С оттенком помешательства (СИ)

Глаза безумца пронзили насквозь. Руки его превратились в самые настоящие тиски. Дышать уже было невозможно.
— Север, — тихо произнесла я на выдохе, перемещая свои ладони к пружинистой груди Довлатова, а за ребрами его сердце неумолимо клокотало, отзываясь.
Глаза в глаза. Мой потерянный взгляд, заволоченный дымкой, против его — дикого с всполохами северного сияния. Мое затрудненное дыхание в перерез его — буйного и надрывного. Мои робкие касания против его смелых и требовательных прикосновений, скользящих по спине в беспорядочной траектории.
Забравшись ладонями под мой топик, Север искал ту границу, где ему недозволенно было меня касаться. Но дело в том, что тех прежних границ больше не существовало, а если они и были очерчены противоречивым сознанием, о месте их расположения я сама пока еще не догадывалась. На месте прошлых границ теперь пробивались сгустки возбуждающей энергии. Они скапливались внутри и выходили из меня через каждую клеточку тела, сочились из каждой поры, обволакивали собой каждый нерв.
— Попроси... Ты ведь хочешь этого не меньше, чем я, — мольба в голосе, мольба в глазах, мольба в настойчивых прикосновениях.
Прихватив волосы у самых корней, он оттянул их назад. Задрал мою голову, делая меня максимально беззащитной. Среди прочих незащищенных мест, Север выбрал самое уязвимое. Губы его опустились не к моим пересохшим губам, а к шее. К месту, где пульсировала кровь. И стоило ему впиться губами в разгоряченную плоть, вгрызться в венку зубами, втянуть ртом кожу, оставив засосы, как массированный разряд тока прошил меня насквозь, а из уст сорвался не то всхлип, не то полустон. Такой же молящий, как и его поцелуи.
— Чувственная кроха, — пошептал он в перерывах между диким нашествием на мою шею. — И моя... моя... моя... Никого не надо больше... В жопу всех....
Глаза закатились под веки, сердце готово было выскочить из груди, и ноги подкашивались, отказываясь сдерживать натиск.
Рефлекторно я забросила руки на его напряженные плечи и тотчас потеряла почву из-под ног. Одним рывком Север поднял меня вверх и усадил на себя, переплетая ноги на пояснице. Вновь прижал к стене, вдавил всем своим напором, давая почувствовать твердость его намерений в области ширинки.
— Помнится, однажды я взял за правило озвучивать твои же желания за тебя, — с угрозой напомнил, сминая мою мнимую оборону в маленький комок. — Ты трусливая, Лина. Смелости не хватает сознаться, но хрен с этим, я сам все разрулю, — яростно прошипел у моих губ, попадая в самое яблочко. — Вот только не надо потом говорить, что ты этого не хотела! Ясно? Ты поняла меня?!
Утопая в открытом океане его глаз, я прикусила язык до металлического привкуса во рту, только бы не сказать ничего опрометчивого, что могло бы повлиять на решительность Севера. На его импульсивность. И лишь неуверенно кивнула, пальцами вцепившись в плечи, ощущая какими бугристыми были его мышцы, словно вот-вот лопнут от перенапряжения.
А вслед за этим я окончательно потеряла рассудок. Его заволокло густым непроглядным туманом — и вперед было страшно смотреть, но и назад дороги уже не было. Она отсутствовала, как и мой топик, который Север едва ли не разорвал на мне на куски. Он бросил его на пол, торопливо скинул с себя кроссовки и уверенно двинулся в мою комнату, осыпая пламенными поцелуями налитую грудь, посасывая вздыбившиеся соски. Прихватывая зубами до пронизывающей сладкой боли.
А затем Север переключился на мои губы, неистово рвал их. С утробным рыком кусал, словно изголодавшийся зверь, дорвавшийся до куска аппетитного мяса. Он был неутолим. Он проталкивался в рот горячим языком, лишая меня последней крупицы самообладания.
— Здесь хочу, — прохрипел он, усадив меня на письменный стол и в одну секунду скинув в себя кожаную куртку, которая также отправилась на пол.
Немного странно, что для нашего первого раза он выбрал письменный стол. На кровати же всяко удобней. Мягче.
Впрочем, тогда я совершенно не думала о выборе более удобной плоскости. Я вообще ни о чем не думала.
 
Я осязала. И куда важнее было чувствовать его опасную близость. Ощущать одуряющий аромат тела. Улавливать колебание воздуха, загустевшего от нашего дыхания. Различать искры, возникшие от притяжения наших тел. Все это было гораздо притягательней, чем засорять свою голову ненужными вопросами.
Мозолистыми ладонями Север провел по внутренним сторонам моих бедер. Проскользнул сверху-вниз. Голая кожа не могла скрыть прокатившуюся по ногам дрожь, гнавшуюся вслед за его обжигающими прикосновениями.
Выдержанная пауза. Обезумевший рев пульса в ушах. Жжение в искусанных губах. И тягучее напряжение, томившееся внизу живота в ожидании выплеска.
Глубокий вздох и Север резко раздвинул мои ноги. Судорожный выдох и он ловко вклинился между, жестко впился в кожу пальцами и взял меня на таран своими бедрами, вновь пробуждая все нервные окончания. А потом он опять ворвался в мой рот, словно дикарь, и каким-то чудом я сумела сдержать в себе стон. Хотя он едва ли не разорвал мне грудную клетку на ошметки.
— Не нужно так делать, — предостерег Север низким вибрирующим голосом, делая выразительные паузы между пылкими поцелуями.
— Не делать... как? — спросила я, шумно хватая ртом накалившийся до предела воздух.
Распаляя меня, Север накрыл ладонью мою грудь и небрежно смял, сжал сильными пальцами, словно эспандер.
Боль на грани наслаждения. Наслаждение на грани боли. И тогда тот затерявшийся во мне стон вырвался на свободу. Эхом прокатился по стенам спальни.
— Вот так. Не сдерживай себя. Хочется кричать — кричи, хочется матом крыть — крой, хочешь стонать — да, блядь, стони ты сколько влезет, только не переусердствуй. Не имитируй главное и все. Я такое сразу просеку.
— Я п-постар...
Не давая договорить, Север нетерпеливо набросился на мои припухшие губы. Подобно кровожадному варвару он душил меня поцелуями, вынуждая подчиниться его воле. Он притуплял внимание, усыплял бдительность, пробуждал первобытные инстинкты. Заставлял меня желать большего. Умолять.
Опустив руки на резинку шортов, он схватился за нее, корпусом подался на меня, буквально прижимая лопатками к поверхности стола, и в три резких рывка стянул вниз предпоследнюю преграду. Шорты вместе с трусами соскользнули по ногам и упали на пол.
Все.
Вот теперь так уж точно закрылись все пути отступления. Стоило поймать на себе плотоядный взгляд Севера, беспрепятственно блуждающего по моему нагому телу и оставляющего незримые ожоги, путь назад безвозвратно отрезался.
— Как же долго я этого ждал, — протянул он, сверкнув опасным блеском в глазах и ухватившись за горловину своей футболки.
Стоило ему обнажить рельефный торс с множеством татуировок. Стоило ему расстегнуть пуговицу на джинсах и вжикнуть молнией ширинки, как меня затрясло, словно в эпилептическом припадке. Дико трясло, несмотря на буйство пламенной бури внутри.
Из заднего кармана он торопливо достал что-то блестящее и шелестящее. Поднес это ко рту и зажал в зубах. Тогда я поняла, что это был презерватив.
Бо-о-о-оже.
Неужели мы всерьез сейчас займемся сексом?
Щеки полыхали с каждой секундой все больше и больше. Каждая последующая секунда была волнительнее предыдущей во стократ.
Неподвижным взглядом я наблюдала за тем, как он слегка приспустил джинсы с боксерами. Как он разорвал зубами обертку от презерватива. Как со сосредоточенным видом он поднес его к мясистой головке. Как играл грудными мышцами, раскатывая латекс по всей длине члена, испещренного синими венами. Как он с резкостью подхватил меня под колени и напористо придвинул к краю стола, невольно дотронувшись концом до комка нервов.
Низ живота тотчас обдало кипятком. Внутренности стянулись плотной спиралью от напряжения.
Он сделает это! Он сейчас же лишит меня девственности! Без предупреждения! Причинит мне мучительную боль, если я промолчу!
Взгляд Севера затянуло матовой чернотой.