С оттенком помешательства (СИ)
— Показать?
— Покажи, если есть, что показывать!
Напряженная заминка. Дыхание наше сплеталось в одно. Учащенное и сладкое. По телу прокатилась жаркая волна, а потом меня сшибло этой ударной волной с ног...
Как оказалось, рассматривать было нечего. Глаза мне вообще не понадобились.
Веки сами по себе сомкнулись, стоило Северу с утробным рыком наброситься на меня. С остервенением атаковать мои полураскрытые и неподготовленные к этому губы. Подобно изголодавшемуся зверю. Психопату, дорвавшегося до запретного...
От такого человека я могла ожидать всякое, но только не этого. Не поцелуя. Но, черт возьми, Север целовал меня. МЕНЯ! Целовал по-настоящему. Взаправду. Не испытывая при этом отвращения.
И нет, это было совсем не нежно. Не ласково, не как в первый раз. Напротив, с особой жаждой. С грубым напором. С необузданным желанием обладания. Целиком и полностью. Это было безрассудное действие. Сумасшествие какое-то. Он беспощадно воровал у меня воздух. Присваивал себе, а меня заставлял изнемогать от нехватки.
Так парни не целуют, если не желают проучить девушку. Если не хотят нанести ей увечий, вгрызаясь в ее губы с жестокостью.
Так парни не ласкают девушку, если не пытаются оставить на ее теле синяков, отметин, напоминающих ей о минутном безумии, об одной ненависти на двоих, о кратковременном помутнении рассудка.
А то оно и было — помутнение. И полнейший паралич всего тела. Тела, которое было теперь во власти дикаря, требовательно целующего меня. Варвара, посягнувшего на мою честь...
Я не понимала ничего, кроме того, что жаркие губы Севера собственнически сминали мои, а грубые ладони бессовестно гуляли по груди.
— Охренеть, ты еще и без лифчика, — просипел он с истинным восторгом.
А я не ответила ничего. Не отвечала и на ненасытные поцелуи. Я была в шоке. Дезориентирована. Не могла поверить в происходящее. Не могла позволить себе опуститься до такой низости, чтобы ответить на поцелуй парня, который несколькими минутами ранее с таким же рвением целовал Козлову.
Сволочь! Моральный урод!
Это стало мучительным издевательством. Саморазрушением, где и ответить было западло, и отказаться от столь бурных эмоций, обрушившихся на меня, уже было невозможно.
Впрочем, точка невозврата была пройдена в тот момент, когда я проявила неосторожность и впустила горячий язык Довлатова в свой рот. А тот сначала замер на мгновение, а после хрипло простонал, как если бы испытал истинное удовольствие, в которое верилось с трудом.
Ощутив его вкус на своем языке, я потеряла ту последнюю нить, связывающую меня с суровой действительностью, где обитают и Козлова, и Виолетта, и еще толпы других девушек, которым так или иначе был знаком вкус его губ.
Боже, теперь и я стала одной из них... Стояла в одном ряду с использованными...
— Ты все еще не поняла, что все эти месяцы мне нужно было от тебя? — произнес он сбивчиво.
Блин, я стоять-то с трудом могла. А он хотел, чтобы я что-то уразумела.
— Не-а, — удалось вымолвить, говорить уже было невмоготу.
Я медленно плавилась. Растекалась горячим воском от столь сильного воздействия его губ и рук. Легко воспламенялась от настойчивых прикосновений к моей влажной коже. Чувствуя как с каждой секундой мои ноги слабели. Как разум тлел. Как клокочущее сердце перемалывало ребра. Как странное желание сметало все внутри взрывной волной. Как Север стискивал меня до хруста костей. Как он скользил грубыми ладонями по моей талии, подхватил под бедра. Как одним рывком приподнял меня в воздух. Как усадил на себя верхом и сплел мои ноги на своей пояснице. Как выпрямился и зажал меня между собой и стеной, выбив из легких последние остатки воздуха. Как продолжал вонзаться зубами в мою шею, вгрызаться в яремную вену, грозясь разорвать ее, обескровить меня чуждой страстью. Буйным и несдержанным напором.
— Я подсел на тебя! Жестко подсел! — грубо поведал он между поцелуями, крепко обхватив мои бедра. — А ты даже поцеловать меня не можешь нормально... Я же разорву тебя... Разорву, дура, если ты сейчас же не поцелуешь меня...
Столь неожиданное признание повергло меня в еще больший шок.
Моргнула, неосознанно вонзившись ногтями в мужские плечи, отчего Север зашипел и врезался в мой зад чем-то твердым. Насадил, слегка приподнял и снова врезался, давая понять, что его угрозы небеспочвенны. Огромны. Тверды как гранитный камень.
Разорвет, так и есть.
Однако не та мысль меня пугала, а то, что Север не просто подсел на меня. Он хотел. ХОТЕЛ. МЕНЯ. ПОИМЕТЬ! И лишь жалкая одежда препятствовала достижению цели.
— Как ты можешь такое говорить? Ты же только что целовался с Козловой!
— А ты трахалась с Бергером и что теперь? — словно в наказание он укусил мой вздыбившийся сосок через ткань сарафана. Стиснул зубами, дождался очередного моего стона, рожденного сладкой болью, и отпустил. — Все мы совершаем ошибки. Главное, вовремя остановиться и вернуться к желаемому.
— Я не...
— Не будешь! Больше ты с ним не будешь! Не посмеешь! Ты — моя!
Вновь обрушился на мои губы с диким поцелуем и на сей раз я ответила ему. С такой же ненасытностью и требовательностью изучала его умелый язык, и неуклюже подстраивалась под него, забывая дышать. Забывая о его дьявольской сущности.
— Я не для того терпел столько, чтобы отдать тебя другому. Не для того ждал твоего созревания и искал телок, похожих на тебя, чтобы ты дала первому попавшемуся!
— Чт..
— Но в этом есть плюс, — урча, зарылся носом в моей шее. Провел острием языка вверх, прикусил мочку уха и уверенно заявил: — Я, черт бы тебя побрал, его нашел!
— К-какой?
— Ненавижу кровь. Ненавижу чертову осторожность! Но раз ты больше не целка, то и осторожничать мне не придется.
Север поступательно двигался в такт своему учащенному дыханию. Вращал бедрами и терся об меня, задевая бугристой ширинкой сгусток нервов, оставляя на ягодицах болезненные отметины своих пальцев.
Дикость... Что мы творим?
— Север... я... я... — дернулась в попытке слезть с него и более не ощущать его эрекцию.
— Не здесь. Конечно же, я не собираюсь трахать тебя прям тут. Мы можем поехать ко мне.
— Но...
Он опустил меня на пол. На дрожащие ноги.
— Ты забудешь о нем! Больше о нем ты не вспомнишь... Я сделаю все для этого! Я докажу тебе, что ты сильно переоценила Бергера!
Он угрожающе склонился к моему лицу. А в следующий миг я едва ли не распалась на мельчайшие элементы, ощутив между ног чужие пальцы. Грубые и настырные. Довлатов прикоснулся к моей изнывающей плоти, к которой еще никто и никогда не дотрагивался. Сквозь белье, но тем не менее. Для меня это все равно, что голыми руками прикоснуться к оголенному проводу.
— Север, — выдохнула с резкостью, тесно сомкнув свои бедра и натянувшись струной. Забившись в судорогах и хватанув ртом раскаленный воздух.
— Да... да... Ты будешь произносить этими сладкими губами только МОЕ имя... Хочу тебя, Зорина... Пиздец как хочу... — заверил низким вибрирующим голосом, проникающим в меня роем жалящих пчел.
Боже... Если я сейчас же что-нибудь не предприму... Если я сейчас же не включу голову... Если я сейчас не вспомню о том, кого из себя представляет Довлатов, то паду ниже некуда...
— Север, нет! — одернула его руку и резко сомкнула берда, ощущая внизу живота болезненную пульсацию. — Х-хорошо... ладно, поехали к тебе!
— Чт... ты... ты уверена? — недоверчиво с легкой претензией.
— Да! — активно закивала, лихорадочно поправляя подол сарафана и с ужасом понимания, что едва ли не совершила несусветную глупость.
А дальше-то что? Север не отпустит меня, пока не заполучит свое.
Что-нибудь придумаю... Придумаю!
— Что ж.. Тогда дай мне пару минут, — отошел к двери, развернулся и лбом соприкоснулся с деревянным полотном. Тягостно вздохнул. — Постой смирно в сторонке. И не дыши! Не дыши лучше. Дай мне забыть, что ты здесь!
Встала по стойке смирно как было велено, и задержала дыхание, удивляясь его просьбе. А затем тишину разрезал его утробный рык, от которого я вздрогнула.