Ребенок от отца моего мужа (СИ)
— Леш, у тебя что-то случилось? Возможно, я смогу помочь?
— Я наступил на те же грабли. И поверь, не просто так мелю языком. Мой совет спасет тебя… — резко встает, отворачивается ко мне спиной.
— Она тоже несвободна? — догадываюсь, что друг переживает личную драму. Кто-то разбил ему сердце, или продолжает методично это делать. Но если про меня он знает слишком много, то его теперешняя жизнь для меня тайна, покрытая мраком.
— Ага… типа того… Лучше не лезь во все это. Просто сваливай… лети птичка… пока крылья целы, — закрывает лицо руками, массирует виски.
— Тогда ты должен меня понять… почему я не могу… — говорю очень тихо.
Поворачиваю голову вправо. К нам по тропинке идет Влад. Идеальный костюм, каменное лицо, уверенная походка.
— Простите, что прерываю идиллию. Илона, у нас с вами неотложные дела, — голос стальной, холодный, режущий.
— Какие? — хлопаю глазами.
— Касательно здоровья вашего супруга. Или дружеские, — делает ударение на последнем слове, — Посиделки для вас важнее…
— Нет… нет… конечно… его здоровье превыше всего… Сейчас я разбужу Марка… — моментально попадаю в капкан его взгляда. Запинаюсь, краснею, и не могу совладать с диким биением сердца.
— Не стоит его беспокоить. Бумажные формальности мы можем уладить сами.
— Возьму документы… — бормочу не в состоянии даже пошевелиться. Понимаю, что он задумал, и совсем к этому не готова… и безумно этого хочу…
— Я обо всем позаботился. Нас ждут, — бесцеремонно берет меня за руку и тянет в сторону ворот.
— Мне надо переодеться… — оглядываюсь в сторону Леши. Он замер как статуя и обреченно смотрит на меня.
— Нет времени, — отрывает переднюю дверь, усаживает меня в автомобиль. Занимает место водителя, заводит машину. Сижу тихо. Боюсь даже взглянуть на него. Он тоже молчит, вцепился в руль, смотрит только на дорогу. Тишина такая удушающая, что слышу гулкое биение наших сердец, а воздух… его тут нет… лишь раскаленные искры дикого притяжения.
Сворачивает в переулок. Резко тормозит.
— Ну, здравствуй, мася… — впивается взглядом в душу.
Глава 40
— Влад… — не знаю, что сказать. Спустя столько лет мы с ним наедине. В нос ударяет до боли родной запах. Ничего сейчас не имеет значения, тону в карих глазах. И не хочу для себя спасения. Упиваюсь моментом, хоть и понимаю, что ничего не может он ко мне испытывать кроме презрения.
Но я больна, зависима, и мне даже такой горький глоток, украденного чужого счастья, кажется спасением. Продлить агонию. Пропитаться им.
— Что же в голове твоей? Сначала мне рога наставляла, а теперь моему сыну? — наклоняется еще ближе. Ярость его на кончике языка ощущаю. А слова не сразу до сознания доходят.
— Чего? — хмурюсь. На его губы взгляд перевожу. Как много бы я отдала, что вновь их на вкус попробовать. На разговор не могу настроиться, каша в голове. Зачем снова мечтаю о том, что невозможно?
— Не успела приехать, уже любовника притащила, — хватает меня за подбородок, большим пальцем по щеке проводит. Дрожу. Плавлюсь от простого движения. От прикосновения его. Глаза закатываются. И снова не могу слов разобрать. Надо собраться, взять себя в руки. А я не могу.
— Влад… какой еще любовник, — я как под гипнозом, одурманенная, не могу простого пазла сложить. Его губы слишком близко, а палец, он уже не кожу гладит, к душе пробирается.
— Может, хватит дурой прикидываться? — скалится, горячим дыханием обдает. — Тогда это прокатило. Сейчас наелся твоей брехни до отвала, мася, накормила, — каждое слово ядом и горечью пропитано. А я даже этому рада, потому что безразличием не пахнет.
Действительно, дура. Больная, повернутая на нем дура. Как можно так любить? Это уже не любовь, хуже гораздо хуже. Чувство это меня съедает, изнутри огнем выжигает.
И прав он лжи много. Виновата я перед ним. Только никак понять не могу, про кого он талдычит.
— Влад… — имя его на языке перекатываю как сладкую конфету. Из рук не вырываюсь. Совесть моя молчит. Даже не пытается пискнуть, что неправильно это все. — Я действительно виновата перед тобой. Но я не спала… с сыном твоим не спала, — краснею, глаза закрываю. — Ни с кем вообще. Брак наш с ним… это… там все сложно, но мы не муж и жена в прямом смысле слова, — выдыхаю.
Как же хорошо стало. Легко. Призналась. Так хотела это ему сказать. Как увидела, прокричать хотелось, что ничего и никогда у меня ни с кем не было и быть не может. Зачем? Мне важно чтобы знал. Внутри меня все еще живет наивная девочка, которая вопреки всему, продолжает верить в чудо.
Дергается как от пощечины. Отпускает мое лицо. Долго смотрит, словно придушить взглядом хочет. Челюсти плотно сжаты, желваки ходуном.
— О нет, прости, ошибся. Ты уже не та сопливая девка, ты решила выше планку брать, да? Мастерство лжи свое на мне оттачивать, — голос тихий и холодный, как стальной клинок в сердце входит.
— Я правду сказала, — встречаю его взгляд. Пусть не думает, что испугалась.
— В какие ты игры играешь? Зачем тебе сын мой? Почему как от меня сбежала, с любовником своим не сошлась? Или у вас извращенные игры такие?
— Да о каком любовнике речь? — вспыхиваю, голос повышаю. — Что за бред ты несешь?
— В дом его утром притащила, и сейчас невинные глазки делаешь? Илона, я больше не поведусь. Скажи спасибо, что Лешу твоего за шкирку не выкинул. А надо было, и напоследок еще рожу ему разукрасить, — бьет ладонью о руль. Дышит тяжело, прерывисто.
— Чего? — меня пробирает нервный смех. Хохочу как ненормальная, и в душе что-то едко-сладкое расползается. Неужели ревнует?
Не ожидал такой реакции. Опешил даже. А мне еще смешнее, от реакции его. Как же я соскучилась по Владу, его эмоциям.
— Ты реально думаешь, что Леша… что я с Лешей… Ох, бред, какая же чушь. Я тебе еще тогда про друга рассказывала. И ничего с тех пор не изменилось.
Закрывает глаза. Лицо бледнеет. Чувствую, в душе его какой-то ад творится.
— Походу тебя как паршивого котенка надо лицом в пакость собственную ткнуть, — достает из кармана мобильный. Движения нервные. Аппарат чуть из рук не выпадает. Мне кажется, даже воздух потрескивает от напряжения в машине. — До последнего решила за свою ложь держаться. А что ты на это скажешь?
Перед лицом экран мобильного держит. Сначала все расплывается. Ничего не вижу. А потом резкость в глазах появляется. И я все равно не верю. Глаза мои лгут. Быть этого не может. Выхватываю у него из рук мобильный, листаю фотографии. Глаза так широко распахиваются, что больно становится.
— Хорошо, что фотки не удалил. Что, мася, — ехидно шепчет у меня над ухом, — Крыть теперь нечем?
— Это не я… то есть я… и не я… — даже не знаю, как прокомментировать. Мысли в такую кашу спутались, что не распутать их. — Не было этого… Влад, — смотрю на него затуманенными от слез глазами, — Это неправда. Я никогда с Лешей, не может существовать этих фотографий…
— Ты дальше полистай, ты там не только с ним, — голос глухой, болью пропитан.
На фотографиях и правда мое лицо. Там я моложе. И Леша. Без сомнений, это он. А вот вместе эти кадры ну никак не сочетаются. И как это понять? Что вообще происходит? Пытаюсь взять себя в руки, придумать хоть какое-то логическое объяснение. Листаю дальше, там вообще незнакомый мужик, и снова я с ним в откровенных позах. И тело мое… но ведь это не я… не могу быть я… А потом еще один мужчина… краска стыда заливает лицо.
— Это неправда, — повторяю как заведенная, словно в мозгу пластинку заело. Как что-то внятное сказать? Как оправдаться, если я сама ничего не понимаю?
— Если ты хочешь все на фотошоп спихнуть, не утруждай себя. Фотки подлинные, спец проверял, — говорит так тихо, что все в душе сжимается в немом крике отчаяния. От дикой, сжигающей безысходности.
Глава 41
— Они не могут быть подлинными, — мотаю головой из стороны в сторону, как заведенный болванчик. Меня как громом пронзает страшная догадка, — Ты… ты… из-за вот этого, — тыкаю пальцем в телефон, — Ты тогда усомнился в своем отцовстве? Потому так от меня отдалился? И нес все те жуткие вещи?