Поручик (СИ)
– Я "Коробочка", ответьте "Коробочке"!
– Прием, говорит старший офицер сводного отряда имперских войск! Слушаю вас, "Коробочка"!
– Говорит командир роты сверхтяжелых панцеров! Передан в ваше распоряжение, по собственной инициативе выдвигаюсь на огневой рубеж для подавления бомбометов противника! Разрешите продолжать?
Я ошалело посмотрел на Стеценко:
– Рота тяжелых панцеров?!
А в рацию сказал:
– Действуйте, " Коробочка"!
– Понял, работаю! Конец связи! – этот бодрый, почти веселый голос настолько не соответствовал окружающему кошмару, что у меня затрещало в висках.
А рация уже умолкла, подвесив в воздухе вопрос о неизвестно откуда взявшейся роте сверхтяжелых панцеров, о которых я и слыхать-то не слыхал никогда!
У нас тут хватало проблем и без таинственной "Коробочки", так что мы принялись очищать окопы от лоялистской нечисти.
Нам помогало то, что тут и там офицеры и унтеры смогли сплотить вокруг себя людей и удержать отдельные участи линии обороны. С неожиданной стороны проявил себя Семеняка, который вместе с командиром пятиреченцев Демьяницей защищал штабной блиндаж и сумел взять в плен какого-то лоялистского уполномоченного.
А за лесом, откуда лупили по нам бомбометные батареи, урчало и грохотало. Слышались звуки разрывов и пулеметных очередей. Лоялисты постепенно откатывались от наших окопов, испуганные происходящим в своем тылу, отстреливаясь и не давая нам высовываться и перейти в контратаку. Не больно-то и хотелось – я видел как на поле выкатился давешний колесно-гусеничный броневик, а следом за ним – еще и еще!
Отступающие от окопов синемундирные пехотинцы выстраивались за броневиками, готовясь к новой атаке. Я себе слабо представлял, что мы можем противопоставить технике противника, даже бутылок с зажигательной смесью было раз-два и обчелся…
Но окопы были очищены от неприятеля, и мы начали помогать раненым и считать убитых, а в лесу что-то загрохотало особенно сильно, и рация у Стеценко зашипела и выдала:
– Говорит "Коробочка"! Бомбометы уничтожены, имею повреждения! Прорываюсь к вашим позициям, прикройте огнем, тут полно синемундирной пехоты!
– Вас понял, сделаем все возможное! Будьте внимательны – на поле легкая бронетехника!
Из рации раздался смешок, и "Коробочка" произнес:
– Разберемся!
Я не очень-то представлял себе, что это за чудо-юдо – сверхтяжелый панцер, но надежда была только на них – броневики разнесли бы нас в клочья. А "Коробочка" надеялся на нас – бутылки с зажигательной смесью, или связка противотанковых гранат – одинаково серьезная проблема для броневика и для панцера… Так что я заорал во всю глотку:
– Огонь по готовности! Прикрываем панцеры!!!
Вряд ли кто-то вообще понял, какие-такие панцеры и от какой стороны их нужно прикрывать, там и сям над окопами стали появляться головы моих бойцов и руки, сжимающие цевье оружия.
Ударили с флангов пулеметы, захлопали винтовочные выстрелы, заставляя лоялистов прятаться за броней своей техники и залегать. Я краем глаза увидел, как закачались верхушки лесных деревьев, там, у подножия высоток. А потом деревья стали падать – одно за другим, с треском, грохотом… Зеленые кроны наваливались одна на другую, ломая ветки и обрушиваясь на землю.
К треску ломающихся деревьев добавился грохот разрывов. Лоялисты лупили по лесу из всего, что у них было.
Рация снова зашипела:
– Говорит "Коробочка", по мне пристрелялись. Иду с максимальной скоростью…
Я ожидал танковую роту, полдюжины или даже больше бронированных машин, но…
Из лесу вырвалось нечто огромное, черное, выпускающее клубы дыма и плюющееся снарядами и пулеметными очередями. Величиной с двухэтажный дом, стальное чудовище с тремя орудийными башнями и торчащими во все стороны стволами пулеметов – это было жуткое зрелище.
Приводимые в действие мощными механизмами, завращались башни, выбирая цели. Две боковые были явно поменьше, там стояли трехдюймовые орудия – гавкнули почти одновременно, один снаряд попал прямо под башню броневику, второй – в скопление пехоты… Огромная, угловатая основная башня медленно повернулась, грандиозного калибра орудие выбрало себе жертву – броневик с командирской антенной рации.
Лоялистский экипаж заметил угрозу и попытался совершить маневр уклонения – но поздно. Гигантский сноп пламени вырвался из ствола орудия и броневик скрылся в огне разрыва. Над полем боя что-то пролетело и воткнулось в землю недалеко от наших окопов – башня броневика?
Лязгая траками, панцер пополз по полю, наматывая на гусеницы залегшую пехоту и расстреливая ее из пулеметов. Башня снова завращались, выискивая цели…
Те лоялисты, которые еще остались на поле, бросились в разные стороны, мы палили по ним из винтовок и пулеметов. Пара оставшихся вражеских броневиков виляя, пыталась покинуть место битвы. Вдруг по обеим сторонам панцера прогремели взрывы, потом еще и еще… Машина закрутилась на месте, разматывая гигантскую гусеницу по полю. Следующий снаряд попал в одну из двух вспомогательных башен, ствол орудия неестественно выгнулся, а из рации раздалась ругань, а потом бодрый голос произнёс:
– Выручайте "Коробочку", пехота. В овраге слева, у разлапистого дерева – противотанковая пушка. Мы не можем ее достать. Угол наклона орудий не позволяет, мертвая зона. Она нас доканает, ребята…
Я оглядел своих бойцов и вздохнул.
Усталые, тяжело дышащие, раненые… У меня самого – непонятно что с левым плечом, какой-то ретивый лоялист достал-таки меня штыком, когда драпал из окопов. В горячке боя – не заметил, а теперь, поди ж ты, болит!
– Выручим?
Хмуро кивнул Перец, Вишневецкий выдернул из земли палаш, Семеняка клацнул затвором винтовки, а пятиреченский унтер-офицер Демьяница ответил за всех:
– Если бы не эта "Коробочка", лоялисты бы уже вешали нас за ноги…
Я приподнялся, выглянул из окопа: противотанковая пушка была не видна, но огонь вела прицельный, уже два снаряда срикошетили от вороненой брони панцера, зарываясь в землю и поднимая в воздух столбы пыли и песка.
– Ура, что ли?
– Ура-а-а-а-а!!!
Сломя голову мы помчались по склону к орудию в овраге, рассыпаясь в цепь, и петляя по полю, следом из окопов стали выпрыгивать еще солдаты, принявшие наш порыв за контратаку.
Они стреляли вслед убегающим лоялистам, спускались к подножию высоток и стреляли снова.
Орудийный расчет заметил новую угрозу – нас, и ствол стал поворачиваться в нашу сторону, а обслуга замельтешила, меняя тип боеприпаса.
Я бежал огромными шагами, легкие горели, наполненные холодным осенним воздухом, в ушах стучала кровь. До орудия оставалось метров двадцать, когда мне показалось, что время замедлилось, и я в деталях увидел руку человека в синем мундире, который дергал за веревку, приводя в действие ударно-спусковой механизм, разгорающееся внутри ствола пламя, и снаряд, летящий мне на встречу, разрывая воздух и завывая на все лады…
За спиной рвануло, а синемундирные лоялисты уже поняли, что не успеют выстрелить второй раз и схватились за винтовки.
Мы стреляли в ответ на бегу, с меня сбило выстрелом фуражку, но оставалось десять, пять, три шага – мы сшиблись с артиллеристами и через какие-то несколько секунд орудие было нашим.
– Взяли! Занять оборону бойцы, разворачивайте орудие! Вахмистр! За мной!
Пока Вишневецкий командовал, мы с Перцем побежали к "Коробочке". Стоит отдать должное лоялистским артиллеристам: последний выстрел был на редкость удачным – на месте смотровой щели зияла внушительная вмятина.
Мы взобрались по специальным скобам на броню, и я постучал рукояткой револьвера в люк основной башни.
– Есть кто живой?
Послышалось шевеление, потом лязгнули запоры люка. Крышка откинулась и чумазая рожа в танкистском шлеме неестественно громко заорала:
– Командира примите, "хаки"!