Закон обратного отсчета (СИ)
Только бы успеть.
Возле вышки стройки по обе стороны, но Джа уверенно указывает на одну из них и, развернувшись, заезжает на вторую. Здесь есть, где спрятаться вместе с мотоциклами. У дома не отстроен даже первый этаж. Рядом стопками сложены бетонные блоки, ржавеет строительный кран. И кажется, будто гигантский ребенок просто не успел собрать конструктор.
Ни крика, ни грохота возни с соседнего остова. Даже ветра нет, хотя на открытом пространстве должен шуровать, раскачивая крановую стрелу до противного то ли скрипа, то ли воя. У Джена легкое дежавю от панорамы, по таким же стройкам в детстве его искали родители. Ему было весело, им — вряд ли.
Добегался. Теперь он на их месте. Джа называет такие моменты Законом кармических люлей, он любит давать определения выкрутасам жизни.
— Будь осторожен, — просит Джа напоследок, хотя в глазах горит: «Поторопись».
Джен опускает балаклаву как забрало и сдержанно кивает. Между ними не принято обниматься или разводить сопли на тему «а вдруг уже не вернешься». Почему-то Джа уверен, что случись с Дженом смерть, он ее обязательно увидит. Другим ведь пророчит. А Джен — это Джен. Его беду Джа обязан почувствовать.
Распахнута куртка. Заточки, кинжалы, звездочки-сюрикены — целая батарея металлолома закреплена на груди ремнями. Джен крадется по высокой траве, и стебли шуршат под рифлеными подошвами. Трава так разрослась, что кое-где высовывает макушки в оконные дыры. Из-за них приходится вглядываться внутрь стройки тщательнее, но зато — дополнительная маскировка.
Сдавленный, задушенный крик совсем близко сжимает рефлексы пружиной. Теперь Джену проще, он знает расстояние, направление и главное — уверен, что успел.
Рукоять зажатого в кулаке ножа сухо царапает по бетону, когда Джен, подтянувшись, запрыгивает в оконный проем. Под ноги лезет ржавый хлам и приходится смотреть не только по сторонам, но и куда ступаешь. Хоть бы трава не мешалась.
Комната. Вторая. Снова хрип, слава Богу, без примеси боли. Только испуг-истерика-паника.
Подонок за углом. Фирменные джинсы, футболка без нити синтетики, обувь дорогая — странно видеть такого наперевес с грубо заточенным тесаком посреди мертвого района. Такие если и пачкают руки, то по дебильной случайности, «в состоянии аффекта», как потом заливают адвокаты. Широкая спина заслоняет девчонку — оно и к лучшему, можно попытаться обойтись без крови. Джен перехватывает поудобнее нож, шагает через россыпь кирпичей в проходе и с размаху прикладывается кулаком по русому затылку.
Утяжеленный рукоятью удар рассчитан точно, мужик валится как подкошенный в заросли проросшей полыни, но все еще дышит. В отличие от зажатой в угол девчонки.
Замерла. Уставилась огромными глазищами и не моргает, только пятка в белом кроссовке медленно съезжает с лежащего под наклоном кирпича. Руки заведены за спину, связаны каким-то тряпичным бабским поясом. Кожа возле узлов стерта до крови, саднить будет неделю, как минимум.
— Идти можешь? — спрашивает Джен, освободив девочке запястья.
Она в ответ кивает уверенно, но при первом же шаге на кирпичах подворачивает ногу. Откуда их здесь столько? И как не растащили? Джен подхватывает девчонку на руки, ему не удобно из-за шелковой кофточки — та скользит по латексным перчаткам, кажется, ноша вот-вот выпадет, и приходится прижимать ее сильнее, перехватывать ладонью под самой грудью. Хоть бы за шею схватилась что ли. Да, вот так.
От мотоциклетного рыка девчонка вздрагивает, ей Джа из-за укрытия плит не виден.
— Это свои, — неловко объясняет Джен. — Сейчас увезем тебя отсюда. Подальше. Где люди.
Она не против, и прижимается сильнее. Если будет так же цепляться на мотоцикле, можно не бояться, что слетит.
Джен сворачивает за угол стройки, ускоряет шаг, приближаясь к байкам. Джа уже оседлал Нортон и даже шлем напялил, но его радость от Джена не скрыть никакими забралами. Еще бы — они успели.
— Сейчас прижимайся ко мне всем телом и держись крепко, — инструктирует Джен, застегивая на девчонке свой шлем. — Погоди, сначала я сяду, потом ты. Сумеешь? Вот так.
Гравий из-под колес летит пулеметной очередью, песок бьет в лицо Джена, но это такие мелочи. Глаза прикрыты запасными очками, сзади вжимается в кожу куртки живой человек. Живой — это самое важное. А стройка, поганый район и, наверное, уже пришедший в себя, подонок пусть остаются за спиной, в прошлом.
Чтобы не светиться, останавливаются в уютном дворике цивильного квартала.
— Нам дальше нельзя, и видеть ты нас никогда не видела, договорились? — Джен нахлобучивает освободившийся шлем, стараясь не задирать подбородок, не светить лицо перед случайными взглядами с окон.
— Ладно, — впервые подает голос девчонка и смолкает. Не садится — падает на лавочку у подъезда с обреченным видом. Все вопросы, застрявшие поперек ее горла в борьбе за первенство, давно парням знакомы.
— Как тебя зовут? — Джа сходит с мотоцикла и садится перед девчонкой на корточки.
— Александра, — отвечает она твердо. Молодец, уже взяла себя в руки.
— Алекс… Можно, я буду звать тебя Алекс? — Джа откидывает очки шлема, сжимает ее ладони в своих, и Джен невольно отворачивается, зная, почему девчонка смотрит на пророка так заворожено. Чтобы убедить, успокоить или морально убить человека Джа достаточно поймать его взглядом. Как сейчас. — Алекс, мы уедем, а ты с мобильного вызовешь такси и полицию. Расскажешь, что произошло. Как тебя притащили на стройку, что он собирался с тобой сделать, и как его остановили. Не надо врать, рассказывай, как было. Всю правду. Но когда тебя попросят описать нас, придумай нас другими. Хорошо? Просто придумай, представь, что я, например, толстый, а он волосатый, как Чубака. И без мотоциклов. Договорились? Алекс, мы не должны были там появляться. Ты понимаешь? Если нас найдут, у нас будут большие проблемы. И мы не сможем помочь другим. Обещаешь не выдавать нас?
— Скажу, что вы были в костюмах Бэтмена и Супермена.
— Годится, — смеется Джа. Заразительно, ободряюще. Девчонка тоже улыбается отражением. Грустнеет, только когда он отпускает ее руки, закидывает ногу на байк и прощается, как всегда придумав сиропно-милое прозвище. — Пока, птенчик.
Возможно, этой странной, да что уж там — дурацкой манерой — Джа пытается скрасить кошмар хоть каплей неуклюжей романтики. Возможно, он рассчитывает на чудесный эффект последнего слова, Джен никогда не спрашивал, и не спросит. Тонкости людских душ — прерогатива пророка. У инквизитора другие, приземленные задачи: подготовить амуницию для следующего «забега», снять фальш-номера байков и избавиться от покрышек. Больше они ничем не наследили.
Вернувшись домой, Джа стягивает кеды нога об ногу, сует ступни в драные домашние тапки, которые не позволяет выбросить уже два года, и шлепает на кухню. Звенит бутылками, открываясь, дверца холодильника. На верхней полке штабелями лежат литрушки с питьевой водой. Джа с щелчком сворачивает новую крышку, присасывается и жадно глотает ледяную воду, остужая горло, угробляя связки, призывая ангину в гости. Лишь напившись до холодного комка в груди, Джа отставляет бутылку.
Джен доволен и спокоен, вернувшись домой. Захотелось горячего чая, он поджег огонь под пузатым чайником, отсыпал в ситечко пуэра с вишневыми ягодами.
— Еще одну жизнь спасли, — эти слова для Джена как зарубки на воздушной стене с удачными днями.
— Ну да, — отвечает пророк сипло и безрадостно. — Не зря день прожит. Не зря. Я пойду, пошумлю немного.
Он выходит из кухни.
Шаги прошлепали по линолеуму в гостиной, старчески скрипнула сначала вторая ступенька на лестнице, затем седьмая. Как открылась и захлопнулась наверху дверь, Джен уже не услышал — петли он недавно смазал на совесть, а защелку замка убрали еще в прошлом марте, когда приступ Джа случился за закрытой дверью и Джену пришлось ее выбивать.
Надо бы и со ступеньками разобраться, но все руки не доходят.