Вася Красина и Бюро Изменения Судеб (СИ)

Алия развела руками, плотнее сжав в ладони уже опустевший стаканчик. Смяла вдруг его с силой, встала со скамейки, подошла к урне, находившейся в трех метрах от нас. Выбросила резко так, словно хотела от чего-то избавиться. На ее лице застыла маска скорби, искажая мелкие, гармоничные черты. Юная женщина казалась гораздо старше своих лет, вместо блеска и радости в глазах, я видела безысходность и грусть.
«Эти сны показывают запутанную ситуацию», — прокомментировал Буров: «Она не впервые пытается выбраться из этого дерьма, но пока без успеха. Повезло, что подружка такая нашлась, что проявила участие. Алие дали и в этой жизни шанс, но сумеет ли она им воспользоваться? Спроси, кстати, о Климовой. Пусть расскажет, что думает о ней».
— А подружки у тебя есть? С института, может, остались?
— Подружки? Машу вот видела не так давно, — немного подумав, ответила Алия. — Вот и все. Больше ни с кем не общалась.
— Она хорошая?
— Климова? Да. Но слишком громкая, настойчивая. И я ее не всегда понимаю.
— А помочь тебе она смогла бы? С жильем, например? Ну, чисто гипотетически. Ведь в жизни всякое бывает.
— С жильем? В смысле приютить меня и детей, если вдруг разойдемся с Тимуром? – Алия на миг задумалась и отрицательно закачала головой: — Ну, что ты, Василиса! Она с родителями живет. Куда ей до меня и до моего прицепа?
— А мама? Что если к маме уйти?
— Мама моя, она категорически против развода. Она считает, что я должна терпеть и сохранять брак, несмотря ни на что. Что все наладится. Что Тимур хороший. И вообще. Перед родственниками ей будет стыдно.
Алия опять погрустнела. Наверное, я понимала, о чём она думает, где лежит ее боль. У нее не было поддержки, но хуже всего не было ее от матери, от человека, который по определению призван тебя защищать с самого рождения. Твоя самая близкая кровь. Нет, мама не должна, не обязана, особенно когда ребенок «оперился», встал на ноги, но от знания этой простой истины не становилось менее грустно.
— И что тогда останется? Терпеть? Всю жизнь терпеть и зависеть?
— А что еще остается?
Алия пожала плечами. Для нее вопрос как таковой был решен. Она не видела других вариантов, воспитанная по определенным семейным порядкам, где мужчине отведена главная роль, где женщина должна подчиняться. Ни о каком равноправии тут даже речи не шло, а все мысли о нем, о свободе и саморазвитии так и оставались мечтами. И ладно бы жить с мужчиной-царем, некоторых женщин это устраивает, проблема была в другом: далеко не все цари на поверку оказывались взрослыми, сильными личностями. Гораздо чаще такие мужчины самоутверждались над своими женщинами, компенсируя травмы психики. Откуда я это знала? Читала много, общалась с людьми. И вот очередная история: Тимур не стал исключением. А еще он изменял.
– Но я уверена, что у нас не дойдет до развода. Мы пойдем к психологу, и все наладится.
— Пусть так и получится, Алия.
— А, знаешь, Василиса, я ведь в детстве была очень самостоятельной, — Алия решила поделиться еще одним воспоминанием. — Сама ездила в школу и обратно домой, ходила в магазины за хлебом, продуктами. В аптеку меня отправляли, когда мне было одиннадцать. Еще на курсы английского. Даже работала на первом курсе, тексты переводила.
— А потом?
— А что потом? Тимура встретила. Достойный мужчина, с ним, как за каменной стеной оказалась. Только вот он устает сильно в последнее время, домой приходит уставший. Быстро из себя выходит, взрывается, если вдруг что не так. Тяжело стало с ним...
— Так может продолжаться вечность, если он измениться не захочет, — аккуратно добавила я, понимая, что не стоит поддерживать возрастающие надежды клиентки.
Алия повторялась в своих оправданиях Тимура, что немудрено. Это был тот остов, который давал ей силы терпеть абьюз. Шурзина шагала назад, а я слушала ее и вспоминала Алену. Ее слова о том, что жертвы быстро не меняются.
— Родится сын, все будет по-другому. Тимур всегда хотел пацана.
— А если будет девочка?
— Нет. Будет мальчик. Я чувствую.
 
Я мысленно вздохнула. Мне бы ее уверенность. Сейчас я больше верила Глебу.
— А когда на узи? Хочешь узнать пол ребенка?
— Запись на послезавтра. Конечно, хочу. Приоткрыть эту тайну пораньше.
Признаться честно, я не знала что делать и что ей говорить. Буров тоже молчал и не спросишь. Время беседы неумолимо истекало, часы обучения Анели и Бибки заканчивались, пора их уже забирать у воспитателей.
  
О тормозящих путь воспоминаниях и надеждах, и странных манипуляциях, ч.2
 
Алия встала со скамейки, за ней поднялась и я. Так и не набралась смелости, чтобы рассказать правду о Шурзине. Воплотить в жизнь задуманное оказалось гораздо сложнее, чем предполагалось вначале. Вероятно, потому что не было поддержки от Бурова. А, может, потому что он сидел в ухе, как клещ, и за всем наблюдал. А еще такая информация – это новая боль, которую я увижу в карих женских глазах. Кому понравится выполнять роль посланца плохих новостей? За это даже убивали когда-то.
— Ты можешь звонить мне в любое время, писать. Если будет нужно, — произнесла я на прощание. – Меня это не затруднит. Семьи нет, только собака. Так что буду рада, если чем помогу. Хотя бы выговориться. Если захочешь.
— Я знаю, Василиса. Спасибо, — поблагодарила меня в очередной раз Алия. – Скоро все изменится. Тимур меня любит. Он так говорит. И он хочет сохранить отношения.
В ответ на это я улыбнулась. Не радостно, скрывая тяжесть в душе. После этих слов мы расстались. Как только я покинула закуток возле «Агуши», исчезнув из поля зрения Алии, то решила поговорить с Михаилом. Уж очень он был какой-то немногословный сегодня, а разговор с Шурзиной показался мне неконструктивным, даже как будто пустым. Изменений никаких не предвиделось, а Буров, мой дражайший начальник, был в этом первым повинен! Он мог все изменить уже сейчас, но почему-то за всем наблюдал.
Тимур изменял жене. Я не верила в его желание идти к специалисту, меняться. Интуиция подсказывала, что муж Алии просто пустил пыль ей в глаза, затуманив жене бдительность и спустив конфликт на тормозах. Как раз Шурзина Тимура должно все устраивать. Алия как жена очень удобна: тиха, мила, терпелива, покладиста, из кожи вон изворачивается, чтобы ему угодить. Зачем в жизни что-то менять? У него все прекрасно. Я не верила в его любовь, потому что были на то доказательства. А время шло. До поворотной точки оставалось меньше недели.
— Михаил, вы здесь?
Я начала диалог. Решила зайти издалека, а там, если получится, то снова перейдем к Алие. Если нет, придется на себя брать ответственность за разговор с ней и делать. Не сегодня, так завтра. Жаль только, что разговор будет без доказательств, буквально на честном слове.
— Только у меня есть ощущение, что мы находимся в тупике?
«Только у тебя. Я сейчас возле бассейна.»
— В прошлый раз вы тоже так говорили.
«На этот раз я собираюсь плыть стометровку, как только мы договорим. Что ты хотела узнать?»
— Почему люди так любят страдать? Все, с кем я общаюсь, придумывают себе проблемы, жуют их месяцами, годами, как надоевшую, но любимую жвачку, и обвиняют в них все и всех подряд. Алия мучается. Елизавета Андреевна. Семейство Филин. Ирина. Это же ужас какой-то. Каждый из них может изменить жизнь, но никто их них не торопится что-то менять. Откуда такая нерешительность? Почему? Я не понимаю.
«Люди могут и не страдать. Это их выбор.»
— Зачем они выбирают страдания?
«В этой матрице души учатся.»
— Чему?
«Себя любить, Василиса. Безусловно и преданно в согласии с вселенским законом.»
— Но если вы знаете, как все исправить… то почему бы всем не рассказать?
«Им не интересно. В этом мире, на этой планете люди заняты своими страданиями. Они чрезвычайно ленивы, поэтому ждут волшебника на голубом вертолете, который разрешит их проблемы. Они глупы, что не доверяют себе, из-за этого смешно нерешительны. Они пугливы, как морские свинки, всегда боятся что-то менять. Ими легко управлять, навязывать любые цели. Свое истинное люди не видят, оно замусорено чужими хотелками. Оттого и живут все до скончания дней в чужом правильном, поступают как надо и должно, а не так, как им самим хочется. Ноют, жалуются, самоутверждаются друг над другом, пытаясь зализать свои раны, прикрыть их сиюминутной радостью, что хоть где-то они удачливее и сильнее. Тешат свои жадность, похоть, гордыню. Ты думаешь, почему мне не жалко никого из вас? Вы сами все делаете для того, чтобы страдать.»