Археолог: солнечный камень (СИ)

— Погоди! — остановил меня Валерий Михайлович. — Вот что! Ко мне с утра приходил командир одной из воинских частей Балтийска. Просил, чтобы мы его бойцам прочитали лекцию о нашей экспедиции. Тоже общественная нагрузка. Пойдёшь со мной, раз уж ты такой общественник. На тебе рассказ по истории прусских племён. Осилишь?
— Осилю, Валерий Михайлович! — обрадовался я. — Когда лекция?
— Дату мы ещё не согласовали. Думаю, на следующей неделе, так что время подготовиться у тебя будет. Ну, иди, общественник!
— Валерий Михайлович, а можно мне на минутку? — спросил Мишаня. — Я быстро.
— Давай, — махнул рукой Валерий Михайлович.
Мы с Мишаней вышли за дверь.
— Саня! — возбуждённо зашептал Мишаня. — Помнишь — ты показывал мне знак? Круглый такой, ты его на песке рисовал? Латинские буквы, посередине корабль с парусом, и на нём — тевтонский крест?
— Помню, — кивнул я, — а что?
Мишаня оглянулся на кабинет.
— Там на одной из бумаг точь-в-точь такой знак! Вместо печати!
Возбуждение Мишани передалось мне.
— Точно? А что за бумага?
— Не знаю. Мы пока переводом не занимались, только опись составляем.
Я вцепился Мишане в рукав.
— Дружище, очень тебя прошу! Займись её переводом, а? Сумеешь? Так, чтобы в первую очередь!
— Не знаю, — растерялся Мишаня. Она в описи под двадцать третьим номером. А Валерий Михайлович любит, чтобы всё было по порядку.
— Чёрт! — выругался я. — Ну, да ладно! Подожду, что уж теперь!
* * *
Апрель 997-го года, священная роща пруссов Ромове 
— Хорошенько помолись Иисусу, монах! — откровенно сказал Бенедикту Эрик.
Его рыжий, под стать хозяину, жеребец ласково всхрапнул и потянулся мордой к кобыле, на которой ехал Бенедикт. Эрик чуть натянул повод.
— Помолись, чтобы Арнас и Криве-Кривейто окончательно поссорились. Иначе не миновать вам жертвенного костра.
Эрик ударил жеребца пятками и уехал вперёд. Со стороны это выглядело так, словно он просто обогнал монаха на узкой дороге.
Бенедикт оценил предосторожность Эрика — незачем кому бы то ни было думать, что они в сговоре. Неизвестно, как дальше повернётся жизнь.
Смерти Бенедикт не боялся. Он столько раз встречался с ней, что твёрдо усвоил основное правило — не бойся и приложи все силы, чтобы выжить.
Вот и сейчас он только чуть тронул пятками засыпавшую на ходу кобылу и стал спокойно прикидывать свои возможности.
Когда пруссы остановились возле первого капища, Бенедикт слез с кобылы, с удовольствием разминая уставшие ноги. Он не привык много ездить верхом — пешая ходьба или лодка были куда привычнее. Да и сидеть на лошади в рясе было не слишком удобно.
Языческие идолы даже понравились Бенедикту. В их суровых деревянных лицах ему открылась понятная мощь, сила и стремление к власти. Такие лица могли принадлежать великим воинам или правителям — в них не было ничего небесного, возвышенного.
Он подошёл бы поближе, но заметил взгляд епископа Адальберта и остерёгся.
Епископ представлял проблему. Его неистовая вера и готовность пожертвовать собой могли испортить всё в самый неподходящий момент. Вот уж действительно, самые неудобные люди — это кроткие люди. Упорные в своей кротости.
Жалобно заблеял чёрный козлёнок. Дёрнул маленькими копытцами и затих под ножом Арнаса.
Как бы и ему, Бенедикту не окончить свою жизнь, как этот козлёнок — в руках чужих жрецов. Князь Болеслав будет очень недоволен. А ему не видать тогда своего домика с виноградником где-нибудь на севере Италии, возле тёплого моря.
Ничего! Бенедикта не возьмёшь так просто. Если выпала судьба потягаться с Криве-Кривейто — он потягается!
Бенедикт снова бросил короткий взгляд на Адальберта. Епископ выглядел смирившимся с судьбой, покорным. Тьфу! Сейчас необходимо собрать все силы для борьбы во имя Господа, а этот слюнтяй перебирает чётки дрожащими руками и молчит.
Бенедикт отвернулся.
Пруссы один за другим потянулись по узкой тропинке вглубь священной рощи. Проходя мимо идолов, Бенедикт снова взглянул на них. Да, это боги! Вон, какие высоченные и грозные! И не скажешь, что эти лица вырезала из дерева человеческая рука.
 
Бенедикт с удовольствием шагал по лесной тропинке, слушая щебет птиц над головой. Воздух сегодня был особенно свеж, хотя в нём чувствовалось напряжение, словно перед грозой. И действительно, на западном горизонте собирались тяжёлые тёмные тучи. А над головой ещё светило весеннее солнце.
Пока они шагали по лесу, сырой морской ветер подтащил тучи ближе, обложил ими половину неба. Солнечный свет стал нереальным, беззащитным на фоне клубящихся громад. И в этом свете Бенедикт увидел высокий крепкий частокол, за которым располагалось святилище.
По верху частокола стояли воины с луками в руках. Их татуированные лица были бесстрастны. Короткая команда — и засыплют сверху стрелами, нашпигуют, как повар шпигует дольками чеснока свиную тушу.
Бенедикт поёжился. Знакомый озноб возбуждения пробежал между лопаток. Рука сама собой потянулась к поясу, на котором висел нож.
Воины пруссов остановились поодаль. Вождь Арнас передал повод своего жеребца Эрику, один подошёл к воротам и властно постучал. Подождал и постучал ещё раз.
На стене, среди лучников, появился высокий человек. На фоне остальных он отличался худобой. Но это была не болезненная худоба слабости. Человек выглядел так, словно отбросил всё лишнее, и благодаря этому стал неимоверно силён. На его голове красовалась кожаная шапка, украшенная бычьими рогами.
Бенедикт узнал Криве-Кривейто.
Жрец что-то крикнул, коротко и звучно. Арнас, задрав голову, ответил ему. И завязался поединок двух властных, сильных людей. Воля сошлась с волей.
Бенедикт не разбирал слова чужого языка, но прекрасно понимал, о чём спорят вождь и жрец. Они выясняли, чья воля сильнее. И от исхода этого поединка зависела жизнь монахов и самого Бенедикта.
Он незаметно оглянулся.
Все воины напряжённо следили за перебранкой Арнаса и Криве-Кривейто. Адальберт и Радим тоже смотрели туда, на чужое языческое святилище.
Голоса становились всё громче. Они напряжённо звенели в предгрозовой тишине.
Криве-Кривейто взмахнул рукой, и на стене рядом с ним появились двое.
Юноша и девушка.
Бенедикт узнал Вилкаса — сына вождя. Девушку монах раньше не видел. Но по тому, как Вилкас держал её за руку, догадался, что эти двое — вместе.
Криве-Кривейто что-то сказал Вилкасу, и Вилкас обратился к отцу. Голос его звучал напряжённо, но ровно. Однако, опытное ухо Бенедикта уловило виноватые нотки.
Арнас ответил яростным рёвом. Было видно, что вождю трудно держать себя в руках.
Вилкас тоже повысил голос и крепче сжал руку девушки. В ней была опора, которая придавала сыну вождя дополнительные силы.
Бенедикт понял, что вождь может проиграть этот спор. Да, Арнас силён. Но сейчас он стоял на чужой земле, под чужими стрелами. Кроме того, ему приходилось задирать голову. А Криве-Кривейто смотрел на вождя с высоты стены, и из этого черпал уверенность.
Когда судьба колеблется, подумал Бенедикт — надо ей помочь.
Он привязал поводья к тонкому стволу молодой рябины и сделал шаг за густой черёмуховый куст, который очень кстати рос возле тропинки. Обогнул куст так, чтобы его не заметили лучники. Серой тенью скользнул к стволу толстой липы, прижался к тёплой шершавой коре. Перебежал за росшую неподалёку молодую ёлку и оказался возле угла бревенчатой стены.
«Помоги, Господи!» — молча взмолился Бенедикт.
Теперь всё зависело от того, сколько в святилище воинов. Бенедикт надеялся, что их не слишком много — всё же это не крепость. И если его догадка верна, то все воины сейчас собрались возле ворот — там, откуда грозит опасность.
Бенедикт огляделся. Увидел пучок сухой прошлогодней травы, сорвал его. Оторвал с берёзы широкую полосу бересты, ещё одну. Кошкой метнулся к бревенчатой стене и упал на колени.