Искушение Эльминстера

Затем он увидел, как блеснули ее зубы, когда она улыбнулась, и почувствовал первый холодный шепот страха. Теперь наступит агония, если она сможет прорваться сквозь его защиту и сбить с ног. И рано или поздно — скорее, рано — она это сможет.
Фиолетовая молния плюнула из темного небытия в дюжине мест вдоль перил балкона и ударила вниз в зал, отражаясь здесь, там и повсюду. Эл быстро сотворил заклинание защиты, но почувствовал жгучую боль выше локтя и в противоположном бедре и с криком и грохотом рухнул на каменный пол, прикусив язык. Его тело беспомощно подпрыгивало и корчилось, когда сквозь него проносилась молния. Теперь он боролся за то, чтобы дышать, а не плести заклинания или разрабатывать тактику. И все же, возможно, обрывки его слабеющей, выцветающей брони можно было бы использовать, чтобы отбросить ее молнию назад — потому что она не потратила время на то, чтобы создать для себя еще один заклинательный щит. Эл ползал и катался, слепо и мучительно, стремясь оказаться подальше от обжигающей волны молнии, туда, где он мог бы отдышаться и заставить свои конечности повиноваться. Нарастающий свистящий звук прямо над его головой сказал Элу, что его броня уцелела — и может довольно эффективно отражать молнии. Он опустил её над головой, чтобы рассеять молнию, которая держала его в плену, затем сдвинул её в сторону, перекатившись, чтобы остаться в ее тени. Молния на мгновение вцепилась ему в ногу, а затем он снова был свободен. Пробормотав жалкую инкантацию, чтобы сделать броню больше и долговечнее, Эл приподнялся на корточки, чтобы посмотреть на последние несколько молний, ползающих по залу. Потребовалось несколько мгновений, чтобы отклонить их так, чтобы поймать их в броню и бросить обратно на балкон, обстреливая его в течение кратчайшего мгновения, прежде чем они испарились под натиском следующего заклинания леди Дасумии. Это была стена зеленой пыли, которую он видел раньше. Недолговечная и нестабильная, но превращающая все живое, к чему она прикасалась, в камень. Эл сотворил стену силы так быстро, как только умел, создав ее изогнутой, как сложенная чашечкой ладонь, чтобы зачерпнуть пыль и высыпать ее обратно на балкон. Когда его “рука” двинулась в одну сторону, он побежал в другом направлении, швыряя магические снаряды туда, где, должно быть, сидела на корточках его госпожа-наставница, чтобы не дать ей отойти от места, где ее пыль прилетит обратно к ней. Мгновение спустя светящееся зеленое облако разлилось по балкону, и Дасумии было слишком поздно бежать. Эл испытал удовлетворение, увидев, как она напряглась и замерла. Мгновение спустя он закричал от неожиданной боли, когда острые, режущие лезвия материализовались из воздуха со всех сторон. Он бросился на пол и перекатился, прикрывая лицо и горло плотно сжатыми руками, пока заставил свою силовую стену спуститься с балкона, как пикирующий сокол, чтобы отбить клинки и защитить его. Крики сверху сказали ему, что его тактика сработала; он выдохнул одно из двух своих заклинаний рассеивания магии, чтобы очистить воздух от летающего, острого как бритва металла, затем разинул рот от удивления, когда с исчезновением лезвий мерцающая змея силы обрушиться вниз, набрасываясь на его силовую стену, пока та не рухнула. Увернувшись от волшебного хлыста, Эл украдкой взглянул на Дасумию на балконе, все еще недвижно стоящую с поднятой рукой. Она не сдвинулась ни на дюйм. Эти заклинания, поражающие его сейчас, должны быть связаны, так что разрушение или сковывание одного пробуждает следующее! Осознавала ли она окружающий ее зал в своем окаменевшем состоянии? Могла ли в какой-то мере контролировать свою магию?
Эл отмахнулся от удара хлыста, который ударил по полу так близко, что его руку и плечо начало покалывать, и бросился к лестнице на балкон. Хлыст последовал за ним, извиваясь, будто гигантская змея.
Он преодолевал широкие ступени по три за раз, мчась изо всех сил, и смог нырнуть за каменные ноги Дасумии, прежде чем хлыст смог найти его. Он обрушился рядом с его лицом, сила его удара подняла остатки зеленой пыли. Эл обнаружил, что цепенеет... и изо всех сил старался не замедлиться, обхватил рукой ноги своей госпожи-наставницы и попытался взобраться на нее, в то время как хлыст бушевал в воздухе вокруг него, но не бил… а Эльминстер обнаружил, что вообще не может пошевелиться. Хлыст исчез в пятнах угасающего света, и на мгновение в Балконном зале воцарилась мирная темнота.
 
— Если в будущем мои колени замерзнут, я буду знать, кого позвать, —  раздался знакомый голос над головой Эла, и он рухнул на лодыжки Дасумии и пол балкона, когда его конечности внезапно обрели свободу. Она отступила от него, повернулась, уперев руки в бедра, и посмотрела вниз. Их взгляды встретились. Дасумия видом выразила удовлетворение и одобрение.
— Ты — меч, достаточно готовый к бою, — сказала она ему. — А теперь иди и поспи. Когда ты будешь полностью готов, ты будешь сражаться всерьез, в другом месте.
— Госпожа-наставница, — спросил Эльминстер, поднимаясь на ноги, — можно ли спросить, с кем я буду драться на дуэли?
Дасумия улыбнулась и провела тонким пальцем по линии своего горла.
— Ты, — весело сказала она, — бросишь вызов Надратену, Мятежному Избранному, за меня.
* * * * *
Кровавый Единорог хлопал крыльями над воротами Нетрара и аркой ворот дворца в его сердце, сообщая каждому галадорцу, что Король все еще жив. По мере того как тянулся этот яркий летний день, немало глаз снова и снова смотрели на эти штандарты, пытаясь узнать, изменилось ли правление на Троне Единорога. В течение сезона и более стареющий бездетный король Баримгрим стоял одной ногой в могиле, оставаясь в живых после того, как его разорвали когти зеленого дракона Арлаваунты, только благодаря его огромной силе и Искусству придворного мага Илгриста. Некогда могучий воин теперь превратился в бледную и слабеющую оболочку, неспособную зачать детей даже с магической помощью, и поглощенную вездесущей болью. Во время болезни Баримгрима Галадорна пострадала от стычек и беспорядков: поджоги урожая и, что еще хуже, из пяти баронов каждый стремился стать королем после Баримгрима. У всех были кровные узы с троном, все считали Галадорну своей по праву... И галадорнцы ненавидели и боялись их всех. В этот день в Доме Единорога напряжение было настолько сильным и тяжелым, что его можно было разрезать ножом — и в его тусклых, увешанных гобеленами залах не было недостатка в ножах, которые держали наготове. Король больше не ожидал увидеть наступление ночи, и его отнесли на трон слуги, где он сидел с мрачной решимостью на лице и короной, соскользнувшей на лоб. Волшебник Илгрист стоял на страже над ним как высокая, вездесущая тень. Его собственная мрачная черная мантия была прикрыта официальной накидкой с малиновыми единорогами. Он не позволял никому, кроме себя, поправлять корону или приближаться. Для его бдительности была веская причина. Все пять баронов, как стервятники, кружащие над местом смерти, в этот день рыскали по дворцу. Илгрист попросил самого старшего и законопослушного из них, огромного и бородатого воина, которого люди называли Медведем, привести своих семерых лучших воинов, чтобы поддержать охрану трона, и барон Белундрар так и сделал. Сейчас он стоял, хмуро оглядываясь на три двери тронного зала. Его волосатые руки сжимали рукояти множества кинжалов на поясе. Он наблюдал за своими людьми, которые с каменными лицами, нос к носу, смотрели на гораздо более многочисленные войска барона Хотала, которые, как и их хозяин, пришли ко двору в этот день в полных доспехах, изрядно ощетинившись клинками в ножнах. В самом центре, где они стояли плотнее всего, скрывался их хозяин в броне. Некоторые галадорнцы говорили, что он никогда не снимал ее, кроме как для того чтобы надеть новые, более крупные части.
Другие бойцы тоже были здесь, хотя и без доспехов, и выглядели так же настороженно и неуютно среди готовых к бою воинов, как крабы без панцирей. Некоторые из них были одеты в пурпурные туники барона Маэтора, учтивого и вечно улыбающегося мастера тысячи интриг и еще большего количества галадорнских спален. «Пурпурные отравители», как называли их некоторые жители королевства, и не без причины. Другие слуги — некоторые из которых подозрительно походили на видавших виды из других земель, а вовсе не на галадорнанцев — носили алый цвет барона Фельдрина, беспокойного обманщика, который, казалось, выращивал золотые монеты на кончиках пальцев каждый раз, когда он протягивал руки, чтобы взять что-то... а руки он вытягивал часто. Последними среди этого братства готовой смерти прогуливались надменные маги и быстрые клинки барона, которого некоторые придворные считали самой опасной угрозой свободе всех галадорнцев: Толона, будущего мага и покрытого шрамами опытного фехтовальщика. Он называл себя «лордом», а не бароном, и почти десять лет игнорировал указы и распоряжения Трона Единорога. Некоторые говорили, что Арлаваунта была вызвана из своего логова и напала на короля благодаря его заклинаниям — потому что Баримгрим ехал с армией вооруженных рыцарей, чтобы потребовать от Толона новой присяги и выплаты большого долга по налогам, когда произошло нападение дракона.