Рассвет Янгчен (ЛП)

По его команде вся семья сняла варежки и встала цепочкой. Кавик сжал ладонь брата, его кулак хорошо помещался в пространство, оставленное там, где у Каляана не было безымянного пальца и мизинца. Каляан считал до десяти, родители игриво дразнили младшего сына за то, что он был глупым, а старшего — за то, что он смешил его таким плохим образом. Ветер обжигал и резал их открытую кожу.
Каляан остался сосредоточенным и подмигнул Кавику.
— …три… два… один!
Они вчетвером сошли с умиака в унисон и завопили, высоко поднимая еще соединенные руки. Другие семьи, приземляясь, закатили глаза, покачали головами, но Кавик не мог описать облегчение. Он не провалился в гравий, его не пронзили стрелы. Чары единства защитили их.
Большой причал Бин-Эра был в стороне, где вода была глубже. Работники кишели на пузатых грузовых кораблях из пересекающихся деревянных досок и спускали их содержимое железными крюками и лопатами. Бочки катились по самодельным трапам, порой попадая в воду с плеском, но никто не останавливался, чтобы забрать их. Потеря части товара была приемлемой жертвой.
Активность напоминала Кавику полярную медведесобаку, поедающую труп, куски мяса падали на снег, и он поежился. Но его конвой с Севера проделал путь без проблем на своих суднах, мелководные потоки позволили им причалить целыми. Как при передвижениях между лагерями.
«Может, новая земля будет не такой плохой», — подумал он, когда мужчина в тяжелой зеленой форме пошел встречать их.
* * *
В начале работы он был младшим секретарем в «Нукингаке», Кавика поражало, какой стабильной была зарплата. Ты знал, сколько монет получишь за каждую неделю. И хоть нельзя было рассчитывать на награду уровня китоморжа или сети, полной целого косяка окуня-каракатицы, страдать от нищеты не приходилось.
Он считал себя везучим, потирая уставшие глаза за столом. Многие его коллеги прибыли в Бин-Эр одни, оставив жен и мужей, родителей и детей, но Кавик был и всегда будет с людьми, которых больше всего любил, под одной крышей.
Каляан пробыл в «Нукингаке» меньше полугода.
Он не проявлял недовольство. Он просто не пришел на смену одним утром, а потом следующим. Третьего раза не было, потому что его уволили и запретили пересекать порог здания.
Тихий шум, который последовал за увольнением Каляана, и то, как семья стала изгоями на работе, научило Кавика многому о том, как все работало в Бин-Эре. Подслушивая недовольные разговоры коллег, он узнал, что истинная ценность «Нукингака и партнеров» была не в редких ошибках, а в его ограниченном вовлечении в вихрь сил в городе.
Работодатели держались в стороне, мало общались с кем-то из Народа Огня и Царства Земли, да и бизнес не был связан с конкретным шанем, чтобы их не трогали. И было проще получить пропуск и покинуть Бин-Эр, когда они хотели. Но то, что Каляан внезапно ушел в неизвестное место, угрожало той привилегии — если она вообще существовала.
Для неосторожных Бин-Эр был рыболовным прудом, который притягивал их и не отпускал. Никто в «Нукингаке», включая Кавика, не хотел жить в городе вечно. И никто на полюсах не подставлял группу из-за своей глупости. О своих заботились.
Каляан еще приходил домой по вечерам, хотя не отвечал на вопросы о том, что он делал. Он нашел другую работу, сказал он Кавику. Все было хорошо.
Какой бы ни была его новая работа, там платили намного больше, чем бухгалтерам. В «Нукингаке» Кавик слышал шепот о своем брате, слова «на побегушках, лакей, шпион».
Каляан все реже приходил домой. Это было нормально. Юноши и девушки покидали дома родителей, это было ожидаемо. Да, обычно это было после брака, но Каляан молчал о своей социальной жизни, как и о работе.
Он подарил им новый дом. Не насильно, а принудительно. Было лучше жить ближе к международному району, сказал он. Да, деревянное строение было сложнее убирать и обогревать, но оно было лучше. Почему? Кавик не знал, как и его родители. Они послушали Каляана, перенесли масляную лампу и другие вещи. Он звучал очень уверенно. Переезд заметили их соседи.
 
А потом однажды утром это произошло. Всех бухгалтеров, секретарей и помощников вызвали в магазин. Кто-то, знающий список клиентов и время обновления их контрактов обокрал их самых важных клиентов, объяснил босс. Многие, кто собрался тут, потеряют работу.
Кавик смотрел, как его соседей отбраковали. Его первый настоящий урок, как соглашение, числа, тайные слова, парящие без следа в физическом мире, могли лишить человека средств на жизнь. Он и его отец не пострадали. В решении не было логики.
Квартал Племени Воды помогал тем, кто не везло. Так они поддерживали друг друга. Но не было сомнений, кто был виноват в случае, потому что Каляан больше не пришел домой после этого.
Кавик и его родители ждали его какое-то время, страдая. На полюсах те, кто совершал непростительные поступки против общества, могли проснуться однажды и обнаружить, что лагерь ушел без них. В Бин-Эре уйти было некуда, но все скрывались за углами, когда Кавик приближался, отодвигались, когда он садился за рабочий стол, отходили, когда он пытался говорить.
Он сломался? Настал миг, когда ему надоел Бин-Эр так, что он хотел очистить тело от него? Он не помнил. Но Кавик помнил, как ярко горело в его разуме очевидное решение его проблем, когда он надел парку и стал вторым, кто по своей воле ушел из «Нукингака».
Многая добыча требовала терпения, но были исключения. Нельзя было идти, куда хотел, когда следовал за стадом карибу с плавниками; как и нельзя было садиться и замирать, ожидая их возвращения. За ними следовали как можно ближе. Чтобы найти брата, он должен был пойти по следам брата.
Кавик будет выполнять задания, как Каляан. Он сыграет, отыщет зацепки, а потом поймает бывшего золотого ребенка из Длинной Протяженности. А потом притащит его домой, даже если тот будет пинаться и кричать, если будет нужно, чтобы их семья могла покинуть брошенный духами город так же, как они прибыли.
Вместе.
* * *
Начало его задания. Тяжелые удары, когда он узнал, что игра с информацией была какое-то время блестящей и интересной, насколько мог быть интересным разбор подслушанных минут встреч и сбор побоев в переулках.
Но та клятва была дана давно. Его придуманная миссия умерла, Цю, видимо, похоронит ее окончательно. Он не знал, что делать.
Если Цю говорил правду, время сходилось. Это объясняло, почему Кавику было так сложно найти человека в городе, откуда редким позволяли уйти. И это означало, что его старший брат без слова или письма ушел из семьи и оставил ее позади.
Кавик ощущал себя маленьким и одиноким, напротив никто не сидел. Он кашлянул. Потом кашлянул снова.
— Эй, — сказал Цю с редким сочувствием. — Мне жаль. Я знаю, что семьи Племен Воды близкие.
— Да, я… — он хотел поговорить о другом. — Что ты сделаешь с письмом?
— То же, что и Каляан. Покину это место, — Цю не сожалел, не старался не задевать свежую рану. Он шлепнул по бумаге. — Я знаю, где смогу связаться с агентами, представляющими покупателей за морями. Они приведут меня к ним. Я нацелюсь на Таку. Уберусь подальше от холода.
Цю было некого брать с собой. Кавик отогнал бесформенное чувство подальше, пока оно не стало жалостью или завистью.
Цю встал и поправил тяжелый плащ. Он замер у двери, показал Кавику неприкрытую радость на круглом лице в следах от сыпи. Он был свободен.
— Передай Каляану привет, если снова его увидишь, — сказал он и пропал на улице.
И шансы Кавика на воссоединение семьи растаяли на этом. Он обмяк на стуле, прижался черепом к стенке кабинки до боли.