Райский (ЛП)

Ее глаза вспыхивают яростью, и я знаю, что попала в яблочко. Ее действительно до смешного легко читать.
— Он был моим, — настаивает она, ее плечи дрожат. — Ты украла его у меня
— Он был твоим? Это объясняет Розалинду, да?
Я ненавижу то, какое удовлетворение я получаю от ее удрученного выражения лица. Я ненавижу, что она превратила меня в идиотку, но я в первую очередь выжившая. Если я не буду для нее сукой, она съест меня заживо.
Выражение ее лица снова становится жестким.
— Я собираюсь сказать это один раз. Если ты не покинешь Ангелвью и не оставишь Сэйнта в покое, я разрушу твою жизнь.
Я почти смеюсь ей в лицо. Она понятия не имеет, сколько людей угрожали мне этим раньше, и из всех них она пугает меня меньше всего. Мне нужно разобраться с наркоманами и матерью-психопаткой-манипулятором, вернувшейся из мертвых. Заносчивая злая девчонка, единственные угрозы
которой отец-тиран и момент жестокой славы на собрании, больше не кажется такой большой угрозой, как в моем первом семестре здесь. Это осознание придает мне странный прилив уверенности.
— Знаешь что, Лорел? — говорю я, отталкиваясь от стены и прижимаясь к ней. — Я здесь закончила.
Она насмехается надо мной.
— Я не шучу, ты, потаскушка, убивающая детей. Я испорчу весь твой мир, если ты…
Я протискиваюсь мимо нее и, оставив ее разговаривать с доской объявлений, и захожу в класс.
Когда я впервые вхожу, я так рассеяна, что даже не замечаю Сэйнта, пока не оказываюсь почти на своем месте. Я поднимаю глаза и встречаюсь с его жестким взглядом, и, вздрогнув, понимаю, что он не сидит в своем обычном кресле. По какой-то богом забытой причине он пересел за стол рядом с моим, и Гейб сидит рядом с ним, его пылающая рыжая голова опущена к экрану его телефона.
Какого черта?
Прежде чем я успеваю что-либо сказать, я слышу быстрые шаги позади себя и поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Лорел крадется в комнату. Она останавливается в дверях, ее лицо сморщивается в замешательстве, когда она смотрит на свое обычное место, а затем ее глаза осматривают пространство. Когда они приземляются на Сэйнта, они широко раскрываются от явного удивления. Ее щеки краснеют, когда она полностью осознает, что происходит, и ее верхняя губа дрожит. Она долго смотрит на него, прежде чем поднимает подбородок и идет на свое место, притворяясь, что все в порядке.
Я снова обращаю свое внимание на Сэйнта. Он пристально смотрит на меня, но не произносит ни слова, пока я медленно иду к своему месту. Мы смотрим друг другу в глаза, но между нами висит тяжелая тишина. Его лицо — бесстрастная маска, и я не могу сказать, злится ли он все еще.
Я имею в виду, я знаю, что злится, но я стараюсь не показывать этого, потому что не хочу доставлять ему удовольствие, зная, что он так действует на меня.
Устраиваясь на своем месте, я понимаю, что кого-то не хватает.
Лиам.
Оглядываясь назад, я не припоминаю, чтобы видела его сегодня ни на одном из наших общих занятий. Это странно, потому что при всех его капризах, он прилежный ученик. Я не думаю, что он пропустил какие-либо занятия, на которых я была с ним, даже в прошлом семестре.
Я оглядываюсь на Сэйнта, который больше не смотрит на меня, и беспокойство шевелится у меня внутри. Он бы ничего не сделал с Лиамом, не так ли?
Нет, я качаю головой, как будто это прогоняю эту мысль.
Нет, это невозможно. Сэйнт ничего не сделал бы одному из своих лучших друзей.
Даже если этот друг помог ему спрятать тело, что является преступлением.
Даже если этот друг не делал секрета из того, что я ему интересна, девушка, на которую Сэйнт сделал явное и убедительное заявление.
Это покачивание в моем животе превращается в узел.
Я веду себя нелепо. Святой не причинил бы вреда Лиаму.
Верно?
  
Глава 4
 
— Сэйнт! — рявкаю я, мчась по коридору, чтобы догнать его. К моему удивлению, он останавливается и оглядывается на меня.
Он один, без сомнения, направляется на тренировку по легкой атлетике, и это прекрасно, потому что мне было бы странно задавать ему свой вопрос, когда Гейб плавает вокруг, как бу, второе пришествие Гретхен Винерс.
 
— Что? — рычит он, когда я останавливаюсь перед ним.
Я прерывисто вздыхаю.
— У меня есть к тебе вопрос, и я хочу, чтобы ты был со мной полностью честен.
Он одаривает меня веселой легкой улыбкой.
— Ты можешь задать свой вопрос, и я отвечу так, как сочту нужным.
Он машет мне рукой, чтобы я продолжала, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Почему он все время должен быть таким трудным?
— Где Лиам? — требую я.
— О чем ты говоришь?
Я поджимаю губы.
— Вот уже второй день подряд он не посещает ни одного из наших занятий. Я начинаю волноваться. Он болен?
К моему крайнему разочарованию, он просто вяло пожимает плечами.
— Почему тебя это так волнует?
— Ты серьезно? — Шиплю я. — Почему меня это не должно волновать? Лиам — мой друг.
— Действительно? — фыркает он. — Лорд Френдзоны — твой… друг. Я бы никогда об этом не догадался.
— Так вот почему он пропал?
Это смелый вопрос, но у меня больше шансов получить от него прямой ответ, если я буду откровенна.
Его глаза метают в меня кинжалы, и он подходит ближе, склонив свою белокурую голову, оценивая меня.
— В чем именно ты меня обвиняешь, Мэллори?
— Я не уверена. Я тебя в чем-то обвиняю?
Он смеется, но темно, и в этом смехе нет никакого юмора.
— Будь осторожна, маленькая мазохистка, — бормочет он. — Ты же не хочешь сказать то, о чем потом пожалеешь, не так ли?
Я сжимаю руки в кулаки, мои ногти больно впиваются в плоть.
— Если ты знаешь, где он, ты мог бы просто сказать мне. Не нужно усложнять.
Наклонившись, он чмокает меня под подбородок и ухмыляется.
— Но ты же сказала, что мы закончили, помнишь?
Он отворачивается от меня и уходит, а я просто недоверчиво таращусь на его широкую спину. То, как откровенно он игнорировал мои вопросы, одновременно и бесит, и беспокоит. Почему он просто не скажет мне, все ли в порядке с Лиамом? Его отказ говорить только усиливает мои опасения, а также мои подозрения.
На мгновение я подумываю о том, чтобы погнаться за ним и потребовать, чтобы он поговорил со мной, но я знаю, что это было бы напрасным усилием. Тем не менее, я не могу отпустить это, особенно после того, как Лиам помог с телом Джона Эрика.
Есть еще один человек, который мог бы рассказать мне, что происходит.
Я спешу в том направлении, в котором ушел Сэйнт, хотя стараюсь идти не слишком быстро, чтобы случайно не догнать его.
Я выхожу из учебного корпуса, я направляюсь в центр отдыха. Как только я оказываюсь внутри, я точно знаю, куда мне нужно идти.
В комнате, в которой тренируется команда по боксу, есть несколько спарринг-рингов, а также лабиринт больших и маленьких мешков, свисающих с железных балок вдоль потолка. Ворчание и стоны уже раздаются по всему пространству, когда я пробираюсь внутрь. Каждое кольцо занято, и, возможно, меньше половины мешков, так как остальные члены команды ждут своей очереди на спарринг.
Я замечаю Гейба в центре ринга, танцующего вокруг своего противника с поднятыми руками в перчатках и сверкающими зелеными глазами. Его работа ног впечатляет, но я знала это уже с тех времен, когда мы тренировались вместе. Может, у него и не очень большой вес, но он быстр, и в сочетании с некоторой солидной выносливостью из него получится отличный боец.
Подойдя к рингу, я жду, когда он закончит, не прерывая матча. Впрочем, все довольно скоро закончится. Гейбу удается утомить своего противника и сбить его с ног своевременной комбинацией один-два. Бедняга не может даже встать на колени.
— Ты доберешься туда, Томпсон, — говорит Гейб после того, как снимает каппу и идет, чтобы помочь измученному ребенку подняться. — Требуется время, чтобы набраться выносливости, но ты будешь там в следующем году.