Сила юности, магии и куная (СИ)
* * *
После магического квартала мы с Сириусом гуляли по Лондону, по прямой прошлись от паба до национального памятника — Биг Бэна и возле Дворца, в котором заседает английский парламент, вошли в метро. Особняк Блэков был за Темзой, мы проехали пару остановок и вышли возле Лондонского моста. Сириус просветил меня, что двести лет назад это место в Лондоне было единственным, в котором был мост через Темзу. А Саутварк был когда-то обособленным от Лондона районом, и до принятия Статута Секретности в семнадцатом веке в этом «боро» жили в основном маги и их прислужники. Потом семье Блэков, которая насчитывает множество веков, пришлось строить родовой особняк с учётом Статута, так как жить в Саутварке было удобно. Так что особняку всего где-то триста лет. К тому же, и родовой гобелен в новом доме стал показывать их семью с начала постройки особняка.
Снейп-сенсей подошёл к нам, почти незаметно отделившись от тени одного из старых зданий. Я и сам его засёк всего за пару секунд до того, как он заметил нас.
— Блэк, мистер Поттер, — поздоровался с нами сенсей.
— Ты всё же пришёл, Снейп, — улыбнулся Сириус.
— Два часа пополудни, — приподнял бровь Снейп-сенсей, — как и договаривались.
— Тогда идёмте, — кивнул Сириус, не размениваясь больше на разговоры и колкости.
Площадь Гриммо только громко называлась «площадь», скорее это был внутренний двор не так далеко от Лондонского моста.
— Особняк Блэков спрятан между домами, — сообщил Сириус. — Снейп, прикрой нас магглоотталкивающими чарами. Мне надо в дом через дверь зайти для начала.
Сенсей просто кивнул, а Сириус улыбнулся мне.
— Смотри, Гарри!
Несколько взмахов палочкой, и между домами, стоящими плотной застройкой, появился ещё один. Особняк из тёмного камня в четыре этажа, если считать цокольный.
— На дом наложена такая куча чар и заклинаний, что его невозможно обнаружить ни на магических, ни на маггловских картах. Невозможно войти в дом без приглашения, ни подглядеть, что там происходит, ни подслушать, что там говорят, — с некоторой гордостью поведал мне Сириус. — В общем-то, и магглоотталкивающие чары не очень были нужны — магглы и сами не должны ничего видеть, но я так, для подстраховки.
— Впечатляет, — коротко сказал Снейп-сенсей.
В центре довольно здорового дома было крыльцо с немного стёртыми каменными ступеньками и чёрная дверь, на которой благородно блестела серебряная ручка. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не ручка, а дверной молоток в виде змеи.
— Шипеть будете, мистер Поттер? — заметил мой интерес Снейп-сенсей.
— Это не потребуется, — тихо сказал Сириус и взялся за змею, которая на мгновение ожила и укусила его за запястье.
Чёрные двери открылись с несколько душераздирающим скрипом, я даже мимолётно подумал, что их смазать надо будет хорошенько, и мы вошли в тёмный пыльный коридор.
— Дом, милый дом, — саркастично заметил Сириус, потирая прокушенную руку.
Двери за нами с грохотом захлопнулись, отрезая путь к отступлению. Физически казалось, что на нас смотрят. И этот смотрящий — не человек, а этот самый особняк.
Глава 10. Живой портрет
13 апреля, 1993 г.
Англия, Лондон, Блэк-хаус
— И с чего ты вырос таким жизнерадостным, Блэк? — недовольно поприветствовал Сириуса Снейп-сенсей, когда, как всегда по приходе, с тихим шипением развеял «пугалку» в мрачной прихожей Блэк-хауса.
Крёстный хмыкнул и, как мне кажется, широко ухмыльнулся.
— Я тоже рад тебя видеть, Снейп. Пойдём, я тут в библиотеке такую книгу нашёл, тебе должно понравиться, — в его голосе слышалось нетерпение и азарт.
Я сидел под лестницей и размышлял о жизни, видимо, с детства в таких местах лучше думается, так что сцена эта была явно не для меня. Они меня не видели. Проскрипели ступеньками над головой, поднимаясь наверх.
Самому удивительно, но за прошедшие дни Сириус и Снейп-сенсей неплохо поладили. Всего-то потребовалось пережить пару «приключений» по проникновению в дом старинного магического рода. И это при том, что Сириус был наследником и имел такую же фамилию.
В четверг мы смогли пробиться только по первому этажу, который здесь называют «цокольным». В пятницу очистили гостиную, расположенную этажом выше. Там же недалеко, кстати, и располагалась семейная библиотека Блэков, поэтому кроме большой ванной комнаты на этом этаже больше ничего не было. Выше, на двух следующих этажах, располагались жилые комнаты, но до них мы «раскапываться» не стали. Сириус даже свою комнату не стал показывать. Ограничились первыми двумя этажами, которые были нужны. Кстати, вход в тот подвальный зал, в который меня когда-то призвал Гарри, я так и не нашёл: подзабыл уже, куда именно мы вышли, то ли на кухню, то ли в гостиную, а то и вообще в коридор — немного в прострации был после перемещения. Да и особняк в той реальности несколько другим был. Чище, светлее, без пауков, пыли и прочих сюрпризов.
Блэк-хаус поначалу, когда мы пять дней назад сюда заявились, представлял собой настоящую полосу препятствий, куда там всяким летающим ключам и спящим троллям. Мебель шевелилась и норовила поставить подножку, боггарты в комнатах, шкафах и кладовках, злые духи, заколдованные вещи, странные артефакты, пикси на чердаке, докси — в шторах. Ладно ещё капканов нигде не понаставили или ловушек, которые кунаи и сюрикены мечут по площадям.
Сириусу неплохо помогло, что он преподавал ЗОТИ и, так сказать, освежил память по всему подобному с первого до седьмого курса. Впрочем, без Снейпа-сенсея мы бы либо вообще не справились, либо Сириус бы слёг с нервно-магическим истощением. Впрочем, он признался, что в особняке чувствует свою магию даже лучше, чем в Хогвартсе. Наверное, не зря семья Блэков так держалась за этот район, пусть и густонаселённый магглами.
Как я понял, после смерти леди Вальбурги в восемьдесят пятом здесь никто не жил. Даже Сигнус Блэк, которому как бы принадлежал этот огромный особняк последние восемь лет, сюда не наведывался. Скорее всего, у него свой дом был, и он считал, что это — наследие Сириуса.
Кстати, о леди Вальбурге — матери Сириуса. На первом этаже Блэк-хауса в коридоре висел её магический живой портрет.
Меня ещё в моё первое «пришествие» в мир волшебников поразили шевелящиеся фотографии и картины, но, как я уже понял, плотнее столкнувшись с магией и её проявлениями, картина картине рознь. То есть у того же Гилдероя Локхарта были портреты, множество, я бы даже сказал. По всем стенам в кабинете ЗОТИ в начале года развесил, и все они улыбались, посылали воздушные поцелуи, махали руками. В общем, вели себя как наш «мистер Улыбка по версии «Ведьмополитена», отражали как бы самую яркую черту характера, сильнейшую привычку, но не были в полном понимании «живыми».
У Драко и карикатуры с почеркушками «оживали» и шевелились, но это такой особый талант. В общем, испытывая живейший интерес к этой теме, я выяснил, что большинство картин это «псевдоличности». Их рисовали, и художник вкладывал свои чувства и наблюдения, потом «вдыхал жизнь» в свои полотна. Поэтому многие картины Хогвартса казались довольно глупыми. У них наблюдалась явная зацикленность, обусловленная, насколько я смог выяснить, периодом рисования портрета. Рисовал тебя художник месяц и как бы запечатлел все твои настроения, мысли, чувства в этот период. Если ты был влюблён или очень счастлив — то и портрет будет переживать и жить в подобном периоде, если грустил — будет грустить всё время, и так далее. То есть, если внезапно Локхарт прекратит самолюбование, посерьёзнеет и займётся настоящим делом, то его портреты, скорее всего, так и будут глупо скалиться и махать руками, посылая всем воздушные поцелуи.
Также, среди множества «псевдоличностных», существовали и настоящие «живые портреты», которые были в полном смысле слепками личностей тех, кто был нарисован: с их памятью, жизненными позициями, убеждениями, знаниями, памятью о людях и событиях. Такой портрет не мог научиться ничему принципиально новому, скажем, новое заклинание придумать, управляться с оружием или, скажем, той же маггловской приставкой — даже если на полотно это подрисуют. Но если человек при жизни что-то умел, то его портрет мог делать почти всё то же самое. Разве что не ел, не пил, не мог прикоснуться и не ощущал боли. И ещё у них было два существенных отличия от «персонажей» картин: до смерти человека эти картины не двигались, а после смерти человека «живой портрет» не мог перемещаться на другие полотна — только между своими портретами. Поэтому чаще всего их мир был весьма замкнут. Лишний раз доказывает, что в любом из видов «бессмертия» всегда есть куча подводных камней.