Роузуотер. Восстание

Тошнота.
«Это не настоящее. Все это. Не настоящее».
Она хватает бутылочку духов и швыряет в зеркало; отражение разлетается осколками. Она подбирает самый большой, вспарывает им предплечье и, ошеломленная болью, ждет, когда покажется кровь.
Не настоящее.
Кровь выглядит вполне себе красной. Алисса раздвигает края разреза, алая жидкость стекает по руке на пол. Рана не очень глубокая, но все равно болезненная. Кровь не бьет пульсирующим фонтаном, а просто течет ручейком. Алисса не слышит, как стучат об пол капли, но знает, что они есть. А вот тошнота прошла.
Она скатывает салфетку в комок и зажимает им рану, а потом обматывает руку тряпкой, чтобы тот не выпал. Покопавшись в шкафчике, находит повязку получше, после чего отмывает кровавые отпечатки пальцев и натекшую на пол кровь. При каждом движении рана протестует, отзываясь болью, но Алисса не обращает на это внимания. Она переодевается в свитер с длинными рукавами.
Хотя бы в одном она уверена: она – не Алисса Сатклифф.
Это позволяет ей отстраниться и читать страничку на MyFace становится легче. Разговоры с Эни – jejune, они ничего ей не дают. Какие-то друзья обсуждают совместные посиделки. Алисса жалуется подруге по имени Эстер на акцент Пэт. Оказывается, девочка говорит, как нигерийка, а сама Алисса родом из Англии, из Дорсета.
Эстер: Ну так она И ЕСТЬ нигерийка, Али. Как еще, по-твоему, она должна разговаривать?
Алисса: Не знаю. Я думала, она унаследует мою манеру.
Эстер: Ты в меньшинстве. Марк ведь тоже так разговаривает. Да и вообще: что плохого в том, чтобы звучать, как нигерийка?
Алисса: Ничего. Не знаю. Просто… просто хочется, чтобы твой ребенок говорил, как ты.
Позже до нее доносится смех с первого этажа; Алисса на цыпочках подкрадывается к лестнице и прислушивается. Марк что-то говорит низким голосом, и ему отвечает звонкое хихиканье Пэт. Алисса спускается на ступеньку ниже и садится на нее, наблюдая за отцом и дочерью. Пэт сидит у Марка на коленях, а он обнимает ее и что-то шепчет ей на ухо. Они выглядят невероятно счастливыми, и на мгновение Алиссе становится тепло.
Она может… остаться здесь. Жить в этой семье, притворяться миссис Алиссой Сатклифф, женой, матерью, администратором. Это хорошая семья и хорошая жизнь. Их добродушный смех тому порукой.
Алисса прогоняет эту мысль. Это была бы ложь, а она – та, кто она на самом деле, – предпочитает правду. Она во всем разберется, чего бы ей это ни стоило.
Кровь начинает просачиваться через импровизированную повязку, и Алисса уходит сменить ее, не привлекая внимания сидящих внизу Сатклиффов.
  
Глава девятая
 
Аминат
 
Воскресным утром Аминат встает рано и пытается вспомнить комплексы упражнений из тех времен, когда занималась спортом. Солнце еще не взошло, но отраженного света купола хватает, чтобы придать всему оранжевый оттенок.
Дорога перед домом пуста. Аминат делает растяжку, прыгает, разминает шею, а потом начинает пробежку трусцой. Через две минуты она ускоряется, пробегает пятьдесят метров, замедляется еще на две минуты и повторяет все снова. Легкая атлетика требовала умения резко увеличивать скорость, и Аминат до сих пор слышит голос своей тренерши, утверждавшей, что для прыгуньи пробежки – дерьмовая тренировка. Аминат – гибридная спортсменка, одинаково успешная в прыжках в длину, тройных прыжках и прыжках в высоту. Но в прыжках с шестом никуда не годится. Ее инструмент – тело. Стоит прибавить к нему какой-нибудь посторонний предмет вроде шеста или эстафетной палочки – и Аминат зависает. А вот в бою это не так. Она на удивление хорошо показывает себя и в команде, и в одиночку – для нее, почти пацифистки, это неожиданно. Работая на О45, Аминат понимает, что способна убить человека, и не слишком-то этому рада, но поскольку теперь она работает в лаборатории, шансы, что такое когда-нибудь случится, невелики.
В лагосском Куинс-колледже Аминат – легенда, ее школьные рекорды в нескольких дисциплинах до сих пор не побиты. Она снискала и некоторую популярность на уровне страны, но жизнь и Лайи – ее брат – помешали ее восхождению к олимпийской славе.
 
Аминат пробегает мимо нескольких констеблей, которые машут ей. Иногда ей кажется, что роузуотерская полиция – самая вежливая в мире. Но, конечно, она живет в Атево, относительно благополучном, не перенаселенном районе с прямыми и широкими дорогами, чистыми улицами и хорошими домами. Он сильно отличается от трущоб Она-око или Кехинде. Аминат подозревает, что там полицейские совсем не вежливы.
Она останавливается и потягивается. Пробежка длится уже полчаса. Успело взойти солнце, поют петухи и звонят церковные колокола. Самый мощный звон доносится от собора. Это новейший собор в Нигерии, и построен он по образцу лагосского. Очень любопытно видеть здание в стиле нормандской готики в месте, иногда называемом Городом Будущего.
Аминат старается не думать о космосе. Она боится грядущего путешествия, однако это ее не остановит. Она никогда подробно не читала о «Наутилусе», но теперь планирует. Аминат как раз собирается вновь пуститься бегом, но ее отвлекает телефон. Звонят из лаборатории.
– Да? – Она покрывается мурашками от страха, зная, что никто не стал бы тревожить ее в воскресенье, если бы это не было важно.
– Босс, – говорит Олалекан, – вам нужно сюда приехать прямо вот сейчас. Дело не терпит отлагательств.
Аминат сбрасывает звонок и вызывает свою машину. Отправляет Кааро кодовое сообщение, чтобы тот понял, что она в безопасности, но на работе. Бежит на месте, представляя, как машина заводится, дверь гаража открывается, а навигационная система нацеливается на ее чип и отсчитывает метры. Она слышит гудение двигателя.
Машина останавливается перед ней, и Аминат залезает внутрь.
– В лабораторию, – приказывает она, и машина устремляется вперед. Аминат доверяет автопилоту отвезти себя на северо-запад, на окраину Роузуотера, где дома ниже, а купол выглядит, точно гигантский деформированный мыльный пузырь, вздымающийся над построенным из детских кубиков городом. Она коротает время, утирая пот и набирая защищенное сообщение для Феми, чтобы подготовить ее к тому, что случилось что-то важное.
Лаборатория, как и большинство принадлежащих О45 учреждений, скрывается в безликом двухэтажном здании – такие на йоруба называются «петеси». По соседству расположился магазин «Гудхэд». Аминат переходит на ручное управление, паркуется в нескольких домах от лаборатории и бежит к ней. Стучится в дверь, дожидается, пока ей откроет сонный охранник, и спускается на подземный этаж.
Олалекан склонился над рабочей станцией, на голове у него неизменная бейсболка с логотипом «Янкис». Он – добрый великан, человек огромных размеров и большого ума, а предпочтения его лежат где-то в области квир-спектра, хотя ничего конкретного он Аминат об этом никогда не говорил. Глаза у него мягкие, как и все остальное. В его теле полностью отсутствуют углы, и наклонившись вот так, он становится похож на гигантский кусок теста.
– Я вся потная и одета не по форме, Лекан. Скажи мне, что у тебя для этого есть очень хорошее оправдание.
– Есть, – отвечает Олалекан своим бесконечно терпеливым голосом. – Семьдесят девять процентов.
– Что?
– По Роузуотеру расхаживает человек – женщина, – у которой процент ксеноформ в организме достиг семидесяти девяти. Я получил данные за две минуты до того, как позвонил вам.
– Ну-ка пусти. – Аминат занимает место у терминала и всматривается в него.
Уже восемнадцать месяцев ее команда анализирует уровень ксеноформ в образцах крови, взятых во время профилактических приемов. Это позволяет не только наблюдать за эффектами и скоростью постепенного захвата, но и составлять графики его прогресса в каждом отдельно взятом человеке и делать выводы о том, как он зависит от географического положения. До сих пор самый высокий показатель, который видела Аминат, составлял сорок три процента. Людей, в чьем организме ксеноформ больше, чем человеческих клеток, еще не было. Этот уровень – семьдесят девять процентов – уникален.