Колумбарий

Так тихо, насколько это вообще возможно, он отложил трубу, взобрался на пару ступенек и схватился за ручку люка. Шаги замерли где-то над головой. С той стороны дернули. Люк не сдвинулся – вспотевшая за секунду Вовкина рука тянула вниз. Вновь шаги, на этот раз быстрые, нервные. В люк пришелся сильный удар, и Вовка вздрогнул. Кто-то сверху рванул на себя, скрипнули доски. Еще удар, на голову посыпалась древесная пыль. Когда крышка люка стала ходить ходуном, а в возникающих щелях так никто и не появился, Вовка расслышал шепот. И тогда он закричал.
Никита ухохатывался, рассказывал, какая рожа была у Вовки, показывал эту самую рожу и снова ухохатывался. А Вовка молчал, скрипел зубами и злился. Розыгрыш удался, ничего не скажешь.
– Ну ты даешь, совсем же помешался на этих своих невидимках!
Они сидели в обеденном зале. В лампах, не давая темноте затопить комнату, жужжали светляки. Никита уплетал ужин, давясь смехом и жареной картошкой. Стоило ему взглянуть на Вовку, как случался новый приступ хохота.
– Дурак ты, вот и все, – сказал Вовка.
В зеркале возникло усталое лицо. Вовка помахал призраку, тот кивнул и уступил место еще одному. Здесь жили шесть стариков – незаметные, безголосые, являющиеся лишь в отражениях. Почти невидимки, только очень добрые. Вовка видел, как они грустят по ушедшим детям, как им до сих пор хочется накрывать столы на сотню человек, шить для них одежду, заботиться, оберегать. Школа всегда отличалась порядком. Газоны пострижены, цветы посажены, еда приготовлена, постели разобраны – стоило только отвернуться. Призраки взяли на себя все, живи да радуйся. Только вот от зова они защитить не могли.
– Ну не придут они, у нас ведь этот в клетке сидит, а они его чуют; чуют, что ему плохо, вот и не идут, – тараторил Никита. – Вот ты б к ним пошел?
– Я что, дурак?
– Вот и они не пойдут!
Вовка кивнул. Подумал немного и спросил:
– А ты… если услышишь, скажешь мне?
Никита закашлялся, выпил воды.
– Тьфу на тебя! Я закрою уши и не буду ничего слушать. Что и тебе советую.
Они всегда договаривались, клялись рассказывать о любом шепоте, но ни один из ушедших обещания не сдержал. Невидимки звали, умели найти слова, и дети уходили.
Время летело очень быстро. Через месяц листва стала больной и сморщенной, ветер ледяным, а ночь начала приходить намного раньше. Теперь даже Никита не рисковал купаться. Усач, казалось, впал в спячку где-то на дне пруда.
Вовка нашел друга на их крохотном кладбище: всего два ряда безымянных могил, по три штуки в каждом.
– Там что-то жужжит, точно тебе говорю. – Никита прислонил ухо к земле у одного из надгробий, слушал. – Как будто скребется кто. Прикинь?
– Надоели уже твои шуточки.
– Да я серьезно, – сказал Никита, поднимаясь и отряхивая колени. – Мож, раскопаем?
Вовка выпучил глаза:
– Совсем сдурел, что ли?!
Никита пожал плечами и задумчиво уставился на надгробие. В последнее время он был очень странным. Почти не предлагал поиграть и побеситься, зато целыми днями торчал на верхних этажах Школы. В библиотеке, в учебных классах. Мог даже в кинотеатре вместо боевика или комедии попросить поставить какой-нибудь дурацкий фильм о садоводстве или типа того.
Вовка учиться не любил. Призраки были готовы вести уроки каждый день, но никогда никого не заставляли их посещать. Все только по желанию. Иногда дети забредали на занятия от скуки, иногда из любопытства, кому-то учеба даже нравилась. Но вскоре это стало плохой приметой. Чем чаще посещаешь классы, тем быстрее уйдешь на зов. Как будто невидимки специально заманивали учеников. Все об этом говорили, но никто не воспринимал примету всерьез, когда дело касалось его. И теперь Вовка чертовски переживал за друга.
– Кажется, на мосту сегодня кто-то побывал, – сказал он, чтобы сменить тему, пока Никита не вздумал бежать за лопатой. Тем более что была и другая причина для тревоги. – Листья прям комками валялись. И в грязи какая-то ерунда.
 
– Да сколько ж можно…
– Погоди ты. Они к нам не ходят, пускай так. А что, если это наш ходит?..
В глазах друга сверкнул знакомый огонек. На секунду даже показалось, что Никита обрадовался. Не испугался, а просиял в предвкушении. Ведь это было приключение в его духе.
Они решили сходить к клетке. Просто проверить, что к чему, а не лезть внутрь – они ведь не самоубийцы. Никита отломал у лиственницы большущую ветку, и мальчишки, миновав теплицы, отправились в самую заросшую часть сада. Говорили, к клетке с невидимкой ни в коем случае нельзя подходить, потому что тот может до тебя дотянуться. Сейчас Вовке очень хотелось послушаться, но надо было все проверить ради собственного спокойствия. А вот Никите не терпелось нарушить старые запреты.
Клетка напоминала птичью, только была под два метра в высоту. Располагалась она в центре виноградников. Поблекшие лозы опутывали закругляющиеся кверху решетки, а дно скрывалось в высокой траве. Сюда никто не ходил, потому что иногда невидимка очень громко выл. И это было действительно страшно.
– Готов? – шепнул Никита.
Вовка покачал головой. Друг улыбнулся и перехватил палку удобнее.
– Давай!
Вовка схватил виноградные щупальца, рванул в сторону. Растительное покрывало сползло и обнажило часть клетки. Подскочил Никита и палкой стал махать во внутренностях невидимкиной тюрьмы. Вовка вполглаза смотрел за другом, чувствуя, как шевелятся волосы на макушке. Вот сейчас, сейчас его схватят за руки и дернут на себя, прижмут, протащат сквозь прутья то, что останется…
– Пусто, ну! Никого!
Палка свободно гуляла по клетке и обстукивала прутья, ни в кого не утыкаясь. Никита, совсем осмелев, даже просунул туда обе руки.
Невидимка сбежал.
Мальчишки набрали ила в пруду и вывалили целую гору у моста. Теперь, если кто-то захотел бы по нему пройти, обязательно оставил бы следы.
На кухне дышала жаром большая печь. Пахло березовыми поленьями и тушеным мясом.
– Ничего, – говорил Никита, нарезая огурцы с помидорами. – Завтра что-нибудь придумаем. Поймаем его, если еще не умотал к своим!
В вечернем небе, разгоняя темноту, кружили сотни светляков. Из своих потусторонних окон смотрели призраки. Их тревожные лица сменяли друг друга в развешанных по стенам зеркалах и напоминали большие черно-белые портреты. Самые старые обитатели Школы чуяли беду.
– Ты чего делаешь? – спросил Вовка.
– А?
– Ты что… готовишь?
– Да какой там. Просто салата захотелось. Ну или ножом помахать немного.
Они посмеялись, поужинали и разошлись по комнатам в хорошем настроении. Но перед этим впервые за много-много дней закрыли все двери. Укладываясь спать и прислушиваясь к крикам сычей из темноты, Вовка на какое-то время поверил, что завтра они и вправду поймают невидимку.
Но все получилось не так. Никита ушел на зов. Все вокруг можно было не обыскивать, хватило отпечатков детских ног в иле у моста.
Вовка остался один.
Там действительно что-то скреблось. Прямо перед уходом Никита втихаря успел выкопать под могильной плитой небольшую яму, но бросил дело на полпути. Вовка подобрал лопату и ковырнул землю. Он копал и копал – скорее в память о друге, чем для чего бы то ни было еще. Вовка просто знал, что это правильно.
Когда лопата уткнулась в дерево, звук усилился. Теперь снизу не просто скреблось, но и жужжало. Вовка раскидал грязь и увидел, как из трещины в гробу вылезает светляк. Жирный, черный, неправильный светляк. Он был больше любого другого раз в пять и, казалось, сам рано или поздно проломил бы крышку и выкопался.
– Ты-то как туда попал? – спросил Вовка, присаживаясь на корточки.
Жук задребезжал крыльями и поднял тяжелое тельце в небо. Он так и не вспыхнул, просто завис в воздухе на мгновение, а потом полетел в сторону садов. Вовка смотрел ему вслед, пока черная точка не исчезла в умирающих зарослях. А потом повернулся и зашагал домой.