Археолог: солнечный камень (СИ)

И я показал ему надпись на заглублённом в грунт боку жертвенника.
Вокруг жертвенника тоже заложили шурфы. Как и ожидалось, нашли множество обгоревших костей, остатки сплавившихся украшений, обожжённые обломки керамических сосудов. Культурный слой был так насыщен находками, что лопаты пришлось отложить в сторону. В ход пошли кисточки и детские совочки.
Обед нам привезли из Балтийска, по распоряжению Виктора Петровича. Мы с ребятами притащили от дороги алюминиевые бидоны. В одном бидоне плескались изумительно вкусные щи из кислой капусты. В другом исходила паром рассыпчатая гречневая каша с тушёнкой. Оля и Света большим половником раскладывали порции в алюминиевые миски, а мы уплетали так, что за ушами пищало.
К моему удивлению, девушки о чём-то разговаривали между собой и даже вместе смеялись. Подумав, я решил, что это к лучшему.
— Ну, что же, юноша! — сказал мне Валентин Иванович. — Честь этого открытия по праву принадлежит вам. Согласны сотрудничать? С вашей стороны — молодой задор и острый ум. С моей — опыт и возможности. Справедливо?
— Конечно! — искренне ответил я.
Совместная работа с деканом открывала такие перспективы, что дух захватывало. Только он мог организовать в святилище полноценные раскопки. А это — материал не только для диплома, но и для полноценных научных работ. Широкая дорога в мир большой науки.
После обеда все снова взялись за лопаты. Мы с Мишаней копали шурф, ища продолжение северной стены, а Валентин Иванович с девочками окопался на вершине холма возле основного жертвенника.
— Саня! — негромко сказал Мишаня. — Я перевёл ту бумагу.
Я воткнул лопату в землю, распрямился и посмотрел на Мишаню.
— Не томи! Что там?
— Это секретное предписание Ганзейского торгового союза своему представителю в Пиллау — Ульриху Бергману. Бергману предписывается усилить охрану судов, на которых перевозят груз янтаря. А также организовать в окрестностях Пиллау поиски «медальона-солнца» — символа власти древних прусских вождей. В документе упоминается, что последним владельцем медальона был вождь Отакар.
— А дата документа?
— Тысяча пятьсот сорок второй год.
Ничего себе! Я постарался скрыть от Мишани свою растерянность. Выходит, уже четыреста лет назад ганзейские купцы пытались отыскать медальон, который прямо сейчас лежал у меня во внутреннем кармане куртки. Карман я заколол сразу двумя булавками — на всякий случай.
— Выходит, печать на документе — это печать Ганзейского союза? То-то, она показалась мне знакомой.
Мишаня пожал плечами.
— Видимо, так. Думаю, рисунок печати изменялся со временем в деталях.
В голове роилась туча вопросов.
Зачем ганзейцам понадобился этот медальон? Почему они не прекращали его поиски на протяжении полутысячи лет?
Чем он так важен?
В прошлый раз меня убили из-за того, что я его нашёл. И вот этот медальон снова лежит в моём кармане.
Пожалуй, придётся основательно порыться в архивах.
Я снова воткнул лопату в мягкую лесную землю.
В Балтийск мы вернулись уже в темноте. Не чувствуя натруженных рук, выгрузились возле казармы. «ГАЗ-66» вместе в Виктором Петровичем, рыча мотором, скрылся за углом. А мы пошли внутрь — отмываться и ужинать.
В столовой нас встретил озабоченный Жорик.
— Гореликов! — закричал он, увидев меня. — Ты где пропадал целый день?
Не успел я открыть рот, как Жорик продолжил:
— Тебя военные искали. Завтра к девяти утра тебе приказано явиться в военную комендатуру.
Сердце у меня похолодело и ухнуло в пятки.
— Хорошо, — сказал я, стараясь казаться спокойным. — Спасибо, что предупредил.
Валентин Иванович сердито нахмурился, но ничего не сказал. Взял свою миску с тушёной картошкой и отправился в кабинет Валерия Михайловича. Через три часа ему предстоял вылет в Ленинград.
Я через силу доел ужин. Проводил Свету и рассеянно поцеловал на пороге её комнаты. Света погладила меня по руке.
— Ничего, Саша! Всё обойдётся. Я чувствую, поверь мне — всё будет хорошо.
— Спасибо, — улыбнулся я.
 
Притянул девушку к себе и снова поцеловал.
— О чём вы сегодня говорили с Олей?
— А ты заметил, да? — рассмеялась Света. — Женские секреты.
— Расскажешь?
— Нет. Иди, думай о своих делах.
И Света шутливо подтолкнула меня в сторону коридора.
— Завтра увидимся? — глупо спросил я.
— Конечно! И завтра, и послезавтра. И послепослезавтра тоже!
В комнате я сразу разделся и лёг в кровать. Укрылся одеялом с головой и притворился спящим. Голова кружилась от мыслей, все они накатывали одновременно. Сознание беспомощно перескакивало с одной мысли на другую и никак не могло зацепиться.
Плюнув на попытки придумать хоть что-то, я закрыл глаза и стал размеренно дышать носом. При вдохе воздух чуть холодил ноздри, а на выдохе выходил уже согретым. Сосредоточив внимание на разнице этих ощущений, я постарался очистить голову от мыслей и сконцентрировать на том, что всё закончится благополучно. И, незаметно для себя, заснул крепким сном.
Наутро, в половине девятого я уже был у ворот крепости Пиллау. Я пришёл пораньше для того, чтобы сосредоточиться перед встречей с майором, продумать всё — что можно говорить, что нельзя. Хотел заранее подготовиться к самым каверзным вопросам.
Я уселся на скамейку, равно мерно дыша. И через минуту своими глазами убедился, что у Вселенной великое чувство юмора.
Чёрная «Волга» остановилась возле ворот крепости. Из неё выскочили двое в серых двубортных костюмах. Показали часовым документы и беспрепятственно прошли на территорию крепости. А через десять минут вывели наружу моего знакомого майора. Майор растерянно крутил головой и что-то говорил людям в штатском, но они лишь молча подталкивали его в спину.
Майора усадили в «Волгу» и увезли. А я так и остался сидеть на скамейке, слегка обалдев от того, что произошло.
Немного подумав, я поднялся со скамейки и поразился чувству облегчения, которое меня охватило. Вокруг меня по-прежнему происходило что-то непонятное, но непосредственная опасность, похоже, миновала. А с остальным — разберёмся!
Я неторопливо вернулся в казарму. Лёгкий ветер с залива едва шевелил кроны лип вдоль проспекта. На фоне голубого летнего неба высилась башня маяка. Со стороны пролива донёсся корабельный гудок.
Мне вдруг расхотелось уезжать из Балтийска. Этот тихий зелёный городок на берегу холодного моря незаметно запал мне в душу. Я понял, что буду часто вспоминать его белоснежный пляж, невысокие дома и уютные улицы. Громады кораблей в зеркальной глади канала и перекрученные штормовыми ветрами сосны.
Но впереди меня ждал Ленинград. Ленинград, который я самозабвенно любил в юности, когда он ещё не превратился в муравейник, утыканный стекляшками торговых центров и офисных зданий. Впереди ждала учёба, экспедиции, открытия. Беззаботная молодость и любовь. Целая новая жизнь лежала передо мной. И мне захотелось прожить её не просто так, а чтобы она запомнилась обязательно хорошей.
Так и сделаю, решил я.
Я вернулся в казарму, чтобы переодеться и присоединиться к ребятам на раскопе.
В здании меня встретил встревоженный Мишаня.
— Ты почему не на раскопе? — удивился я.
— Документ пропал! — сходу выпалил Мишаня.
Он почти кричал.
— Какой документ? — переспросил я, уже понимая, о чём идёт речь.
— Тот самый! Письмо Ганзейского союза.
— Стой!
Я схватил Мишаню за руку и потащил на улицу, за угол здания.
— Ты говорил кому-нибудь о том, что перевёл документ?
— Нет, — растерялся Мишаня. — Только тебе.
— А Валерию Михайловичу?
— Зачем? Он бы стал ругаться, что я не соблюдаю порядок.
— Молодец! Вот никому и не говори, понял? Ты записи делал?
— Конечно.
— Спрячь, и никому не показывай. Потом отдашь мне.
— А в чём дело? — нахмурился Мишаня.