли кому-то о чёрной… крысе? Мыши? Ящерице? Он даже не знал, как назвать это существо. И эта его странная фраза… «Я нашёл», — что и в каком таком смысле нашёл?
Темнота ползла от горизонта, незаметно и стремительно сгущая и замораживая пространство. Там, в темноте, незримая пропасть где-то за стеной из шума трав и с лиловыми облаками у самого горизонта. Ночь наступала всегда очень быстро.
Так было и сейчас.
***
А Эстер снова стояла перед лестницей. Справа тихо перекликались тиканьем всё те же часы, еле светило окно с другой стороны. Но девушка ничего этого не видела, перед глазами навязчиво стояла только лестница. Она сама не поняла, в какой момент подошла и начала подниматься, но несмотря на то, что она чётко осознавала, что поднимается наверх, ей казалось, что она медленно опускается куда-то вниз, в неведомую бездну.