Райский (ЛП)

Я вижу по выражению его лица, что он знает, что грядет что-то ужасное, но когда он встает, его подбородок высоко поднят, а плечи расправлены. Я не хочу причинять ему боль, но нутром чую, что то, что я собираюсь ему сказать, будет для него мучением.
— Еще пять лет назад, — начинаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, — твой отец держал мою мать в плену. Он попытался избавиться от нее и нанять Призрака для выполнения этой работы. И, Сэйнт, Нора сказала, что были и другие женщины…
  
Глава 24
 
Сэйнт смотрит на меня сверху вниз, паника прорезает его черты, но это не тот виноватый вид, которого я боялась там увидеть. Я не могу не чувствовать некоторого облегчения от того, что он явно ничего не знал о том, что его отец держал Нору взаперти, как животное. Маленькая, темная часть меня сомневалась в этом.
И я ненавижу. Ненавижу, что доверие между нами — всего лишь оборванная нить.
Я молча жду, пока он обдумывает мои слова. Я не уверена, что он скажет, но я подозреваю, что он будет защищаться и отрицать это.
Слова, которые он наконец произносит, вырываются мягким рокотом, который, кажется, сотрясает его грудь: — Мне нужно подумать. Одному.
Прежде чем я успеваю что-либо ответить, он ведет меня к своей двери, а я стою по другую ее сторону, уставившись на прочную деревянную доску.
Я не утруждаю себя стуком, потому что в этом действительно нет особого смысла. Он может потратить столько времени, сколько захочет, чтобы обдумать то, что я сказала, но это не сделает мои слова менее правдивыми.
Скрестив руки на груди, я иду по коридору. Я чувствую странное оцепенение, но, может быть, это и к лучшему. Если бы я могла что-то чувствовать, это, вероятно, была бы просто невообразимая боль.
Я добираюсь до своей комнаты, едва в состоянии вспомнить, как шла домой, но оцепенение означает, что мне на самом деле все равно. Я закрываю за собой дверь, опускаюсь на матрас и смотрю в стену, пока у меня не начинает болеть голова, и единственное, что меня волнует, это отгородиться от остального мира.
И все же, даже когда я начинаю погружаться в облегчение бессознательного состояния, мысли о Сэйнте продолжают кружиться в моей голове.
На следующее утро я просыпаюсь с тревожным комком в животе. Я не хочу вставать с постели, но заставляю себя откинуть одеяло и выбраться из его безопасности и комфорта. Точно так же, как он был моей последней мыслью перед сном, Сэйнт-моя первая мысль, когда я тащусь в ванную.
Что, если он действительно скажет своему отцу, что я знаю, что он сделал с Норой? Что Нора жива и здорова? Что мистер Анжелл попытается со мной сделать?
Попытается ли он использовать меня, чтобы выманить Нору?
Причинил бы он мне боль, если бы узнал это?
Я не сомневаюсь, что он бы так и сделал.
Однако реальный вопрос заключается в том, что бы сделал Сэйнт?
Раздевшись, я захожу в душ и включаю воду так, что она почти обжигает. Ожог приятен на ощупь, и я почти могу представить, как мои сомнения и страхи стираются с моей кожи. Но я не могу выкинуть их из головы.
Когда я мою волосы, мои пальцы шершаво касаются кожи головы, но они не могут проникнуть внутрь и выдернуть дерьмо из моего разума, как бы я ни старалась.
К тому времени, как я выхожу из кабинки, моя кожа розовая и ободранная, а макушка болит. Я тщательно вытираюсь и заворачиваюсь в полотенце, чтобы подойти поближе и вытащить униформу.
Одевшись, я возвращаюсь в ванную, чтобы высушить волосы и закончить свою утреннюю рутину. Когда я готова и приближается время, когда мне нужно идти, иначе я не смогу позавтракать, я беру свой рюкзак и иду к своей двери. Я не хочу выходить из своей комнаты и встречаться с кем-либо лицом к лицу, но я не трусиха, и я не позволю своей неуверенности в Сэйнте повредить моему присутствию.
Моя успеваемость — это все, что у меня осталось на данный момент.
Однако я открываю свою дверь и замираю.
Сэйнт стоит по другую сторону порога.
— Самое, блядь, время, — говорит он, хотя в его словах нет жара. — Я как раз собирался зайти туда за тобой
 
— Что…
— Я провожу тебя на завтрак. Это трапеза, которая обычно происходит перед обедом.
Он говорит это так небрежно, как будто вообще ничего не случилось. На самом деле, все его поведение беззаботно и расслабленно. Он выглядит так, как будто ему на все наплевать.
Неужели он подавил воспоминания о нашем вчерашнем разговоре?
— Ты в порядке? — бормочу я.
— А почему бы и нет?
Он, должно быть, шутит. Притворяюсь, но это невероятно убедительно.
— Ты знаешь почему.
Его лицо каменеет, но когда он отвечает, он уклоняется от темы.
— Когда ты свободна на этой неделе?
Мои брови морщатся.
— Я … Я не знаю. А что?
— Нам нужно заменить твое платье, — бормочет он. — Будет проще, если на этот раз ты просто пойдешь со мной. Я думаю, что твои сиськи могут быть больше, чем я первоначально думал.
— Мое платье?
Мне требуется мгновение, чтобы понять, что он говорит о моем испорченном платье для выпускного вечера.
— Сэйнт, это не…
— Мы могли бы получить то же самое снова, если ты этого хочешь.
Он полностью игнорирует меня. Заставляя меня обсуждать тему по его выбору.
— Я никогда не говорила, что…
— Или мы могли бы достать тебе другое. — Его широкие плечи расправляются в пожатии. — Только чтобы оно было тугим и обтягивало твою задницу.
Теперь он просто язвит, чтобы отвлечь меня. Я знаю его трюки. Я уже много раз велась на них раньше.
— Ты не можешь просто избегать разговоров со мной о своем отце.
Выражение его лица снова становится холодным.
— Пойдем, или у тебя не будет времени на завтрак.
Я хочу закричать на него в отчаянии, но он уже повернулся и идет по коридору. Закатив глаза, я спешу догнать его. Он так легко от меня не уйдет.
— Ты в шоке?
Он не смотрит на меня и качает головой.
— Что это за глупый вопрос? Я в порядке.
Он абсолютно не в порядке, а если и в порядке, то он еще более сумасшедший, чем я думала.
— Сэйнт, ты не можешь просто…
Мы подходим к лифту, и он так агрессивно нажимает на кнопку, что я вздрагиваю.
— Тебе нужно быть таким трудным?
Он продолжает отмахиваться от меня, когда подъезжает лифт и он заходит в него. Я следую за ним вплотную и прижимаюсь спиной к дальней стене. Скрестив руки на груди, я поднимаю взгляд вверх и замечаю камеру видеонаблюдения, спрятанную в углу.
Я вдруг вспоминаю Нору и ее угрозы.
— Хорошо, ты можешь игнорировать меня сколько угодно, — бормочу я, обнимая себя за талию. — Но я имела в виду то, что сказала вчера. Между тобой и мной все кончено.
Я смотрю на сверкающие металлические двери, разглядывая его напряженные плечи и напряженную челюсть.
— Это не то, чего ты хочешь.
Я прижимаю ладонь ко лбу.
— Это сложно, понимаешь?
Наконец двери лифта со звоном открываются, и я спешу на главный этаж здания. Сэйнт идет за мной по пятам, когда я спешу к главным дверям, крича возмущенной девушке в прозрачном голубом полотенце, чтобы она шла к черту, когда она указывает, что в наше здание не допускаются мужчины.
Я выхожу на тротуар, прежде чем он ловит меня, хватает за руку, чтобы остановить.
— Объясни.
Я действительно не вижу смысла скрывать от него правду, тем более что к этому моменту он знает почти все остальное.
— Нора установила камеры в моей комнате. Я нашла несколько из них, но не знаю, все ли они я убрала
— Она наблюдает за тобой?
Я чувствую, как странное тепло расцветает в моей груди от его немедленного гнева, но я подавляю любые нежные эмоции, которые угрожают подняться к нему.
Вместо этого я киваю.
— И я уверена, что она положила на меня глаз и в других местах. Если она узнает, что мы тусуемся друг с другом, она будет в ярости.
— Мне плевать, что она думает.