Закон обратного отсчета (СИ)
— Это как?
— Выносливость, навыки выживания, тест на IQ. Но все это милые цветочки в сравнении с личным интервью. В моем случае это выглядело как связывание Исаака. В роли Авраама — я, в роли сына — мои гордость, честь и достоинство. При этом за весь разговор он не сдвинулся с места, я же сдерживалась, чтобы не пасть ниц, лбом в пол, принося клятву верности.
— Интересно, чем он добился такого эффекта, — говорит Джа, гремя тарелками в раковине.
— Идея. Он просто транслирует свою идею так, что альтернативные точки зрения становятся ничтожными.
— И в чем эта идея заключается?
— Если вкратце, — Савва снова задумалась, подбирая формулировку, — это идея о всеобъемлющей справедливости. На грани утопии, честно говоря, но пока вполне работоспособная. По нашим правилам зло должно быть наказуемо, но наказание не должно превышать ущерб. При этом в случае самообороны не может быть никаких ограничений. Грубо говоря, рубить руки за кражу — недопустимо, разбить башку насильнику — сам напросился. Поэтому если вы, парни, когда-нибудь пересечетесь с Падре, он бросит на помощь вам все силы.
— Хочешь сказать, он о нас еще не знает? — спрашивает Джен.
— Ты меня за идиотку держишь? Я обещала молчать, и я молчу.
— Хорошо-хорошо, — Джен вскидывает примирительно руки. — Справедливость, значит. Больше похоже на карательный отряд.
— Одна из сторон — добро должно быть с кулаками, да. Но этим идея не ограничивается, я просто решила, что вам будет близок именно этот аспект. Основная фишка идеи — в мечте. Вот смотри. Есть она у тебя. Ты к ней стремишься. Но ничто и никто не может тебе гарантировать то, что она исполнится. А когда она не исполнится, тебе настанет пиздец. В прямом смысле. И тогда ложись и подыхай. В лучшем случае. Так ведь?
Вместо того, чтобы кивнуть, как этого ждет Савва, Джен откидывается на стуле, скрестив на груди руки.
— Но мир справедлив, поэтому любая мечта исполнится, если, — Савва делает паузу, — если ты упрямо долбишь Вселенную. Если бьешься в кровь. Насмерть. Не вьешь запасных теплых гнездышек с вайфаем и сериальчиками, не прокрастинируешь, не… не уговариваешь себя «сейчас еще немного подожду, и кааак жахну с места в карьер». Только здесь и сейчас. Каждый день, можешь сделать — сделай, не можешь — ищи тех, кто поможет, не нашел — придумывай, как обойти. Просто делай то, что в твоих силах и рано или поздно твои возможности возрастут настолько, что исполнить мечту станет проще простого. А если ты устал и у тебя «не получается» — значит, хреново хочешь.
— Любое действие влечет за собой справедливые последствия, — резюмирует Джа.
— Именно. Мы боремся с коррупцией, как с читерством. С превышением полномочий. С преступностью разного рода. Со всем, что мешает жить по законам справедливости.
— Ох, сказочники, — выдыхает Джен разочарованно. Легендарная банда вмиг растеряла флер могущества, превратившись из вездесущей паутины в скопище озверевших романтиков. Впрочем, Джену кажется, такое определение они приняли бы на ура.
— Ой ли? А вы сами далеко ушли? Столько лет воюете с непойми чем. И вас это не останавливает. По принципу — не прекратить, так обезвредить, не исправить, так помешать.
Джен насупился. Правда глаза колет.
— И кто же вас финансирует?
— Никто, — удивляется Савва, будто Джен сморозил глупость. — Что финансировать-то? У нас ни офиса, ни техники, все сидят по домам за своими ноутами. Изредка, если нужно сгруппироваться, Падре арендует на день-два квартиру или пару кабинетов в тихих ебенях. Кто хочет, участвует в операциях, кто не может — на подхвате.
— А как же полиция, записи камер, данные расследований? Вам их забесплатно отдают?
— Алле, мы против коррупции, помнишь? У нас везде свои люди. И взламывать ничего не нужно. Отправляешь запрос, получаешь ответ.
— Тусня победившего социализма, — язвит Джа, выключив воду. Оборачивается, вытирая полотенцем руки. — Ладно, какие на сегодня планы?
Сжавшись на стуле в колючий комок, Савва бурчит:
— Мне срочно надо почистить карму, я физически ощущаю весь налипший пиздец. Очень хочется войти в подобие транса и разобраться что к чему. Поэтому основной план — рыть носом сети, искать следы ублюдка, о существовании которого нет ни единого намека, может, смотаться на Красный проспект и осмотреть все своими глазами. А еще жалеть себя и пить в хлам.
— Я тебе не позволю, — заявляет Джа резко. — Ты же в отпуске?
— Взяла неделю по семейным обстоятельствам.
— Вот и хорошо.
Джену странно видеть друга таким — собранным, взявшим не власть, но опеку над кем-то, сломанным сильнее, чем он сам. Савва не спорит, покорно пожав плечами, молчит, уткнувшись в коленки.
— Косе не звонили? — Джен дожевывает последний сырник, соображая, что бы еще съесть. От вчерашнего в желудке разверзлась бездонная яма, готовая перемолоть и собственные кишки, если не подкинуть топлива.
— Похороны послезавтра, — отвечает Савва. — Просил не кипишить и не задалбливать.
— Может, все-таки заехать? — предлагает Джа. — Коса мужик суровый, сдыхать будет, помощи не попросит.
Джен кивает.
— Вы смотайтесь, а я Нортоном займусь.
Последние капли кофе оседают пеной на языке, Джен сует кружку обратно в кофемашину, запускает новый цикл и лезет в холодильник. Достает колбасу и сыр.
— У нас хлеб закончился? — спрашивает удрученно, глядя на опустевшую корзину.
— Мы на обратном пути купим.
Накромсав колбасу кусками, Джен жует ее, стоя, вприкуску с сыром настолько твердым, что он крошится и приходится наклоняться над столешницей, чтобы не усыпать пол. Со второго этажа доносятся звуки сборов — половик в комнате Джа лежит только у кровати, поэтому каждый шаг слышен отчетливо. Джен может даже проложить траекторию, по которой пророк с подругой мельтешат между шкафами, стулом, на котором постоянно валяется одежда, и кроватью.
— Мы поехали, — Джа заглядывает в кухню, машет рукой.
— У Саввы мой номер есть?
Джа подвисает в раздумьях на мгновение.
— Если нету, сейчас добавим. Джен, все будет нормально.
— Если вдруг… Если отключишься, пусть сразу звонит мне, скажет адрес, я приеду за тобой.
Джа согласно кивает и исчезает в доме. Еще несколько минут шуршат шаги, хлопает дверь, с улицы в распахнутые окна врывается рокот двигателей и лязг замка на воротах. Оставшись один, Джен замечает насколько отвык от этого ощущения. Отовсюду доносится шум, гул, треск, но для Джена дом наполнен звенящей, отупляющей тишиной.
Будто его слуховой аппарат перестал распознавать звуки, отличные от возни присутствия рядом другого человека.
Будто Джен перенастроил себя на единственную задачу, и теперь ее отменили.
Из-за угла выполз включившийся по таймеру робот-пылесос, протащил свое низкое пузо по диагонали кухни, ткнулся в косяк и, развернувшись, пополз в обратную сторону. Джен наблюдает за ним с любопытством энтомолога. Щетки загребают по дощатому полу, монстр сует нос во все щели, пока не застревает в ловушке двух стульев — он стучится в ножки, в одну за другой по кругу, заданный программой градус разворота не позволяет выбраться, направляя снова и снова к препятствию.
— Тупое ты создание, — ругается Джен, подняв один из стульев, и бурчит под нос: — Сам будто лучше. Такой же упертый баран.
Пленник выскользнул и поплелся прочь, жужжа что-то на своём пылесосьем наречии.
Во дворе серым оползнем спустился смог. Пахнет гарью — кто-то жжет сорняки. Дождем и не пахнет. Джен нехотя отпирает ворота мастерской, сегодня у него особенный пациент.
Нортон терпеливо ждет, пока Джен переоденет футболку, соберет с полок набор первой помощи. У байка скошен бок — не смертельно, но царапины на хроме глубокие, шлифовкой никак не обойтись. В другой раз Джен взялся бы сам обварить выхлопную, он это уже проворачивал с парочкой бывалых мотоциклов, но Нортон должен быть идеальным, а значит в силу вступает Закон лучшего мастера — «Хочешь безупречный результат, отдай тому, кто сумеет сделать лучше всех».