Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд (СИ)

— Не прощу, мелкая, — серьезно проговариваю я. Васька бровки хмуро сводит, а Агата рядом вздыхает шумно. Еще и остальные члены банды в меня взглядами впиваются. Намеренно выдерживаю паузу, чтобы нервишки им пощекотать в отместку за мой испорченный день, а затем все же добавляю: — Если еще раз дядей меня назовешь, точно не прощу, — и непроизвольно смеюсь, когда дети шокировано переглядываются, словно мыслями обмениваются. Коллективный разум. — Вас всех касается. Зовите меня Адам.
Автомобиль замедляется, и я переключаю внимание на Агату. Едва ли не получаю эстетический оргазм, когда она красиво паркуется на площадке возле кафе. Идеально втискивает хендай в узкое пространство между другими машинами, ставит ровно.
Бабы так не водят. Ведьма она. Или мужик замаскированный. Хотя нет. У нее дети все-таки.
Трое…
— Они все твои? — недоверчиво уточняю я, когда мы с Агатой из машины выходим. — Дети? — уточняю заторможенно. Сложно поверить, что такая молодая девчонка трижды рожала.
— Нет, украла, — фыркает ехидно. И в тоне обида проскальзывает. — Что за дурацкий вопрос?
— Прости, но они… — развожу руками, однако не могу сформулировать мысль.
— Тройняшки, Адам, они родились в один день, — хохочет надо мной чертовка, а сама распахивает дверь и наклоняется к автокреслу, ослабляя ремни.
Задумчиво стою позади, непроизвольно уставившись на упругую попку, а в затуманенном похотью мозгу начинают шестеренки крутится.
— В какой день? — бросаю отрывисто. — Дата их рождения? Возраст?
И машинально принимаю Макса, которого Агата из салона первым вытаскивает. Аккуратно к себе прижимаю, на землю ставлю и, несмотря на его протесты, крепко за руку держу. Беспокоюсь, чтобы на дорогу не выбежал. Забочусь. Как будто он мой. Сын.
  
Глава 9
 
Агата
— У нас уже был день рождения, — охотно отзывается Ксюша, вслед за братом показываясь из машины. — Нам пять лет исполнилось, — задорно соскакивает с подножки и балансирует на бордюре, расправляя руки, как крылья.
Шумно наполняет легкие воздухом, чтобы продолжить выдавать всю информацию, которой только владеет, и внезапно срывается в бег, направляясь к Адаму.
Ловим малышку одновременно. За обе ручки. Будто привычное действие совершаем. А потом встречаемся взглядами.
И откуда у Туманова такая реакция? Почти отцовская… Может, я не права, и он готов к родительству?
— Пять… — эхом тянет.
Продолжает что-то крутить в голове, но при этом крепко держит Ксюшу, а свободной рукой ладошку Макса сжимает. О чем думает этот странный мужчина? Почему интересуется моими детьми? Его подозрительное поведение и каверзные вопросы заставляют меня нервничать.
— Ксюша, возьми брата за руку, как вы всегда делаете, и не отпускай. Стойте на месте, — строго приказываю. И дочь слушается. У нас все отработано, иначе я бы давно детей растеряла. Вот только Адам смуту вносит в наш «отряд». При нем чертенята начинают вести себя необычно и совершают ошибки. Например, как Василиса, которую я хмуро освобождаю из автокресла, все еще недовольная ее выходкой с портмоне. Дочка смотрит на меня виновато и превращается в саму покорность. Но это временно.
— А когда день рождения? — не унимается Туманов, пока я ставлю машину на сигнализацию.
— Двадцать девятого февраля, — выпаливает Васька, с преданностью в глаза ему заглядывая. Что творится с ней?
Адам отрицательно головой качает, отметая какую-то, лишь ему понятную, версию. С тоской косится на Макса. Переводит сине-карий взгляд на близняшек.
И в этот момент на меня снисходит разрушительное озарение. Да этот сноб моих детей себе присмотрел! Точнее, сына. Девочки ведь его величеству не по душе. Наследника ищет.
Мои ладони импульсивно превращаются в кулаки, а дочка ойкает недовольно, когда я сильнее, чем следует, стискиваю ее кисть.
— День рождения раз в четыре года, — переключается Туманов на ехидный тон. — Агата, что же ты детей своих так подставила?
— Мы отмечаем каждый, — вклинивается в разговор Ксюша.
 
— Малыши не спрашивали, когда им появиться на свет, — фыркаю раздраженно.
Все, что касается беременности и родов, причиняет мне боль и возрождает страх из глубин души. Нам с малышами было нелегко. Сколько раз за срок я ревела от паники, боясь потерять их? Постоянно! Сколько сложных решений приняла? Главное — отказ от редукции эмбриона, когда на УЗИ выяснилось, что одна из подсаженных клеток разделилась — и у меня будут тройняшки. Сколько слез пролила, когда врачи, все как один, убеждали меня пожертвовать близняшками ради жизни одного ребенка. Когда твердили, что мой организм не справится с искусственным многоплодием. Угрожали выкидышем.
И только мама скрепя сердце приняла мой выбор, поддержала. Хотя не верила в мои силы. Ждала худшего. Ни на шаг не отходила от меня, помогая сохранять невероятно тяжелую беременность тройней.
Нет, малыши не согласовали со мной дату своего рождения. Наоборот, «постучались» на выход раньше времени. Экстренное кесарево в семь месяцев, недоношенные крошки, три закрытых кувеза в больничной палате вместо теплых комочков на груди. Долгие недели ожидания, бессонницы и леденящего душу ужаса.
Поэтому я и воспринимаю в штыки Адама. Легкомысленного наглеца, который купается в своей вседозволенности. Чувствует себя так свободно, что готов отобрать ребенка у матери.
— Ты так и будешь каждого встречного мальчика себе примерять? — не отпуская Васьки, подаю руку Максу, а тот крепко Ксюшу держит. Вместе шагаем к кафе.
— Как ты поняла? — удивленно шепчет Адам, обгоняя нас и распахивая двери.
— Почему ты вообще решил, что я делала ЭКО? — цежу чуть слышно после того, как отправляю детей за столик.
— Тройняшки потому что, — пожимает плечами Туманов, а я изгибаю бровь, ожидая дальнейших объяснений. — Многоплодная беременность — частое явление при ЭКО. Я читал об этом. Перед тем, как в клинику приехать.
— Нет. В моем случае это особенность организма, — вздрагиваю, когда Адам невзначай приобнимает меня за талию. Подталкивает, заставляя переступить порог зала.
— Возможно. У моего брата двойня, — размышляет вслух.
— Удивлена, что ты изучал вопрос, — выпаливаю искренне, а голос предательски подрагивает от близости мужчины, который переступает черту и прижимает меня к себе напористо, властно, будто я собственность его. Увлекает за собой вглубь помещения, дает распоряжения официанту, что-то говорит МОИМ детям, и они мгновенно выполняют.
Я же чувствую себя парализованной из-за цепких объятий, в которые угодила, как в капкан. Горячая ладонь прожигает платье, оставляя клеймо на коже, сильные пальцы вонзаются в бок. Меня давно так никто не касался. После предательства я избегаю мужчин, потому что не переживу повторения истории. Слишком долго я собирала себя по осколкам, чтобы опять все разрушить.
Аккуратно, но настойчиво убираю руку Адама со своего тела — и отстраняюсь. Но сбежать далеко не получается, потому что он наклоняется к моему уху:
— Я должен был убедиться, что такие дети ничем не отличаются от нормальных. Наслушался гадостей про ЭКО, предпочел перепроверить.
Его слова звучат цинично и бьют наотмашь, срывая меня в жестокую реальность. Как и большинство мужчин, Адам — эгоист. У него все должно быть «правильно». Несмотря на то, что сам, как он говорит, бесплоден, подсознательно выдвигает требования к ребенку вместо того, чтобы принять его таким, как есть. Выбирает, как машину. Хочет купить ради статуса отца.
— Выдыхай, Адам, — развернувшись лицом к Туманову, дерзко хлопаю его по твердому, как мрамор, плечу. — Не быть тебе многодетным. Тройняшки сто процентов не твои. Они были зачаты естественным путем, — лгу я, чтобы любые подозрения уничтожить.
— Да я посчитал уже по срокам. Мой наследник весной должен был родиться, — неожиданно заявляет он. — Завтра исполнится ровно шесть лет с того дня, когда я проспорил собственного ребенка, — поймав на себе мой ошеломленный взгляд, он легко усмехается. — Биоматериал я сдал после пари с другом, — бросает, лишь упрочив меня в мысли о его бестолковости и наплевательском отношении к детям. — Вот такая годовщина, и дико хотелось бы отметить ее вместе с найденным сыном.