Мария Кровавая
На Великую пятницу королева явилась для исполнения церемоний, традиционно совершаемых на Пасху английскими монархами: подползание к кресту, благословение колец и излечение наложением рук «королевской болезни» (золотухи). Вначале она на коленях приблизилась к кресту, замерла у него для молитвы, а затем поцеловала, «совершив это действие с таким великим рвением, что преисполнило благочестием всех присутствующих». Потом, пройдя за загородку справа от главного престола, она вновь опустилась на колени и начала благословлять кольца. Перед ней стояли две большие плоские чаши с золотыми и серебряными кольцами. В одной находились кольца, которые Мария повелела изготовить для этого случая, а в другой — те, владельцы которых хотели получить благословение королевы. Все они были мечены именами своих владельцев. Тихо бормоча молитвы и псалмы, Мария начала касаться каждого кольца по очереди, перекладывая его из одной руки в другую и произнося: «Благослови, о Господи, эти кольца». Считалось, что после этого освященные кольца приобретают целительные свойства и являются ценными талисманами, ибо их коснулась рука помазанника Божьего, монарха. Кольца Марии вообще были очень большой редкостью, и их стремились приобрести не только в Англии, но и при иностранных дворах.
После освящения колец королева прошла в личную галерею — для благословения золотушных. В данный момент их было четверо, один мужчина и три женщины, все пораженные кожным заболеванием, которое английские монархи в течение нескольких веков лечили наложением рук. Мария преклонила колени перед небольшим алтарем, произнесла слова исповеди, после чего кардинал Поул благословил ее и дал отпущение грехов. Очистившись таким образом духовно и тем самым подготовившись к исцелению, которое она собиралась осуществить, Мария приказала подвести к ней первого страдальца, больную женщину. Под непрерывные повторения священником строчек из Евангелия от Марка: «…и Он наложил руки на нескольких больных людей, и исцелил их» — королева опустилась на колени и прикоснулась к болячкам женщины. Сложив крестообразно руки, она несколько раз прижала их к пораженным местам «с достойным восхищения состраданием и серьезностью», а затем призвала следующего больного. После того как все четверо приняли исцелительные касания, они приблизились к Марии во второй раз. Теперь она коснулась их болячек четырьмя золотыми монетами и дала им эти монеты, чтобы они носили их на ленточках вокруг шеи, взяв с каждого обещание никогда не расставаться с освященным талисманом, кроме самой крайней нужды.
Наблюдатели отметили, что в течение всех этих утомительных церемоний Мария действовала с глубочайшим благочестием. Они все ощущали в ней качество, весьма трудное для определения, которое можно не очень точно выразить как «великодушие». Испанцы, прибывшие в Англию с Филиппом, тоже заметили в ней это качество, и оно привело их в восхищение. Скупой на лесть Мишель написал в своем сообщении в синьорию: «Я осмеливаюсь утверждать, что до нее в христианском мире еще не было королевы, обладающей столь великой добротой».
Впрочем, на пасхальных церемониях 1556 года и дворцовых приемах Мария демонстрировала также и королевское величие, которое отличало ее отца и более далеких предков от простых смертных. После коронации Мария стала помазанной королевой — первой помазанной королевой в Англии, — священной полубожественной персоной, но проявляла она это с необыкновенным достоинством. Даже ее хулители признавались, что она умеет вести себя как королева — серьезно, благородно, торжественно и одновременно без напыщенности.
Однако после замужества Мария старалась культивировать в себе противоположный образ. Став женой, она по традиции была обязана подчиняться супругу, что во всем противоречило ее королевскому статусу. В письмах она обращалась к Филиппу со «смирением и раболепием, какие только возможны», объявляя себя «Вашей преданнейшей и послушнейшей женой, которая считает себя обязанной быть такой даже больше, чем другие жены, потому что имеет столь замечательного супруга, как Ваше Величество». Мария твердо верила, что должна почитать Филиппа, как любая женщина своего мужа, и даже больше, поскольку он был монархом в нескольких королевствах и наследником большей части империи Габсбургов. И это несмотря на то, что она сама была королевой!
Дело в том, что в соответствии с брачными доктринами XVI века, каждой жене предписывалось видеть в своем муже земного представителя Христа. Испанский гуманист Вивес, который наставлял Марию в детстве, писал в своем трактате «Обязанности супруга», что «поскольку муж есть глава женщины, читай — отец или Христос, то он должен исполнять дела, какие надлежит исполнять мужчине, и учить женщину, так как Христос — не только спаситель и основатель Его церкви, но также и господин». В таком случае Мария была настолько же ниже Филиппа, насколько все грешные люди были ниже Христа. Ей требовалось каким-то образом разрешить это противоречие, ибо, будучи королевой, она сама обладала освященными качествами, придававшими ей почти божественный статус, и в то же время была обязана, испытывая благоговейный трепет, смотреть на своего супруга как на Христа, назначенного руководить ею.
Кардинал Поул помог выразить это благочестие супруги словами. В молитвах, которые он писал для Марии, Филипп был представлен как «человек, который больше всех остальных в своих действиях и руководстве мною воспроизводит Твой образ, то есть образ Сына Твоего, которого Ты ниспослал в наш мир, чтобы сеять святость и справедливость». Идентификация Филиппа с Христом должна была очень сильно влиять на такую набожную женщину, как Мария. Христос и его церковь занимали в ее жизни центральное место, и потому Филипп теперь должен был раствориться в ее сущности и стать одним из символов веры.
Однако в последнее время для Марии становилось все труднее видеть Христа в человеке, который, судя по всему, ее просто бросил. Филипп к тому времени отсутствовал уже больше семи месяцев, и она чувствовала себя покинутой. Мария писала свекру, «смиреннейше умоляя его» разрешить супругу возвратиться. «Я умоляю Ваше Величество простить мне мою дерзость, — писала она, — и помнить о той невысказанной печали, какую я испытываю из-за отсутствия короля». Она знала, писала Мария, что Филипп занят важными делами, но боялась, что у него просто не представится возможности возвратиться, потому что, «как только заканчиваются одни переговоры, сразу же начинаются другие».
Мария обращалась к императору как покинутая жена, но перед Филиппом все сильнее выступала как оскорбленная королева. В середине марта она послала к нему в Брюссель Мейсона с наказом «умолить короля, ее консорта, чтобы он был так добр искренне сказать, через сколько дней предполагает возвратиться». Мейсон должен был поведать королю, что его супруга устала от неудобства и терпит большие расходы по содержанию флота, готового сопровождать его обратно в Англию. Корабли покидают места стоянки в доках на Темзе, спускаются вниз по реке к морю и встают на якорь у побережья в ожидании приказа плыть во Фландрию. Через некоторое время питьевая вода начинает тухнуть, продукты заканчиваются, и корабли вынуждены возвращаться в доки, чтобы запастись свежей провизией и ждать повеления королевы снова отправляться к морю. И это повторялось всю осень и зиму, а с приближением весны Мария захотела точно выяснить, когда именно ей следует посылать свой флот.
Мейсон сделал все что мог. Он настоятельно просил Филиппа «успокоить королеву, а также пэров королевства своим присутствием» и напоминал, что «все же нет причин отчаиваться по поводу отсутствия наследника» от Марии. На что Филипп вяло ответил, что будет стараться приехать как можно скорее, хотя фламандские дела отнимают у него очень много времени. Советники Филиппа были более категоричны. Они заявили, что в ближайшие месяцы король должен объехать все нидерландские провинции, и напоминали Мейсону о плохом обращении с Филиппом в Англии и огромнейших расходах, что он понес во время годичного пребывания у королевы, которая проявила к нему «мало супружеского расположения», а англичане относились к испанцам с постыдным презрением и грубостью. Руй Гомес заявил Мейсону, что по всем этим причинам Филиппу в ближайшее время не будет рекомендовано возвращаться в Англию. К тому же для отсрочки имеется еще один повод. Астролог Филиппа предсказал, что где-то в 1556 году на короля в Англии будет совершено покушение, поэтому неразумно возвращаться, если существует такая угроза.