Кукла и ее хозяин (СИ)
Мой новый брат издал тяжелый вздох, но промолчал, прекрасно понимая, что печатка на моем пальце стоит куда больше.
— Если вам угодно подключить Синьорию… — снова влез писарь.
— Спасибо, мы сами, — опять отрезал наследничек, однако уже не так уверенно, как в первый раз.
Под его напряженным взглядом, словно опасающимся, что мы унесем слишком много, я повернулся к пыльным книжным полкам и принялся за дело. Библиотеку Змееуста я обыскал особенно тщательно, точно зная, что ищу. В конце мануала, который когда-то давно отец составлял для меня из обрывков других книг, был список трудов, которые он хотел, но не сумел достать. Вот от них бы я не отказался.
Однако, несмотря на густо заставленные полки, тут стояла сплошь какая-то ерунда. Большинство книг с пространными изысканиями и мудреными терминами на деле напоминали фантазии тех, кто с Темнотой соприкоснулся лишь одним пальчиком. В общем, в этой библиотеке я не нашел ничего ценного. Хотя чего можно ожидать от человека, добровольно вытащившего из себя часть души? Он, по ходу, вообще ничего не ценил.
Покинув кабинет, всей компанией мы посетили кладовую неподалеку, где нашлось коллекционное вино, на вид такое же старое, как и его бывший хозяин — только если второму время шло не на пользу, то вину как раз наоборот. Глеб с довольным видом утащил парочку бутылок в заметно располневший мешок, начавший приятно булькать при ходьбе.
Затем мы прошествовали в спальню почившего. Просторное помещение оказалось очень темным, словно старик прятался здесь от дневного света. Шторы были не просто задвинуты, а скреплены в нескольких местах большими прищепками, чтобы ни один луч не потревожил покой. В центре комнаты стояла огромная разворошенная кровать с множеством перин, рядом — шкаф с нелепыми костюмами и колпаками. А на самом видном месте на комоде расположилась шкатулка с драгоценностями, точно не ожидавшая, что к ней потянет руки хоть кто-то, кроме хозяина. Наследничек аж простонал сквозь стиснутые зубы, когда Глеб ее подхватил. Мог бы, к нашему визиту он бы спрятал ее куда подальше, но, похоже, боялся даже заходить в свой будущий дом без меня. В дом мертвого колдуна вообще опасно заходить, если у тебя нет на это прав. А такое право сейчас имелось только у меня, носившего печатку хозяина — что, собственно, и давало мне права на все остальное.
Некоторое время, пересыпая из рук в руки, мы осматривали содержимое шкатулки: кольца, серьги, кулоны, браслеты, брошки — все оказались самыми обычными, без малейшего намека на колдовство или запрятанную внутри силу. Просто побрякушки — вроде тех, что Глеб раздавал сенным девкам, обналичивая их нас секс.
— Ну украшения-то не бери, — не выдержал наследник, когда друг пересыпал их обратно в шкатулку, — а то баба моя загрызет. У тебя же баба есть? Ты же знаешь, как с ними сложно! Отдал какую цацку, они истерику устроили, у них же все наперечет. Каждое колечко помнят…
Вот это прокол. Неужели еще не догадался? Скажи Глебу, что чего-то нельзя, и ему тут же это понадобится — прям из принципа. Принцип вредности — так и называется.
— Слушай, ну у всех есть бабы, — он зачерпнул из шкатулки горсть и закинул в мешок.
— Но это же фамильные ценности! — возмутился тот. — Еще моя прабабка носила!
— А мы разве теперь не братья? — напомнил Глеб. — А братья делятся… Так что без обид, брат.
Наследника, чье наследство таяло на глазах, заметно перекосило. На этом моменте, разумеется, снова влез писарь, предлагая услуги Синьории, и снова получил отказ. В конце концов, в выборе между потерять немного и потерять много — первое всегда кажется предпочтительнее.
Следом мы заглянули в ванную колдуна. Комната оказалась очень пафосной — с золотым умывальником, золотым унитазом (это ж надо так себя любить) и пузатой ванной на позолоченных ножках. Правда, смотреть на последнюю было противно — внутри, как короста на гноившейся ране, налипла чернота от засохших разводов скверны. Ее присутствие ощущалось даже в воздухе. Пижон стремительно побледнел и сглотнул, сдерживая подступающую тошноту — такова цена малой силы. Изрядно же ему придется попотеть, отскребая всю эту красоту.
Закрыв дверь поплотнее, мы вновь вернулись в коридор. Однако не успели уйти далеко, как я заметил на стене под обоями проступающую черноту, будто пятна плесени рвались наружу. Я остановился, рассматривая, и они еле заметно дернулись в мою сторону, словно почувствовав, у кого сейчас хозяйское кольцо.
— А там что? — уточнил я.
— Да стена обычная, — отозвался наследник, то ли не понимая, то ли усиленно делая вид, что не понимает.
Благо, имелся верный способ это проверить. Поднеся печатку Змееуста к стене, я поскреб гербом по черным пятнам. Миг — и они стали увеличиваться в размерах, надуваясь как пузыри прямо из стены, а потом со звонкими хлопками полопались, окончательно сбрасывая иллюзию. Темнота послушно отступила, и на ее месте обнаружилась дверь, которая ловко маскировалась под обои. Наконец хоть что-то реальное ценное.
Сжав холодную ручку, я провернул ее, и дверь мгновенно отворилась. Внутри висел густой мрак, уводящий вглубь узкого каменного коридора — прямо настоящие катакомбы посреди обычного дома.
— Наверное, не стоит туда заходить, — торопливо предостерег наследник. — Вдруг там что-то опасное…
«Как мило, брат заботится о нас,» — с сарказмом заметил Глеб.
— Можешь зайти первым, — любезно предложил я будущему хозяину, — и предупредить нас, если там что-то опасное.
Наследничек аж губу прикусил, принимая нелегкое решение: с одной стороны, он боялся туда заходить, с другой — боялся, что мы зайдем без него, найдем что-то ценное и оберем его, не сказав ни слова. Внутренняя борьба двух страхов закончилась тем, что он повернулся к писарю.
— Может, вы тоже зайдете? И зафиксируете, что там?
— Сотрудники Синьории, — отчеканил тот, настороженно косясь на дверь, — не ходят в запечатанные Темнотой комнаты. Во избежание травмоопасных ситуаций.
— Может, и вам не ходить? — внучатый племянник повернулся к нам, робко топчась у двери. — А если там что-то смертельное?
— Только слабаки боятся умереть, — с ухмылкой изрек Глеб.
О да, этот ходячий мертвяк знает, о чем говорит.
Видя, как в глубине темного коридора что-то сверкнуло, я шагнул к порогу — и тут же наследничек выскочил вперед, загораживая дорогу.
— А разве это уже не перебор? — пропыхтел он.
Серьезно? Ты останавливаешь меня? И чем — своей холеной тушкой?
— Что именно? — я перехватил его взгляд.
Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга.
— Если не опускают глаза, когда ты смотришь, - учил меня когда-то давно отец, — значит, ты неправильно смотришь…
А потом пижон отвел глаза, косясь на печатку своего ныне покойного дядюшки на моей руке и, видимо, вспоминая, как мне досталось это колечко. Следом он отступил в сторону, решив не связываться — а то мало ли, вдруг для всего этого богатства придется искать другого наследника поуступчивее.
— Конечно, проходите, если угодно… — пробормотал он.
Пройдя мимо этой тушки, мы с Глебом шагнули в узкий каменный коридор, куда едва протиснулся располневший мешок. Наследник потоптался за порогом еще немного и все-таки за нами не пошел, очевидно решив, что здоровье дороже. Оставалось загадкой, чего он теперь боялся больше: того, что за дверью, или меня.
Узкий коридор закончился еще одной дверью с посеребренной ручкой, чье сверкание я и заметил ранее. За ней обнаружилась еще одна комната — настолько крохотная, что внутрь вошел только я, а Глеб остался по ту сторону порога. Окон здесь не было, а из мебели имелся лишь один сам собой горящий торшер, от которого тянулась длинная тень по каменному полу и стенам, скручиваясь и сворачиваясь, словно с трудом умещаясь внутри. Стоило мне зайти, как тень тут же начала свиваться толстыми кольцами у моих ног. Миг — и из плоской она стала выпуклой, материализовавшись в огромную темную змею, способную оплести человека с головы до ног. Ну конечно, что еще может храниться в тайнике у Змееуста.