Признание маленького черного платья (ЛП)

Даже та миссия, цель которой – очистить имя его отца.
Едва ли важнее, чем это, поправил он себя. Ничто не сможет удержать его от этого. Ничто.
За исключением пары сияющих голубых глаз, полных озорства и страсти.
Ларкен покачал головой. Боже, вот что происходит, когда начинаешь шататься по загородным приемам в приличном обществе. Мужчина рискует стать таким же пустоголовым, как Темплтон или тот его нелепый дружок, Стьюи Ходжес.
Нет, ему нужно сделать только одно.
– Найти Дэшуэлла и убраться отсюда ко всем чертям, – пробормотал он себе, словно давая клятву.
В то время как он мог вернуться в дом и послать за мисс Лэнгли садовника, чего, по всей вероятности, ожидала бы от мистера Райдера герцогиня, но хозяин дома – совсем другое дело. Холлиндрейк будет ждать от него более решительных действий, потому что он точно знает, кто Ларкен такой.
И он будет ожидать, что Ларкен поступит благородным образом.
Ларкен стиснул зубы. Если бы это был кто-то другой, а не Холлиндрейк… потому что герцог являлся одним из немногих людей, кто не смотрел на него с подозрением и не избегал его компании. Опять же, герцог служил в армии под командованием Веллингтона и прошел, как догадывался Ларкен, через те же испытания, которые война оставляет на сердце и воспоминаниях человека.
Они могли никогда не заговорить об этом, но им и не нужно было. Каждый просто знал. И не стал ожидать бы от другого ничего меньшего, чем совершения правильного поступка. Благородного поступка.
Стряхнув раздражение, он шагнул в лабиринт и приступил к работе. Разве ему не удавалось лучше всего оставаться незамеченным и находить ничего не подозревающих людей, как он делал это в Мадриде или Марселе?
Да, и в этот раз ему не нужно никого убивать, хотя мисс Лэнгли определенно испытывала его терпение.
Сделав глубокий вдох, он отгородился от обычных вечерних звуков: жужжания насекомых, шепота легкого летнего ветерка, мычания коровы на дальнем лугу и лая Брута. Наконец Ларкен различил звук решительных шагов мисс Лэнгли и попытался определить, где именно она может быть, припоминая повороты и отклонения, которые запомнил ранее, глядя из окна своей спальни и пытаясь избежать появления за обедом.
Пока он шагал вперед, то мысленно составлял список. Сначала он найдет мисс Лэнгли (а ее собачка пусть убирается к дьяволу) и затащит ее обратно в дом. Там Ларкен передаст ее под защиту сестры и зятя и с извинениями покинет их. Наконец он найдет Дэшуэлла, даже если это займет у него всю ночь.
Затем, словно судьба приняла его сторону, он услышал, как девушка охнула, споткнулась и упала.
– Тьфу ты! – послышался ее раздраженный возглас, и он не смог удержаться и улыбнулся.
Это именно то, что ему было нужно, потому что, пока Ларкен слушал это, он увидел ее, вверх тормашками в траве, и безошибочно понял, в каком направлении ему следует идти – потому что мисс Лэнгли безостановочно бормотала жалобы.
Он петлял среди изгородей, следовал по тропинкам, как только мог, прислушиваясь к ее сетованиям и угрозам – к счастью, направленным в сторону Брута – каждое из них словно путь из хлебных крошек, до тех пор, пока не решил, что подобрался очень близко. – Мисс Лэнгли? – проговорил он настолько спокойно, насколько, по его мнению, мог это сделать викарий.
– Мистер Райдер! – сердито выдохнула она с другой стороны изгороди, пробираясь на цыпочках вдоль нее. – Замолчите же. Я пытаюсь найти Брута.
– Вам не мешало бы просто оставить его здесь на всю ночь…
– На всю ночь? Вы сошли с ума?
Ларкен поднял голову, посмотрел на луну наверху и покачал головой.
– Готов поспорить, к утру вы нашли бы раскаивающуюся и послушную собаку, с нетерпением ожидающую вас.
С другой стороны шипов послышалось обиженное фырканье, и мисс Лэнгли продолжила двигаться вдоль изгороди. Упрямая девчонка.
– Я хочу, чтобы вы помолчали, – прошептала она. – Думаю, что точно знаю, где он.
О да, теперь она стала экспертом в этих делах. Опять же, у него тоже имелось представление о том, где была эта собачонка – как у любого, кто находился на территории парка Холлиндрейка, учитывая рычание и тявканье маленькой твари – Брут углубился в огромный лабиринт намного дальше, чем Ларкену хотелось бы рисковать забираться. Он вовсе не собирался проводить ночь в охоте за испорченной собакой или в поисках выхода, у него были более важные дела, которыми следовало заняться…
 
И все же в этот раз, когда он закрыл глаза и попытался вспомнить схему лабиринта, все, что он увидел – это ее.
Мисс Лэнгли. В этом платье из лунного света и тьмы. Со светлыми вьющимися волосами, которые спутанными прядями выбиваются из-под шпилек, ее руки вытянуты, губы приоткрыты.
Между ними нет больше секретов, только они вдвоем в этой залитой лунным светом ночи, и нет ни границ, ни правил, отделяющих их друг от друга.
Идите ко мне, прошепчет она из-за изгороди. Возьмите меня, милорд… если сможете поймать меня. 
– О, небо, нет! – воскликнула мисс Лэнгли.
Ларкен резко открыл глаза. И хотя в его ушах стоял гул, вполне реальный звук рычания Брута, словно заявлявшего, что он поймал самую большую крысу в Англии, прогнал прочь последние следы любых мыслей о страсти.
– Вы слышите это? Он попал в беду, – проговорила она. – Мы должны спасти бедного Брута!
В самом деле – бедный Брут. Когда ты покончишь с этим заданием, пообещал он себе, то тебя ждут долгие каникулы на каком-нибудь тихом приморском курорте. Или ты проведешь неделю в самом дорогом борделе Лондона и избавишься от всех воспоминаний, связанных с этим заданием… от каждой мысли о ней.
Он вздрогнул и едва сдержал очень резкое и замысловатое ругательство, готовое сорваться с его губ.
Священники, насколько он помнил, не склонны к богохульству, и не прибегают даже к случайной брани.
Неудивительно, что они всегда выглядят такими несчастными.
– О, Господи, надеюсь, он не поймал что-то слишком грязное. Но, по крайней мере, теперь я точно знаю, где он, – послышался возбужденный шепот мисс Лэнгли. – Оставайтесь здесь, пока я пойду и заберу его.
В этот раз Ларкен не сумел сдержаться. Он выругался, прислушиваясь к звукам, означавшим, что она еще раз обратилась в бегство.
И после этого Темпл имел смелость назвать меня безрассудным.
Он бросился за девушкой, завернув за один угол, потом за другой, пока не оказался впереди нее. Ларкен резко обошел еще один поворот изгороди, полагая, что он обогнал ее настолько, чтобы отрезать ей путь.
Не тут то было.
Мисс Лэнгли оказалась ближе, чем он думал, и на всем ходу врезалась в него, отчего их столкновение стало абсолютным.
Во многих отношениях.
Она натолкнулась на его грудь, и они упали вместе, мисс Лэнгли приземлилась на него сверху, ее руки ухватились за отвороты его сюртука.
А когда они падали на траву, переплетаясь конечностями, одна рука Ларкена обвилась вокруг нее и притянула ее ближе, в то время как другую он вытянул, чтобы смягчить их падение. И хотя он защитил мисс Лэнгли от худших последствий этого, Ларкен обнаружил, что ощущает все изгибы ее тела – полную грудь и женственный изгиб бедер, ее длинные ноги переплелись с его ногами, а горячее и негодующее дыхание обжигает шею.
Все это случилось в мгновение ока, но с этого момента Ларкен понял, что будет отмечен этой надоедливой девицей в бархате, этой женщиной, которая сбивала его с толку на каждом шагу.
Он смотрел на нее снизу вверх в рассеянном свете луны, пораженный в самое сердце тем, какую невероятную власть обрела она над ним.
 
Все вокруг них отошло на второй план. Остались только они. В этом было что-то волшебное, и именно это приводило такого практичного человека, как Ларкен, в полное замешательство.
А когда мисс Лэнгли посмотрела на него в ответ, ее пальцы все еще цеплялись за его сюртук, глаза расширены от той же самой страсти, он готов был поклясться, что она обволакивает его. Ее губы приоткрылись, чтобы что-то сказать, но слова покинули ее, и вместо этого ее полуоткрытый рот представлял собой нечто вроде приглашения, не нуждающегося в объяснении.