Кукла и ее хозяин (СИ)
На эту тему даже обнаружилась целая страница, измалеванная корявым почерком, словно отправляющим послание в пустоту: «Только идиоты будут держать чужую душу долго!» А что ж ты это не вырвал-то и не отправил мне в конвертике? Вдруг бы я проникся.
Вообще, Темнота не слишком в восторге, когда кто-то надолго удерживает чужую душу. Этот занудный шепоток «отпусти ее, станешь сильнее» как раз отсюда. Зараза ждет, что принесешь ей жертву, но чтобы держать, да еще годами… Удерживать у себя души — это прерогатива Темноты, и она не особо любит конкурентов. Однако своим человеческим порождениям иногда дает такие возможности. Будь иначе, не превращала бы девушек в пифий и не подкладывала бы под тех, от кого желала наследников.
А самое ироничное во всем этом, что то, что отец вырывал у Темноты с трудом, она мне дала просто так, щедрым бонусом. А он никогда не задумывался, вдруг Темнота выбрала его только для того, чтобы он стал моим отцом? Скажи я ему такое, получил бы самый смачный подзатыльник из всех.
Еще некоторое время я листал книгу, которую отец дополнял и после того, как послал меня. Для кого? Хотел меня вернуть, надо было по-другому. Хотя о чем это я? Ничего он не хотел.
Рядом задергался смартфон, словно возвращая в реальность, где я нужен. Уля прислала новый снимок, в открытую намекая, что уже вся извелась без меня. Лукаво улыбаясь, она стояла перед зеркалом в моей прежней спальне в дядином доме. Темные волосы игриво рассыпались, скрывая плечи — зато все остальное было открыто, и из одежды на ней имелись только черные чулки в крупную сеточку.
Уля: «Угадай, что я только что делала на твоей кровати…»
На снимке за ее спиной виднелась моя смятая кровать, как бы давая подсказку. Усмехнувшись, я нажал вызов, чтобы обрадовать мою развратницу, что наконец-то все то же самое можно делать и со мной. Интересно, сколько времени ей нужно, чтобы собраться?
Ep. 04. Самая красивая женщина столицы (IV)
В окошке видеосвязи мгновенно появилось милое хитрое личико с чуть прищуренными серыми глазами. Темные пряди игриво разлетались по подушке. Держа смартфон в вытянутой руке, Уля лежала на моей кровати, которую уже успела хорошенько помять. В кадр так же попадали голые плечи и темная ложбинка, уводящая в то, что пока недоступно для просмотра — словно требовало кодовой команды, чтобы это открыть.
— А дальше что?
Вместо ответа Ульяна медленно повела камерой вниз по телу, показывая, что из одежды на ней, как и на снимке, только чулки. Люблю, когда реальность соответствует обещаниям.
— Угадай, что я только что делала на твоей кровати… — игриво протянула моя прелестница, возвращая камеру на лицо.
— Угадал, — в тон ей отозвался я, — и что мне за это будет?
— Зависит от того, что ты мне скажешь…
— Зависит от того, как ты себя вела…
— Я вела себя очень-очень плохо, — шаловливо прищурилась она. — И буду еще хуже, если пожелаешь, — камера снова проехалась по обнаженному телу.
Ох, если б только было такое колдовство, чтобы через экран тебя можно было перетащить сюда — прямо в этот кабинет, прямо на этот стол.
— За такое плохое поведение надо хорошенько наказать, — подытожил я. — Собирай чемодан.
Кровать на той стороне резко скрипнула.
— Правда? — Уля аж подскочила на месте. — Уже можно?
— Только имей в виду, все, что делала на моей кровати, придется повторить и на мне.
— Какие суровые условия, — довольно отозвалась она. — А чем-нибудь еще я там буду заниматься?
— А зачем тебе заниматься чем-то еще?
— Я не хочу быть просто содержанкой, — серьезно заметила Ульяна. — Хочу быть тебе полезной.
Ну здесь ты по адресу. Этот дом только и ждет ту, кто захочет быть полезной. Работу даже придумывать не надо, она буквально из каждого угла сама выпадает. Пугать тебя просто не хотел.
За следующую минуту Уля уточнила, нужно ли захватить что-то еще из моих вещей, а параллельно, будто демонстрируя навыки отличного менеджмента, умудрилась купить билеты на завтрашний рейс на себя и Агату, чью перевозку в новый дом тоже внесла в свои обязанности — видимо, включила ведьмочку в список моих вещей. Чемодан же у моей умницы, как оказалось, стоял собранным уже несколько дней — вот как сильно кому-то не терпится ко мне.
Сразу после я позвонил Агате, но там разговор быстро перешел в одни междометия. Подруга пищала от радости, местами переходя на ультразвук. Похоже, малышка и правда опасалась, что мы оставим ее в родной глуши. Наедине с любимой бабушкой. Все закончилось суровым окликом от последней, и внучка стремительно сорвалась собирать чемодан, который, в отличие от Ули, предусмотрительно не подготовила. Мелочь, а намекает, кто будет полезным сам, а кого придется наставлять.
Стоило отложить смартфон, как в кабинет без стука ворвался Глеб, сияя словно обмотанная гирляндой елка. Казалось, слегка надави на него — и он начнет пищать от радости, точь-в-точь как ведьмочка.
— У меня для тебя две новости! — выпалил он, держа руку за спиной. — Одна хорошая, а от второй ты обалдеешь!
— В каком смысле? — спросил я, пытаясь разглядеть, что он там прячет. — В хорошем или плохом?
— В охренительном! — пообещал друг, пряча это еще дальше. — Ну что, с какой начать?
— Давай со второй. Хочу сразу охренеть.
— Не, — тут же мотнул он головой, — тогда первая будет не очень. В общем, я начинаю с первой!
Стоило ли вообще спрашивать?
— Мы идем в театр! — торжественно возвестил Глеб.
— В смысле — в кабаре? — уточнил я.
— Не, в реальный театр! — аж захлебываясь от восторга, выдал он. — Ну там где сцена, занавес и все такое.
— То есть кабаре переехало в театр?
Должны же быть какие-то веские причины. Театр был местом, куда Глеба не загонишь в принципе. Уступала ему разве что филармония.
— Не, серьезно, мы идем в театр, — повторил друг. — На балет!
Я даже невольно хмыкнул.
— Ты хоть в курсе, что такое балет?
— А то! — следом ухмыльнулся и Глеб. — Помнишь, дед нас водил на «Спящую красавицу»?
Я-то помню. Удивительно, что помнишь ты — потому что, пока на сцене выписывали фуэте, наша спящая красавица громко сопела во втором ряду партера. Дед попросил тебя разбудить, я с удовольствием отвесил тебе подзатыльник. Зевая, ты попытался отвесить в ответ, люди вокруг возмущенно зашикали, и все вернулись к своим занятиям — и до конца представления твой сон больше никто не тревожил. Однако точно так же можно выспаться и дома. Сейчас-то ты чего там забыл?
— Ты же не фанат балета, — заметил я.
— А мы идем смотреть не балет, — довольно, чуть ли не подпрыгивая на месте, отозвался мой полудурок. — Мы идем смотреть на самую красивую женщину столицы! Так тут пишут, — и бросил передо мной цветастый журнал, который усердно прятал за спиной. — Обалденно, да?
Ну это многое объясняло. Усмехнувшись, я подтянул к себе журнал, издатели которого в женской красоте отлично разбирались — ведь именно на ней этот глянец и зарабатывал, заталкивая на страницы так много полуголых девичьих тел, что удивительно, как листы еще не слипались от всей этой сладости. На обложке, обещавшей, что внутри будет еще жарче, застыла в сложном прыжке, словно взмывая ввысь, стройная девушка — в одних пуантах. Вокруг гибкого абсолютного обнаженного тела изящно вилась широкая красная лента, закрывая его лишь в самых пикантных местах. «Ника Люберецкая — прима Императорского балета» — поясняла надпись, сделанная аккурат между раскинутых в прыжке ног. А не слишком ли откровенно для примы Императорского балета? Видимо, новый способ заманивать людей в мир искусства.
Чуть ниже были указаны номера страниц, где разместилось интервью с ней. Правда, текста там оказалось немного — журнал был для тех, кто предпочитает буквам картинки. Так что интервью представляло собой коротенькие глубокомысленные вопросы (по типу: трахают ли тебя в балетных позах), на которые прима не менее коротко отшучивалась, и огромные фотографии, ни для одной из которых ее не потрудились одеть. Я пролистал несколько страниц — все снимки балансировали на грани эротичности и непристойности. Опусти ленту чуть ниже — и вышла бы откровенная порнография. Фотограф явно был профессионалом, хоть кое-где и казалось, что снимал одной рукой.