Горький вкус любви (СИ)

— На машине поедем? — снова удивилась Маша.
— А что? Ты против? В этом есть своя романтика.
— Да нет, я не против, просто никогда не ездила в дальние путешествия на машине.
— О, значит для тебя будет новый опыт. Но можешь не переживать, я вожу осторожно и внимательно. Доедем в целости и сохранности.
— В этом я не сомневаюсь. С тобой мне вообще не страшно даже во Владивосток на машине. — усмехнулась Мария, а Дмитрий с нежностью посмотрел на неё. Было приятно, что он заслужил её безграничное доверие, раз она готова с ним уехать даже на другой край России.
Ранним утром следующего дня, они выехали из Москвы, направившись в Санкт-Петербург. Маша быстро уснула рядом с Ворнцовым, так как мало спала ночью, да и когда они покидали столицу, было ещё темно.
Он заботливо накинул на неё плед, захваченный с собой и выключил музыку, чтобы не мешать сну девушки.
Проснулась Северцева, когда уже было около 11 утра из-за того, что какая-то машина на трассе, проезжая мимо них, громко засигналила.
— Где мы? — сонно спросила она, озираясь по сторонам.
— Всё ещё на пути к Питеру. Разбудил тебя этот идиот, да? — расстроенно спросил Дмитрий.
— Мне всё равно уже надо просыпаться, а то ты за рулём, а я нагло сплю. А ведь пассажир должен разговаривать с водителем, приободрять его.
— Я не из тех, кто заснёт за рулём и потеряет контроль, Маруся. Тем более у меня слишком ценный груз. — улыбнувшись, ответил он. — Хотел, чтобы ты как можно дольше поспала.
— Да я выспалась, всё в порядке.
— Тогда вот, возьми кофе. Мы не так давно проезжали заправку, я захватил один на всякий случай. Не прогадал. Он даже остыть не успел.
— Спасибо большое! — Маша с удовольствием отпила глоток бодрящего напитка из стаканчика.
— Так, ну если с водителем положено разговаривать, то давай говорить.
— Давай. О чём?
— Может расскажешь о себе побольше? — спросил Воронцов. — Ты обо мне вон уже сколько узнала и от друзей, и от мамы, а я о тебе, скажем, совсем мало.
— Только из моего дела, которое читал и всё. — озвучила за него девушка.
— Да. Я, конечно, не настаиваю, но мне было бы интересно.
— Имеешь право. В конце концов, у тебя живёт какая-то дамочка, о которой почти ничего неизвестно, это как минимум странно. — мужчина засмеялся.
— Машенька, я не это имел ввиду.
— Я знаю, шучу просто. Тебе прям с самого детства рассказывать?
— Да как захочешь. — пожал плечами он.
— Я родилась в обычной семье. Моя мама Евгения Георгиевна, была учителем начальных классов; папа Матвей Викторович работал инженером холодильного оборудования на заводе. Из того что я помню в детстве, мы жили хорошо, спокойно и очень счастливо. Родители никогда на моей памяти не ссорились, папа вообще был очень спокойным человеком, которого трудно вывести из себя. Мама, наоборот, импульсивная, активная, заводная. Не знаю, как они совпали, такие разные, но смотрелись вместе гармонично и считались довольно крепкой парой.
Папа рассказывал, что влюбился сразу же, как только впервые увидел маму. Он возвращался с работы, в городе только прошёл дождь, было множество луж, а она шла по ним босиком, неся в руках босоножки, в её мокрых волосах отблескивало закатное солнце и она улыбалась всем прохожим. Просто в тот день мама сдала последний экзамен перед выпуском из университета и была безумно счастлива. Вот такой папа увидел её, оказавшись одним из прохожих, кому она улыбнулась, и влюбился.
Мама говорила, что он увязался за ней и проводил до дома. Она, конечно, не полюбила его с первого взгляда, но папа был терпелив, ухаживал за ней, поддерживал, когда она только начинала работать в школе и ей, молодой, неопытной студентке было очень страшно… Вобщем покорил своей преданностью и готовностью быть рядом.
Я родилась через 4 года после свадьбы и была желанным ребёнком, хотя папа хотел мальчика, как практически все мужчины. Но он смирился и я стала его любимицей. Баловал меня, мы часто дурачились с ним, было много своих шуток, приколов каких-то, которые понимали только я и он.
 
Но, в мои 8 лет сказка о крепкой семье закончилась. Я тогда мало что понимала, просто в какой-то момент, папа ушёл из дома, сказав, что поживёт у друга, а потом через время мама стала собирать свои вещи. Они ругались с тётей Гелей, спорили, та ей говорила, что мама совершает ошибку… Всё оказалось просто и сложно одновременно. Мама полюбила другого. Он был иностранец, датчанин и забирал её к себе. Но только её, без ребёнка. Поэтому она оставляла меня с отцом и тётей, её сестрой.
— Подожди, как оставляла? — не выдержал Дмитрий. — Она смогла бросить тебя маленькую?
— Любовь оказалась для мамы важнее. Я до сих пор помню день её отъезда. Такси ждало внизу, мы вышли проводить. Ну как, вышли… Провожать шла тётя Геля, а я не захотела остаться в квартире. Мама обняла сестру, затем меня и плакала, говоря, что обязательно заберёт и мы будем жить в большом и красивом доме. В итоге, тётя не выдержала, сказала, что хватит мучить ребёнка, что она и так стыд потеряла и мама вытирая слёзы села в машину. Мне тогда было очень обидно, такси начало ехать, я вырвалась из рук тёти Гели, которая меня обнимала за плечи, побежала вслед за машиной, кричала маме, чтобы она взяла меня с собой, что я не хочу долго ждать… В итоге упала, тётя меня подхватила, повела в квартиру… Мама уехала.
— Тебе, наверно, больно об этом вспоминать? — адвокат чувствовал вину за то, что попросил девушку рассказать о себе и этим самым потревожил её воспоминания.
— Сейчас нет. Это вообще стало таким далёким и недосягаемым для меня, будто произошло в прошлой жизни и вовсе не со мной. А тогда было больно. Я около года каждый день ждала у окна, что вернётся мама. Вернётся и заберёт в свой большой дом… Да даже если бы не в дом, хоть в сарай-мне было безразлично, только с ней быть. Но мама не вернулась. Я больше её никогда не видела и даже не знаю, как она сейчас живёт и жива ли вообще. Первое время она присылала письма, иногда звонила, а потом пропала с концами.
— А отец?
— Отец оказался однолюбом, но слабым человеком. Не мне его судить, я сама хороша в СИЗО была, но… Он начал пить, быстро не стало того Матвея Северцева. Ему уже была безразлична я, он даже на работу наплевал. Спился и погиб от рук собутыльников в пьяной драке. Так мы с тётей остались совсем одни.
— Сколько же ей лет было? — поинтересовался Воронцов.
— Она на 4 года младше мамы, ей было 31. Сейчас ей 48. У неё тогда намечалась свадьба, она наконец встретила человека, с которым ей было хорошо, она была счастлива и влюблена. Но, мама поломала жизнь не только отцу и мне, своим отъездом, но и своей сестре. Жених тёти Гели испугался трудностей с ребёнком, который почти был на грани переходного возраста и сбежал, отменив свадьбу. Тётя так замуж ни за кого и не вышла. С тех пор она боялась довериться мужчинам, боялась, что они не примут меня или же я не смогу смириться с тем, что её внимание не будет доставаться лишь мне, безраздельно. Свою жизнь она отдала любимой племяннице. — заключила, вздохнув, Маша.
Дмитрий вздохнул, он не мог найти никаких подходящих слов, чтобы хоть как-то выразить свои мысли. Ему было бесконечно жаль Северцеву, оставшуюся так рано без самых близких и родных людей: родителей. Он не мог понять ма́шину маму, как не старался.
— А как ты с Тимуром познакомилась?
— Достаточно смешно, на свою беду… — усмехнулась девушка. Затем она в подробностях рассказала адвокату про их знакомство со Звонарёвым, про то, как всё изменилось после свадьбы, как он пренебрежительно к ней относился, как она узнала о том, что он вор, про отчисление из университета и про ребёнка.
 
— Когда я пришла в себя, врач сказал мне, что во время операции возникли осложнения и… — ма́шины глаза наполнились слезами. — И что вероятней всего, больше детей у меня быть не может. — продолжила она, пару раз глубоко втянув воздух, и заплакала.
Воронцов снова молчал, но в этот раз потому, что очень злился. Он снова хотел изничтожить Тимура, который так обошёлся с Машей, его Машей. На языке адвоката вертелись одни бранные слова. — Останови, пожалуйста, машину. — услышал он тихую просьбу. Джип мягко затормозил, съехав на обочину и девушка тут же выскочила из него. Дмитрий вышел следом, не желая оставлять её одну в таком состоянии.