Училка и мажор (СИ)

А сейчас… Цепляюсь за соломинку, а точнее, за огромного медведя, потому что дышу я Рустаму чуть ли не в пупок, если сказать грубо. Ну ладно, ниже плеча.
—Я уже все решил, тебя никто не тронет, успокойся. Надо будет — поясню популярно, не смей плакать. Нашла повод, бл*. Кучка уродов на выезде решила самоутвердиться, а ты и расклеилась. Слушай меня, поняла? Я сказал, что все хорошо, значит, все хорошо. Ходить на работу будешь как раньше, никто не вякнет. А если вякнет, то пойдет в травмпункт, проверится.
Меня усаживают на табурет, вручают чашку с мелиссовым чаем, но я все вижу в размытых картинках. И все так просто у него, словно иначе и быть не может.
В движениях абсолютная уверенность, и я вижу схожесть с отцом. Они словно под копирку. Пусть младший пока импульсивен, но решительно настроен. Еще пару дет, и он ни в чем не будет уступать нашему мэру. Яблоко от яблони, что называется.
—А пока расскажи, что этот ган*он штопанный тебе сказал, чтобы я знал, вырвать язык с корнями, или оставить, чтобы он мог самоудовлетвориться в обеденный перерыв? Мм, малыш? — Рустам касается моего лица, стирая пальцами слезы. Смотрит ожесточенно, дерзко.
—Я не понимаю, о чем ты.
—Об этот ушлепочном в кабине, проректор-х*ректор, кто он там у вас. Мне, конечно, по шарику его регалии, меня больше волнует, что он тебе сказал.
—Ничего, но кровь попортит.
Судорожно вздыхаю и касаюсь пальцами век. Опухших уже.
—Пусть только попробует. А теперь вдох делаем. Затем выдох. Вася.
Рустам бережно обхватывает мои ладони и сжимает, оттесняя руки от лица. Мы сталкиваемся носами, так близко, что дыхание еще больше перехватывает. О каком вздохе речь, если я смотрю в бездну, открывшуюся в его глазах?
—Вдох, — взгляд опускается на губы, и я могу поклясться, что зрачки Белова сейчас расширились раз в десять. — Выдох. Вася, слушай меня. И все будет хорошо.
Вдыхаю, понимая, что вместе с воздухом в моих легких обосновывается аромат загорелой кожи Рустама, смешанный с мужским одеколоном. Ядреная смесь, от которой сносит голову. Пара вдохов и выдохов, и рыдания стухают. Откуда он знает эти методики и почему так терпелив? Удовлетворенно кивнув, парень отходит от меня и поворачивается к плите, перекладывая на тарелку яичницу.
—Умница, а теперь задавай вопросы.
Еще и мысли читает?
—Что ты конкретно решил? — задаю главный, потому что это, пожалуй, основное.
Играющие мышцы спины сведут меня с ума, но я упорно смотрю только туда и на узкую талию, поверх которой виднеются тесемки передника. Боже.
—Это имеет значение?
—Потому что решал не ты? — в который раз цепляю. С таким отцом…самому ведь ничего не надо делать.
Лопатка с грохотом приземляется на стол, а мужские руки сжимаются в кулаки.
—Нет, малыш. Не люблю, когда мои дела приписывают отцу, я не папенькин сынок от слова совсем, и очень рекомендую тебе это запомнить, а то меня подвешивают сравнения. А когда меня что-то бесит, мне нужно выпустить пар. С тобой я буду выпускать его в горизонтальной плоскости. Понятно?
Парень поворачивается ко мне, а затем подходит и упирается руками на стол, наклоняясь ко мне близко. И тут что-то щелкает. Мое бесконечное желание к протесту. Это была долбанная угроза в мой адрес?
—Не понятно. Какого черта ты себе позволяешь, в конце-то концов?
Вскакиваю с места и тыкаю пальцем в широкую грудь. Да кто ты такой вообще? Да как смеешь?!
—А такого, что ты моя.
Ладонь перехватывает мой палец и бережно опускает.
—Мечтай!
—Да что ты? — Рустам игриво улыбается, поигрывая мышцами. А затем меня резко подхватывают за талию и усаживают на стол, беспардонно раздвигая ноги. Словно в прорубь окунули и подняли на высоту, где я обдуваюсь ветрами, промерзая до самого нутра.
А потом Белов грубо обрушивается на губы, одновременно скользя горячими пальцами по внутренней стороне бедра, заставляя меня вскрикнуть в его рот, который уже полностью захватил меня в плен.
Язык уверенно врывается, заставляя подчиняться, изнывать, несмотря на протест, который очень скоро сходит на нет. На смену приходит вязкая патока из странных чувств и пульсирующего клубка внизу живота.
 
Пальцы Рустама пробираются к трусикам и скользят поверх, пока в мой рот грубо вторгаются, еще и еще. По венам несется жар, а в голове давно уже нет ни единой разумной мысли. Кажется, руками я пытаюсь прижать Белова ближе к себе вместо того…вместо того, чтобы оттолкнуть.
Он первый отрывается, обводит пальцем мои опухшие губы и довольно скалится.
—Ты моя. И сама это знаешь. А теперь ешь. Отказ будет восприниматься как сопротивление. И наказываться соответственно. И да, плохие девочки не кончают. Ладушки?
  
16. Вот и поговорили
 
ГЛАВА 16
БЕЛЫЙ
Испуганные глаза смотрят на меня так, словно я зверь какой, но вот на самом дне я вижу то, чего так долго ждал…отклик. Она падет, вопрос лишь времени, когда я заполучу Васю в полное владение. Когда буду иметь все права трогать ее, целовать и делать с ней все, что захочу, а захочу я много чего, судя по моей ненормальной реакции на женское тело. Что я там не видел? Да я стольких переимел, что не сосчитать, меня сложно удивить. А тут…стоило только разок увидеть, и я поплыл. Неужели и меня настигло это бесячее, незнакомое чувство, от которого у нормальных пацанов мозги превращаются в курагу?
Вася неуверенно толкает меня от себя, я позволяю, но лишь потому, что с нового ракурса я могу рассмотреть тонкую полоску трусов, плотно прилегающую к очень интересному месту, где виднеется темное пятно. Да, малыш, мы еще даже не начинали, а ты уже готова. Это ли не чудо?
—Оставь меня, — обиженным голосом твердит Влащенко, спрыгивая со стола. Вместе с этим движением идет кругом моя голова, потому что я слишком отчетливо видел, как подпрыгнула при этом полная грудь.
—Поешь, уйду.
Обещаю и так сделаю, точно. Теперь правда я знаю ее адрес, знаю о ней почти все, что живет одна, что парня нет, мужа нет и детей нет. Совсем одна, что тоже очень плохо, ведь такой молодой и красивой опасно находиться в одиночестве. Мало ли какие полудурки ходят вокруг.
А за информацию спасибо бывшему начальнику службы безопасности моего отца, по совместительству, моему крестному. Только я могу позвонить ему в любое время дня и ночи, чтобы раздобыть нужную инфу. Правда потом придётся с ним выпить, и он еще пару раз пройдется по теме с отцом, но это я готов потерпеть, ведь мужик он мировой, конечно.
—Этой мой дом… — начинает снова щебетать Вася, даже немного грозно звучит, правда, но не для меня.
—Так будь же гостеприимной. Накорми, ублажи и спать уложи, — подхожу к девушке вплотную, наблюдая, как огромные голубые глаза расширяются в несколько раз от моих слов. А то. Я и не так могу, малыш.
Но голод, как говорится, не тетка, и Вася усаживается за стол. Недовольная, волосы торчат в разные стороны, спутаны, я постарался. Так даже лучше, мне приятнее смотреть на ее взлохмаченный вид, совсем как видок после секса, мне кажется, после него родимого она будет как спелое яблочко. Румяное.
Вася есть, терпеливо разжевывая содержимое тарелки, вновь и вновь касается розовых искусанных губ вилкой. А я смотрю и представляю, как вместо вилки оказываюсь я сам. Чертов больной псих. Снова вилка елозит по губам, снова я замираю, вглядываясь в изящный стан. Вкусно ест. Так бы и смотрел, и ел бы сам.
Пока она не съедает содержимое тарелки до последней крошки, я не моргая смотрю. Наблюдаю. Вкушаю. Оцениваю и любуюсь. Я живу.
Пока не слышится вибрация и рингтон телефона в моих штанах. Бля*ь, ну опять ты. Да сколько же можно, ептвоюналево. Достаю смарт и читаю сообщение.
«Выходи, я под домом».
Свисти, свисти, как будто я должен дома торчать сутками и ждать его величество. Откладываю смарт и снова перевожу взгляд на Васю. Гляделки продолжаются пару минут.
—У меня на лице цветы не растут, — хрипло выдает Вася, посильнее кутаясь в халат. Ноги в высоких шерстяных носках приклеиваются друг к дружке. У меня галочка на ноги, мама часто болела простудными, а потом и циститом, она всегда носила только теплые носки, при удобном и неудобном случае напоминая мне держать ноги в тепле. Я держал и держу, а теперь вот Васю буду кутать.