На долгую память...
— И сейчас ты добрый, просто немножко больше стал раздражаться по всяким пустякам, — ласково сказала Лиза.
— Ничего себе пустяки! — немного смягчился Виктор.
Он лежал на боку, перечитывая записи в своём блокноте.
С некоторых пор Виктор Баюнов стал записывать информацию о своей жизни в красивый, компактный блокнот. Он любил хорошие письменные принадлежности и канцелярские товары. Всю свою жизнь работая в офисе, он всегда тщательно выбирал ежедневники, блокноты, записные книжки, не сильно доверяя электронным девайсам.
Из прошлой жизни ему и достался этот красивый, с обложкой из коричневой кожи, блокнот. К нему прилагалась стильная железная ручка. Всё это добро Витя всегда носил с собой, аккуратно убирая в розовый пакет косметической фирмы. На первой странице он, под диктовку жены, когда-то написал свою фамилию, имя, отчество, дату рождения, адрес проживания и номер мобильного телефона супруги. Из всей этой информации он всегда помнил лишь своё имя.
Ещё он помнил, что ему слегка за тридцать, но насколько «слегка» — это было для него загадкой.
Так же в его памяти была совершенно не нужная информация о том, что у него день рождения в один день с Варгом Викернесом, Натали Дормер и Дженнифер Энистон. Но кто они такие, он не знал. Но зато Витя помнил свою первую школьную любовь, хотя имени жены без блокнота он вспомнить не мог. Впрочем, кроме короткой информации о себе и личных данных супруги, больше ничего полезного написано в блокноте не было. Обрывки воспоминаний, ничего не значащие словосочетания.
Но Витя постоянно носил этот блокнот с собой в кармане своих домашних бриджей, а когда нужно было выходить на улицу, он перекладывал розовый пакет с блокнотом в карман пиджака, в котором он когда-то ходил на работу. Впрочем, он не всегда помнил о том, что у него есть этот блокнот, но благодаря тому, что Виктор постоянно его держал при себе, его внимание к этому предмету было повышенным. Но если бы Баюнов потерял бы его где-нибудь, то через пятнадцать минут он о нём бы и не вспомнил.
В этот поздний вечер при свете ночника, он перечитывал свои записи, заново открывая для себя тайну даты своего рождения и имени супруги. Ещё он наткнулся на самое длинное предложение во всей его писанине: «меня избили, злая песня, отняли всё, отняли память, я теперь инвалид». Эти слова заставили его волноваться. Но на этот раз он не стал расспрашивать у жены подробностей об этой записи, он решил поинтересоваться о том, каким он был раньше.
— Вить, ну как я могу рассказать о том, каким ты был. Каким ты был, таким и остался.
— Как песня?
— Какая песня? — Лизе очень хотелось спать.
— Каким ты был, таким и остался. Это песня, — спокойно сказал Витя. Но от обзывательств всё-таки не удержался. — Дура ты тупая.
— Витя, пожалуйста, не обзыва…
— Что за злая песня?
— Не обзывайся, пожалуйста.
— Что за злая песня? У меня тут написано, — Витя не кричал, но требовал немедленных объяснений, тыкая пальцем в свои записи.
— Когда ты пришёл в себя после реанимации…
— Я был в реанимации?
— Когда ты очнулся, тебя допрашивали про нападение. Ты только и сумел вспомнить про какую-то злую песню. А кто тебя бил и за что, ты не вспомнил.
— А за что меня били?
— Тебя ограбили. Отняли кошелёк, телефон, даже обручальное кольцо сняли. Сволочи.
— Твари! Мрази! — поддакивал Витя.
— Ну, не переживай! — попыталась успокоить мужа Лиза. Но в её голосе не было необходимой мягкости, как и не было больше нежных чувств к некогда близкому человеку, в одночасье ставшему таким далёким. Ничего общего, кроме фамилии, у них больше не было.
— Ладно, не будем грустить и злиться. Три кота — три хвоста. Три хвоста — три кота, — неожиданно быстро утихомирился Виктор.
— Давай спать, сегодня был тяжёлый день, — сказала Лиза.
Муж ничего не ответил и через несколько мгновений она уснула.
Витя написал на новой странице фразу: «я был в реанимации», положил блокнот и ручку в пакетик, и убрал всё в широкий карман своих бриджей, что неаккуратно валялись на полу. Ему захотелось спать, но сны не торопились к нему. Он лежал на левом боку и смотрел на узоры обоев. Он не помнил, как клеил их на голую стену в своей недавно приобретённой квартире в элитном жилом комплексе. Не помнил, да и это ему уже было не важно.
Витя смотрел по телевизору мультфильм про трёх котов, когда в гости к его жене пришла её подруга. Они закрылись на кухне, пили вино, много разговаривали. Витя не выходил к ним, не было в этом нужды. У него было полкило фисташкового мороженого, мультфильмы, и полное отсутствие беспокойства, ввиду недавно принятых препаратов.
Вдруг весёлый сюжет заставил его не на шутку задуматься. Папа-кот спрятал от котят чёрного кота, и оставил везде подсказки, чтобы они его могли найти. Но Вите жизнь подсказок не оставила. А зачем же ещё жить, если не ради счастья? Не удовольствия, а счастья. Удовольствие это то, что есть сейчас — весёленький мультик, вкусное мороженое и лето за окном. Но в этом ли счастье?
Виктору стало не по себе от своих мыслей, он поёжился. Что-то впилось в ногу острым краем. Он отложил в сторону пластмассовую коробку с мороженым и ложку, нащупал в кармане пакет. Из пакета он достал блокнот, развернул его, начал читать, удивляться. И вроде бы он хотел что-то написать. Действие на экране отвлекло его.
Из оцепенения его вывела упавшая с дивана на ковёр ложка. Из всего потока его мыслей он понял только то, что хочет мороженого. Он поднял ложку, но вовремя заметил, что на неё налипли волосы с ковра.
С брезгливой физиономией, держа перед собой расстроившую его ложку, Витя пошёл на кухню, дверь в которую была закрыта. Оттуда слышались голоса. Один голос он узнал, а второй женский голос был ему не знаком. Мужчина вплотную подошёл к двери, прислонился к стеклянной вставке, найдя место, откуда можно наблюдать за происходящим в помещении, прислушался.
— Дорогуша, это только начало, он тебя обязательно пришибёт! — сказала какая-то девушка.
Она была не красивой, она не понравилась Виктору. Слишком много на ней было косметики, которая скрывала её настоящие черты лица. Она будто бы носила маску. Или она была похожа на мужчину, который пытается быть похожим на женщину. Или она индеец.
Так Вите показалось.
— Ну, может быть, у него случайно получилось толкнуть меня, — сказала вторая девушка. Крашенная блондинка.
Она была одного возраста с первой девушкой, но выглядела лучше. Меньше косметики, более приятные черты лица. Только глупый взгляд всё портил.
Невзначай Витя вспомнил, что это его жена. То ли Маша, то ли Наташа, то ли Лиза.
— Его сестра тоже хочет Виктора в дурку отправить, ты-то что ломаешься? Строишь из себя мать Терезу, — недовольно сказала женщина-индеец.
— Да, ты права. Здесь уже всё безнадёжно. Просто это как-то не правильно, — сомневалась Лиза.
— А что правильно? Ухаживать за большим ребёнком, а в ответ получать тумаки? Тебе тридцатник в следующем году! Это его жизнь кончилась, а твоя ещё только начинается! Да и деток с ним точно заводить не нужно, и шансов на это всё меньше и меньше. Часики-то тикают! Извини, что так грубо, — сказала подруга Елизаветы Баюновой, когда-то исполнившая роль свидетельницы невесты на её свадьбе с Виктором.
— Да ипотека эта всё портит! Если бы за Витю выплатили страховку, то всё было бы нормально, а с моим уровнем доходов мне ещё полтора года за неё платить. Только если завтра мне всё-таки дадут повышение, тогда можно подумать. А то слишком много волокиты.
— Бросай ты всё, спасай свою молодость!
— Ты права, я уже говорила. Я разведусь с Витей. Не сейчас, так позже. Это не жизнь. Просто пока денег нет. После повышения всё обдумаю. Если оно, конечно же, будет.
— Дай мне слово! — настаивала подруга.
— Держи, — улыбнулась Лиза. — Разведусь, как с деньгами станет попроще.
Витя хотел войти на кухню, но не стал этого делать, потому что ему стало очень грустно. Почти до слёз. Пришлось сдержаться, чтобы не заплакать. Его хотят бросить, он больше не нужен.