Память гарпии (СИ)

Минос вел его по тоннелям Чертогов, и Орфин снова чувствовал себя под конвоем. Но сейчас его волновало совсем не это. В ушах стоял чудовищный крик — совершенно нечеловеческий, но полный страдания. Он давно стих в отдалении, но Орфин продолжал слышать эхо в воображении. Ему страшно было представить, что произошло с Тис. И хуже всего… что он сам навлек на нее это. На несколько минут, пока они шли, его накрыло удушливой ненавистью к самому себе. «Ты снова ломаешь ей жизнь».
И ради чего? Какой толк, если даже они уничтожили одну партию эфиниола? Асфодель вырастит еще — проклятая ведьма! А те, кто уже грезит, только пострадают, потому что на время им придется столкнуться с темной стороной дурмана и утонуть в кошмарах.
Когда они проходили мимо анклава реальности в виде карточного стола, Минос вдруг остановился.
— Здесь, — сказал он. — Хозяйка велит узреть.
Орфин стиснул зубы. Его потряхивало от злости. Он ведь верил Асфодели! Но видимо ее «рай» такой же фальшивый, как и у Лукреция.
Он взял себя в руки, постарался успокоиться перед тяжелым разговором. Затем шагнул на шахматный пол и прислушался к ритму Бытого. Мир живых раскрылся перед ним, как бутон.
Здесь был просторный внутренний двор с пышными кустами сирени и шиповника. На скамейке сидела Асфодель в земном обличье — седые волосы, длинное платье. Она ласково улыбалась, но Орфин велел себе не поддаваться ее чарам и лжи.
— Здравствуй, дорогой. Что вы не поделили с моим могучим стражем?
— Пощадите Тис! — выпалил он. — Отчего она кричала? Прошу, прекратите это!
— Ты опять защищаешь гарпию? — удивилась Асфодель. — Она терзала мои саженцы. Ее жестокость, как всегда, выплескивается на самых беззащитных.
— Это… — он запнулся, но сумел продолжить, — это я попросил ее. Тис не виновата.
— С чего бы тебе это делать?
Орфин перекрестил руки. Стоило подбирать слова, но он не смог подавить едкую честность.
— Ну, это был единственный способ помешать вашим земным цветам стать отравой для людей.
— Прости, что? — спросила она вкрадчиво, как треск льда под ногами.
— Уверен, вы не намеренно продаете сырье для наркотика. Не так ли?
Он ужаснулся собственной дерзости. Но странное дело — Асфодель выглядела искренне потрясенной. Она потребовала разъяснений, и он сбивчиво рассказал всё, что помнил об эфиниоле и всё, о чем догадывался.
— Я не знала о таком эффекте, — заметила Асфодель сдержанно. — Покупатель не поставил меня в известность.
Орфин недоверчиво смотрел на нее. Да как она могла не знать?
— Зачем тогда, по вашему, их покупают? На букеты? — он не мог сдержать сарказма.
— Мне бывает трудно понять поступки и желания людей. Порой я даже не пытаюсь. Слишком уж странно они мыслят — как и вы, тени.
Он поджал губы.
— А продавали зачем? Разве вам нужны деньги?
— Нет. Но это здание, — она обвела рукой стены издательства, — обрекли на снесение. Есть бумаги, которые откладывают это событие. И вот они мне нужны.
— Ясно… Но, Асфодель, поймите, это не вариант. Если вам правда есть дело до людей — не отдавайте больше никому то, что растет здесь. Эти сны… они не для живых людей, понимаете?
— Я услышала тебя. Как я могу убедиться в правдивости твоих слов?
— Загляните к Медеш в «Сияние». Просто посмотрите там на клиентов, послушайте их. Те, кого подсадили, приходят только за эфиниолом, их больше ничего не волнует. Даже если вы плохо понимаете людей — такой сбой вы должны заметить.
Асфодель низко кивнула — это почти походило на легкий поклон. С долей отчаяния Орфин понял, что верит ей — опять. Захотелось влепить самому себе пощечину за глупость. Вместо этого он быстро добавил:
— И еще. Скажите этим людям, что им нужна эмоциональная встряска. Только она избавит от кошмаров.
— Благодарю за ценную информацию, дорогой друг. Я непременно разберусь с этим недоразумением. Но ты должен был сразу обратиться ко мне, а не терзать вместе с Тисифоной мой беззащитный сад.
Он сжал зубы, кивнул.
— Простите. Это не повторится.
 
— Хорошо.
— Значит, вы отпустите Тис? Она ни при чем.
— Орфин, — Асфодель неспешно поднялась со скамьи. — Даже если ты заказчик, это не снимает с нее ответственности за содеянное. К тому же не по ее ли вине ты сделался склонен к столь жестокому ходу мысли?
— Серьезно? Небо серое тоже из-за нее? — он всплеснул руками.
— Птичка плохо на тебя влияет. Не удивлюсь, если она опоила тебя мнемотиками, — женщина покачала головой. — Это они говорят в тебе, а не рассудок. Знаешь ли ты, какой ценой получил сию пьянящую легкость, что заставляет тебя всё ей прощать?
— В смысле?
— Мнемотики — есть результат перегонки душ. Кто-то был навеки уничтожен, чтоб дать тебе несколько глотков этого зелья.
Орфин поперхнулся. В горле встал ком.
— Теперь ты готов наконец поговорить о чем-то менее эгоистичном? Отвечай: научился ли ты видеть сквозь древа?
— Еще нет, но я…
— Быть может, пришло время для практики? — это звучало как приказ.
Орфин стиснул зубы. Было трудно перестать думать о том, что он только что пил чью-то душу. Вообще-то… он даже знал, чью именно. Бедолага Макс.
От уверенности в правоте Тис осталась блеклая тень. Парой решительных аргументов Асфодель сравняла позиции. Он снова понятия не имел, кому верить.
— Приступай, — велела Асфодель, кивнув на коряги.
Орфин слабо кивнул.
Вернулся в Пургу, обвел взглядом коридор, выбрал костяное древо и присел рядом с ним. Ветвь отозвалась на прикосновение тревожным гулом, похожим на звук трубы. Орфин убрал руку, закрыл глаза и прислушался к тишине. Сперва он войдёт в Бытое, а потом на ощупь коснется древа. Такая уловка казалась разумной.
Комната вокруг преобразилась, наполнилась запахами и звуками улицы. Не открывая глаз, Орфин протянул руку вперёд. Пальцы слегка подрагивали. Он медленно вел ладонь вниз, готовясь в любой момент отдернуть ее, но вспышка оказалась быстрее, чем он мог подумать. Он не успел даже почувствовать костяную ветвь. Пальцы пробило электричеством до локтя, и мир померк.
Орфин стоял в ярко освещенном игорном зале без окон. Вокруг смеялись и бранились люди. Его могла бы взбудоражить эта атмосфера, но он чувствовал лишь безотчетную тревогу. По вискам и между лопаток стекал пот.
Он сжимал в руках карты, выигрышную комбинацию — откуда-то он знал это, хотя никогда не играл в покер. Пальцы были широкие и загорелые.
Такому раскладу нужно радоваться, но к нему уже шли люди. Он видел их через зал. Знал половину по именам, хотя никогда прежде не встречал.
Мужчины в строгих выглаженных костюмах окружили его и повели из зала. Орфин чувствовал, как движется его рот, и слышал собственные отчаянные оправдания, но голос и слова были чужие. Сердце колотилось, как перед казнью.
Его толкнули в тесную комнату, двое вошли следом и заперли дверь.
— Это все клевета! Я не!..
— Заткнись!
Мужчина ударил его по лицу. Нос хрустнул с отвратительной взрывной болью.
Орфин попытался отстраниться. Он знал, что это только наважденье! Но чувствовал всю боль и ужас человека, в чьем теле оказался. И не мог вырваться. Не мог даже действовать по своей воле. Его захлестывали чужие эмоции, он был их марионеткой, играющей чью-то роль.
Он хныкал, скрутившись на полу, и умолял о пощаде. Но его обвиняли в том, что нагрел казино на большие деньги, и похоже, прощать не собирались.
Вошел третий мужчина, невысокий и толстый, с рыхлым лицом. Пиджак неприятно натягивался на нем, грозя выстрелить пуговицами.
— Я знаю один верный способ разобраться с трюкачами, — сказал он. — Держите-ка его покрепче, парни.
Он наступил широким каблуком на правую кисть пленника, навалился, и боль ослепила Орфина. Он пытался вырваться, но чьи-то колени и руки плотно удерживали на полу. Толстяк вжимал ладонь в пол все сильнее, проворачивая каблук. Тонкие косточки трещали, разламываясь под ним.