Роузуотер. Восстание
Так или иначе мы сидим в темноте.
Поэтому новость о том, что нам предстоит разговор с Окампо, меня весьма радует.
Мы собираемся вокруг голопроектора в центре комнаты. Лора утихомиривает меня, приложив к закрытым губам указательный палец. На первом плане стоит Жак, сияние проектора ярко освещает его лицо и чуть тусклее – лица телохранителей и второй женщины из его свиты. Кто она? Когда я вхожу, она бросает на меня взгляд и тут же отворачивается. Все это больше напоминает спиритический сеанс, нежели сверхсовременную форму коммуникации.
Проектор пищит, и перед нами возникает Виктор Окампо, несколько уменьшенный, но добродушный и очкастый. Почему-то через левое плечо у него перекинут флаг Филиппин, а справа на груди нашит старый логотип NASA 1960-х годов. Из-за спины его слышен неразборчивый женский голос: жена, а может, дочь, – кто знает? Он говорит с нами со своей персональной космической станции. Да, он настолько богат. Китайцев это возмущало, и они хотели установить контроль за филиппинцем в космосе, но он вроде как притворился, что говорит только на тагальском, и запутал переговорщиков. Я слышал, что все документы на его станции написаны на тагальском. Ее работу и комфорт семьи Окампо обеспечивает экипаж из сорока человек. Никто не знает, сколько времени Виктор провел в космосе; ходят слухи про остеопороз.
– Господин мэр, – говорит Окампо.
– Пожалуйста, Виктор, зови меня Джеком. Сколько лет мы уже знакомы?
– Да, а еще ты подарил мне тот скотч столетней выдержки, верно?
– Было дело.
– Должен сказать, что ответить на твой вызов меня заставили не миллиарды, которые я заработал на роузуотерской сделке. Это сделали воспоминания о том скотче, льющемся мне в горло. Он был идеален.
– Возможно, у меня найдется еще, – говорит Джек. Я обращаю внимание на тембр его голоса. Он пытается задобрить Окампо.
– Мне жаль, Джек. Я знаю, почему ты мне звонишь, и хотел лично сказать, что не смогу тебе помочь.
– Виктор, у тебя есть доступ к инверторам?
Окампо страдальчески глядит на него.
– Ты можешь удаленно подключить нам электричество?
– Я могу, но доступ предоставлен мне только для обслуживания или ремонта, если в них возникнет нужда. Так работает бизнес, так продаются технологии. Тебе ли с мисс Лорой не знать.
– Виктор, нужда возникла. Устройства отключены. Разве включить их снова – не твой долг?
– Джек, с моей точки зрения и с точки зрения моих консолей, отключение было добровольным. У меня связаны руки. Я могу вмешаться только по просьбе клиента.
– Я прошу тебя…
– Клиент – не ты, Джек. Я просмотрел документы, точнее, моя жена их просмотрела и зачитала мне выдержки. Я работал на Роузуотер, но по заказу нигерийского правительства, а ты – не оно. Как я уже говорил, мне жаль.
Жак должен был об этом знать. Не могу представить, чтобы он связался с Окампо, не прочитав всех имеющих отношение к делу бумаг. Да и Лора должна была подготовиться. А значит, все это какой-то гамбит, притворство. Джек делает огорченное лицо и потирает левый висок кончиками пальцев. Он пытается изобразить, будто глубоко задумался, но я понимаю, что он знал, что скажет дальше, уже день или два назад.
– А что если… а что если произойдет утечка чертежей? – Неуверенности в голосе Джека ровно столько, чтобы вызвать симпатию.
– Инвертора? Ты шутишь? Это источник моего существования. Он запатентован.
– Нет, я говорю о пульте. Всего лишь о пульте.
– Ну…
Миссис Окампо врывается в плазменное поле, точно задернувшийся занавес.
– Этот разговор окончен.
Свет гаснет.
– А твой мальчик хорош, – говорю я Лоре.
Жак оказывается даже лучше, чем я думал, потому что через час на его приватный сервер неизвестно откуда прилетает файл «размером со скалу Олумо». Эксперты-технари начинают расшифровывать то, что, очевидно, окажется чертежами пульта и инструкциями по его сборке. Не представляю, сколько времени это займет и отыщутся ли вообще нужные профессионалы в истерзанном Роузуотере, но вся команда считает это победой. Они начинают поиск лучших 3D-принтеров, какие еще остались в городе, и эксперта по тагальскому языку для перевода документации.
К сожалению, скотчем столетней выдержки мы все это не отмечаем.
На следующий день, после краткого гигиенического ритуала, доведенного до автоматизма, я отправляюсь в поездку с Дахуном и двумя его солдатами. Пока мы объезжаем город, он рассказывает мне о разных фронтах этой войны. Начинает Дахун с купола, к которому мы отправляемся в первую очередь.
Осажденный купол – это нынешний Роузуотер в миниатюре. На нем повисло около десятка летающих существ, они… пытаются его сожрать? Они зеленые и, насколько мне видно из джипа, состоят из растений. Сам купол вблизи серый, как гриб, с черными пятнами. Издали он напоминает прыщ или обгрызенный мышами кусок сыра. Солдаты и боты-турели стреляют в существ, разрывая их на куски. У меня на глазах погибают двое, но им на смену с запада прилетает еще пара.
Когда у ботов кончаются патроны, они убирают свои пулеметы и трусят к импровизированному пункту техобслуживания. Люди снабжают их боеприпасами и меняют им охладитель, словно скоростным болидам на Формуле-1.
В куполе проедены три неровные дыры, но все они частично затянулись. Настоящая проблема в том, что зеленых тварей ничто не останавливает. Каждый раз, когда одна из них падает, люди в защитных костюмах подбирают тело и относят его в здание.
– Вскрытия. Анализы, – объясняет Дахун прежде, чем я успеваю спросить. – Результаты одинаковые. Листья, лозы, стебли, немного дерева – больше в них ничего нет.
– А на людей они нападают?
– Только если люди нападают первыми, и только если это нападение им мешает. Они думают лишь об одном, хотя «думают» – это преувеличение. Мозгов у них нет. Ксенобиологи сходятся на том, что это части какого-то роевого интеллекта и естественные враги пришельца.
Интересно, что я об этом не слышал; впрочем, с началом войны доступ к куполу был ограничен. Со всех сторон на расстоянии мили от него установлены кордоны, пропускающие только военных. Кроме верхушки купола и самого верхнего отверстия, почти ничего не видно. Но граждан Роузуотера занимают другие дела, в основном связанные с выживанием. Появились… новые твари, а может, старые, осмелевшие из-за болезни пришельца – Полыни. Большую часть конфликта я просидел дома, но слухи до меня доходили.
Я спрашиваю у Дахуна, откуда берутся зеленые твари, а он отвечает, что это наше следующее место назначения. По его словам, внутри Роузуотера эти два фронта – единственные, хотя есть еще протестующие и диверсанты, которые мешают военным действиям. Он так и говорит: «военные действия».
Снова кордон, за ним – полмили разрушенных зданий, патрулируемых наемниками, отпущенниками и боевыми ботами. Дроны рассекают небо и несколько раз проверяют у нас ИД. То, на что я смотрю, похоже на дерево, рвущееся на волю из жилого дома. Часть внешних стен осталась цела, но сложная система стволов и несколько стеблей прорастают сквозь окна и проломы. Крыши нет: ее место занимает пестрый взрыв цветов, и хотя сейчас середина утра, даже я вижу, что они биолюминесцентные. Корневая система пробралась под асфальт, породив трещины, к которым тянутся ползучие лозы.
– Что это за хреновина? – спрашиваю я. Из-за маски разобрать мои слова трудно, и приходится их повторить.
– Мы не знаем, – говорит Дахун. – Могу сказать только, что она не с Земли.
– Это отсюда лезут зеленые твари?
Он кивает.
– Сверху, где цветы. Оно еще и шевелится, так что будьте осторожны.
Растение большей частью зеленое, но есть на нем и красные, и лиловые, и бурые пятна, и это не считая цветов, представляющих собой мешанину красок. В воздухе плавает пыльца – теперь понятно, зачем Дахун напялил на меня маску. Возможно, она галлюциногенная? Или ядовитая. Время от времени какой-то орган выплевывает эти частички, но в остальном растение агрессивным не кажется.