Буря (СИ)

И поделом им.
Наши зенитчики и лётчики теперь спорили, кто сбил больше самолётов.
Согласно отчётам, уничтожено больше семи сотен самолётов, хотя обломков было обнаружено чуть больше, чем от трёхсот машин. Но здесь ничего удивительного, нигде так преувеличивают собственные достижения, как на охоте и на войне и нечего тут ругаться. Если считают ПВО-шники, что сбили 400 самолётов, а лётчики считают, что сбили 300, то пускай так и будет. Боевой дух порой важнее, чем правда. А самолеты могли и за линию фронта улететь. Будем считать, что они до своих аэродромов не дотянули, а так и упали. Позже станем требовать, чтобы каждый сбитый вражеский самолет фиксировали не только службу ВНОС, а специальные люди приносили для отчета пластинки, крепившиеся на двигателях. Как они называются? Не помню, но уточню.
Реальные данные мы положим в отдельную папочку, а на основании победных докладов люди будут награждены орденами и медалями. Историки потом озаботятся, посчитают, скажут, что император Александр преувеличил достижения армии. Ну и пусть пишут, что хотят, разоблачают. Историкам тоже сенсации требуются, а нам сейчас нужна не только правда, но и хорошая подпитка для пропаганды. Потому что 300 сбитых самолётов — это очень хороший удар по врагу. Похуже, чем 700, но очень великолепно.
Попадались отчёты о том, как зенитчикам удавалось расстреливать в полёте пилотов самолётов, спускающихся на парашютах. Я тут же вспомнил роман «А зори здесь тихие», когда Рита Осянина уничтожила пилота, летящего вниз, и у меня аж сердце защемило.
С одной стороны, это абсолютно негуманно. С другой стороны, откуда я знаю, что там на душе у этих стрелков, что сбивали лётчиков? Может, у кого-то была родня в Смоленске. Да, у нас не такой страшный фронт, как был в моём мире, в моей истории, но я тут же обругал себя за такие мысли. Здесь людям тоже досталось. И не мне решать где больше горя.
По крайней мере, пилоты врага заслужили хорошенькой оплеухи за Смоленск. Однако, следует издать указ о том, чтобы строжайше запретить расстреливать лётчиков. Пускай лучше в плен берут. А тех, кто нарушит, наказывать. И тут дело ведь не в гуманности.
Каждый лётчик может представлять большой интерес как источник информации. В том числе, огромный интерес вызывает то, что они могут рассказать о магических приёмах. Какие-то магические решения, сами маги. Быть может, какие-то странные люди посещающие аэродромы, незнакомая техника?
Подойдут любые подробности. Приёмы, подсказки. Нам нужно всё для того, чтобы держать оборону и эффективно огрызаться контрударом. И информацию следует искать с двух сторон. Фраучи и его команда — большие молодцы, но они тоже не всесильны. И пленные могут многое нам рассказать, что будет как минимум подтверждением некоторых донесений, либо новой пищей для ума и подсказками для нашей разведки.
Следующий рапорт был предоставлен в негативном ключе, но здесь я бы поспорил. Из донесения следовало, что наши зенитчики умудрились сбить три наших истребителя. И, собственно, весь рапорт вопрашал о том, что с этими негодяями теперь делать? Конечно, награждать их за успешно сбитые самолёты не стоит, но и наказывать не следует. К тому же потеряны только машины, а все пилоты благополучно приземлились и совершенно не пострадали.
В отчётах для прессы напишем, что самолёты пострадали от вражеского огня. Да, три истребителя — это, безусловно, обидно. Но если уж быть откровенным, это не так много. Всё могло быть гораздо хуже. Зенитчики могли вообще ничего не разобрать и расстрелять половину нашей эскадрильи. И три самолёта — это большая удача, вернее, может даже и не удача, а успех, который говорит о прекрасной подготовке наших зенитчиков.
Я вздохнул и потёр виски. Да, чувствую сейчас появится новая задача — это «отлов» разбежавшихся по местности сбитых вражеских лётчиков, что смогли спастись. Они ведь наверняка побегут к линии фронта. И теперь вопрос, кто их будет отлавливать?
Я отложил донесение в сторону и немного подумал. Ну, понятное дело, заниматься этим будет армейская контрразведка, но и полицейские части неплохо бы к этому привлечь. Я тут же распорядился об указании Кутепову. Впрочем, он и сам все хорошо знает. Но уточнить не вредно.
 
Кстати, а почему до сих пор никто не додумался, что нужно создать истребительные отряды, которые будут заниматься поимкой вражеских диверсантов и шпионов? Для такой организации, задача по поимке лётчиков будет раз плюнуть. Во главе отряда пускай будут местные полицейские, а в городах это будут городовые, например. В сельской местности полицейские стражники. Пускай собирают вокруг себя крепких мужчин от 20 до 50, которые по каким-то причинам не мобилизовались, но здоровые и имеют собственное оружие. Те же охотники, например, со своими ружьями. Кстати, а если у них нет оружия, вот и решение, куда деть лишние винтовки, которые мы сейчас от ненадобности убираем на склады. Вот с фронта их и передадим. Но винтовки передавать только проверенным людям. Строгий контроль и учет!
Следующий отчёт уже давал точные цифры. В общей сложности, как посчитали штабисты, было уничтожено 307 вражеских самолётов. Теперь немцы и французы долго будут зализывать раны и перетаскивать на восток новые самолёты. А ещё будут восполнять потери погибших и взятых в плен лётчиков.
Одно мне во всем этом не нравилось — слишком уж изобретательные у нас враги. И штабисты давно сломали голову, пытаясь угадать, какой следующий шаг может предпринять противник, если уж они в начале войны используют такие козыри.
Однако на смену тревоги, пришла гордость за наших людей, которые не менее быстро находят контраргументы на хитрые ходы врага. Безусловно, успокаивать я никого не собираюсь. Пускай работают парни. Но тем не менее, награждены будут все.
* * *
Во времена Великой Отечественной войны моего мира калмыки, грузины, дагестанцы, чеченцы, черкесы и представители других дружественных народов отдали не меньше жизней, чем русские.
Одни армяне потеряли почти две трети населения. А лидерами по количеству героев Советского Союза являются осетины, по процентному соотношению.
Следующий рапорт меня, признаться, порадовал. Я читал его, будто художественный роман с радостным концом.
Доклад был от командира батальона, который рапортовал о своём одарённом бойце из Якутии — об Иване Васильеве. Человек, судя по рапорту, был нелюдимый, малообщительный. Свои его опасались и недолюбливали. Но он был одарённым и такие кадры всегда ценились в любом отряде.
Наш Иван Васильев умел общаться с животными и убеждал тех выполнять какие-то его задания. В частности, лучше всего у него получалось находить общий язык с собаками и лисицами.
Зайцев он тоже привлекал, но только в качестве еды для своего отряда. По крайней мере, необходимость охотиться для пропитания он снял на корню.
Иван Васильев был охотником и пошёл на фронт добровольцем. Представителей малочисленных народностей в армии Российская империя не брала, их и так мало. Но Иван проявил твёрдость характера, патриотизм, и желание защищать свою Родину.
Как только батальон подошёл к линии фронта, якут подошёл к своему командиру роты и попросил выдать ему четыре ящика взрывчатки. Командир роты удивился, но не послал бойца подальше, а к командиру батальона все-таки обратился.
Думаю, что на уме у комбата были чуть другие слова, но тем не менее, якут был настойчив, а командир батальона под давлением якута, решив снять с себя лишнюю ответственность, обратился к командиру полка за разрешением. Тем более, что взрывчаткой он не распоряжается. Он ожидал, что получит отказ, однако к его удивлению, получил разрешение.
Командиром полка был старый полковник, что успел послужить в разных уголках империи. Якутов знал неплохо и отчего-то очень им доверял. И, как он выразился, «коль якут просит взрывчатку, значит что-то замыслил, рекомендую довериться». В общем, командиру батальона ничего не оставалось, как дать добро якутскому охотнику. Однако, как обнаружилось, пока шли переговоры между руководством, якута уже и след простыл. Ну, комбат с облегчением махнул на это рукой, хотя сам факт пропажи солдата — дело серьёзное. Однако нелюдимый солдат с четырьмя ящиками взрывчатки, как показалось командиру, гораздо более серьёзная проблема.