Посмотри, наш сад погибает

– Кха… кха… я…
Он бы порезал её. Содрал шкуру. Медленно.
Лента…
Пальцы снова сжали шею. Галка впилась ему в запястье, потянула.
За…
Он приставил клинок к животу. Чешуя на рукояти холодила кожу.
Лентой.
– Говори, падла, – просипел Белый, но не стал больше душить. Держал так, чтобы не вырвалась. – Вздумала нас погубить? Меня?
Она хлопала белёсыми ресницами, пытаясь стряхнуть слёзы. Губы тряслись.
– Я не… кха… не знала. Белый, клянусь. Как я могла?
– Белый, это правда, Когти не могут знать о заказчике, это работа Клюва, – нерешительно произнёс из своего угла Вадзим. – Так задумано ею.
И лучше бы он молчал. Безмозглый. Бестолковый. Жалкий.
– Кто заказчик? – Белый отпустил Галку, но нож не отвёл.
Она снова замотала головой – он видел краем глаза, – но смотрел Белый теперь на гусляра.
– Кто заказчик, Вадзим? Говори.
Медленно лицо его вытянулось.
– Нет, Белый, не надо. Ты же… ты же знаешь. Мы клянёмся ей, – он никогда не называл госпожу по имени, редко даже просто госпожой. Он так боялся. От него воняло страхом. Перегаром. И страхом.
– Говори.
– Она не простит меня, Белый. Она не простит.
Белый опустил руку, и Галка сползла без сил по стенке. Он не выпускал её из поля зрения, наблюдал краем глаза. Она была бешеная, злобная тварь. Не стоило оборачиваться к ней спиной. И Белый сделал шаг в сторону. Но так, что оказался ближе к гусляру.
– Она уже чуть не убила меня, Вадзим, – произнёс он вкрадчиво, так тихо, что сам едва расслышал собственный голос. – Как думаешь, что настигнет тебя первым: госпожа или мой нож?
Клинок сверкнул, точно озеро серебром под лунным светом.
– Белый… мы же друзья, – голос гусляра дрожал, и пот катился градом по лбу и щекам.
– Мы никакие не друзья, ты, ничтожество. Ты жалкий пьянчуга и живёшь только потому, что я позволяю. Потому что ты – мой Клюв. Если я захочу, то убью тебя быстрее госпожи. И мне ничего за это не будет. Зато вот за нарушенный договор…
– Белый, – послышался хриплый голос Галки. – Зачем тебе это всё?
Он не повернул головы, только скосил глаза.
– Зачем? – переспросил он будто равнодушно, пока в груди клокотала ярость. – Затем, безмозглая ты курица, что кто-то пытается стравить нас. Во́рону заказали Во́рона! Во́ронам заказали одну жертву. Нас пытаются настроить друг против друга, уничтожить.
– Но я же соврала, – она хотела было потянуться к нему, но успела заметить, как нож блеснул в его руке, и прижалась к стене. – Я соврала, потому что скучала… а потом это грёбаный заказ… Я не знала.
– С чего мне верить тебе, Галка? Ворона мертва по твоей вине. Я знаю, как ты… работаешь.
Имени другой, второй, той, чья могила потерялась и забылась, он даже не назвал. Не посмел. Матушка запретила вспоминать о ней. А Белый Ворон слушался матушку, он верно исполнял её приказы. И имя он, кажется, забыл. Но не лицо. Не губы. Не руки. Не глаза. Они были спрятаны, закопаны глубоко, так надёжно, что и ему самому не найти. И ненависти к сестре за потерянное, запретное имя тоже не было. Но всё же…
– Ты дрянь, Галка. Маленькая, злобная дрянь, и я…
– Вот, – она вытянула левую руку, показывая запястье. Рана чернела, но не кровоточила. – Один знак! Один договор! Ты мой договор, я не соврала об этом. Но я не брала ни Велгу, ни её брата. Хотя, клянусь, убила бы эту девку с огромным удовольствием.
Сощурив глаза в полумраке бани, Белый сел на полок. Тыльной стороной ладони он вытер лоб и глубоко вздохнул. Воздух в бане был горячий, влажный.
Они теряли время, пока плелись следом за скренорцами. Их могли разоблачить, признать в них Воронов, а допустить это было никак нельзя. Ушкуйники сбежали, они могли быстро разнести вести о Во́ронах, всем рассказать о Белом и Галке.
Было уже совершено слишком много ошибок.
– Дела это не меняет. Нас пытаются стравить. Галка, кто твой Клюв?
– Зачем тебе?
– Хочу узнать, кто заказал меня. Ты понимаешь, что это всё звенья одной цепи. Мне заказали младших Буривоев. Грачу тоже.
– Грач не убил… – пробормотал неразборчиво Вадзим.
 
– Что? – Нож воткнулся в пол.
Клинок искал цель. И левую руку жгло с каждой лучиной всё сильнее.
– Грач… ваш брат не убил Константина Буривоя. – Вадзим старательно смотрел на свои руки, а пальцы его беспокойно теребили пояс на выпуклом животе. – Если ему заказали… Зачем он-то медлил? Пытался вывезти из города…
Белого точно мешком по голове ударили. Грач не пытался убить ни Велгу Буривой, ни её брата. Он пришёл во дворец за мальчишкой. Он вывел его тайно, уберёг от Белого Ворона, от скренорцев, ото всех остальных.
Белый смотрел ошарашенно.
Он поднялся, выдернул нож из пола, убрал в ножны, огляделся по сторонам невидящим взглядом.
– Белый, – послышался голос сестры.
Он не ответил.
По спине под рубахой стекал пот.
– Белый…
Грача держали у себя скренорцы. Их всех так просто не убьёшь. Не без лишнего шума. Грёбаные, тупые суки. Тупые твари эти северяне. Безмозглые головорезы.
– Белый! Послушай меня, – сестра схватила его за руку.
Он отмахнулся, как от мухи.
– Пр-рочь…
Но если надо, он зарежет их. И всех, кто встанет на пути.
Белый вырвался на улицу, лицо охладил вечерний воздух. Он задышал глубоко, пытаясь успокоиться.
– Белый!
Снова хлопнула дверь бани. На плечо легла рука. Он увернулся, схватил за запястье. Галка хлопала глазами.
– Тебе не справиться.
Нагая. Волосы мокрые, торчат. Вадзим выбежал следом, набросил на неё простыню.
И вдруг со стороны раздались возгласы. Галка подскочила, прикрылась руками, а Вадзим сильнее закутал её в простыню.
Скренорцы. Тупые рожи. Тупые шутки.
Они пялились на Галку во все глаза и ржали.
– Однако, девке невтерпёж!
– Я б тебе помог, да у меня на доска не стоит.
Галка насупилась, цепляясь за простыню.
– У тебя только на родную мамашу встаёт, урод, – ощерилась Галка.
– Что ты сказала, хиньда?
Пальцы дрогнули. Как не терпелось схватить клинок. Как хотелось всадить в этих свиней. Они годились только для этого: чтобы резать их глотки. Тупые. Безмозглые.
Белый Ворон глубоко вздохнул.
– Не злись на мою сестру, она не в себе, – хрипло проговорил он. – От горя места себе не находит.
– Это она так горюет? – выгнул бровь скренорец.
Не главный, кто-то из шавок Арна. Не стой они посреди предместий, не наблюдай за ними прохожие, так можно было бы кинуть его свиньям на корм. Арн и не заметил бы пропажи.
– Каждый горюет как может, – пожал плечами Белый. – А вы всё же её брата в рабство взяли, – он положил руку на спину Галке и подтолкнул к Вадзиму, без слов, одними глазами велел увести.
Пока Галка не скрылась за дверью, скренорец не сводил с неё сального взгляда.
– Я тоже скучаю по брату, – проговорил негромко Белый. – Вот бы с ним поговорить. Не поможешь? Сестре будет спокойнее, если я передам от него весточку.
С трудом получилось оторвать пальцы от металла рукояти, найти металл другой. Золотая монета перекочевала в ладонь скренорца.
– Ты с братом не похожи.
– Отцы у нас разные.
– А… – северянин переглянулся со своим товарищем. – Ну пойдём. Не могу не помочь такое горю.
Скренорцы ходили неторопливо, точно у них было всё время мира. Белому хотелось пнуть их под зад, чтобы топали быстрее.
Грача не то чтобы стерегли. Его держали на заднем дворе, в хлеву со скотиной. Лойтурскими кандалами приковали к столбу, стащили рубаху – нарочно, чтобы металл Холодной горы прожигал чародею кожу. Обычно на Граче всё заживало как на собаке: он умел чарами исцелять любые раны. Но теперь, когда руки его были закованы, а металл безостановочно глодал, точно пёс кости, его кожу, колдовать он не мог.
Пахло навозом, травами и жареным мясом.
Заслышав чужие шаги, Грач вскинул голову, обжигая взглядом, полным ненависти. Лоб блестел от пота. Брат сморщился от боли. Белый остановился в паре шагов, глядя на него с равнодушием.