Нарисованная любовь (СИ)

Артур долго лежал с открытыми глазами. Душа болела, сердце ныло. Он впервые так ясно смотрел на свои поступки. Жалеть ли о тех сумасшедших днях и ночах с Алисией, когда мерк свет, и светилась тьма? Понимал: пора ставить точку, иначе быть беде. Все тайное становится явным. С Алисией он не может себя контролировать. Его попытки отговориться хозяйскими делами не имели особого успеха. Вопросы тети Энн, советы Роберта, Дженни…
Артур почувствовал, что она была не такой, как всегда. Внешне — да, но внутри оставалась закрытой, не лился свет сквозь глаза только для него, как это было раньше. Правда, и боли не было, просто неудовольствие от его долгого отсутствия, решил он, так что тревогу бить рано. Артур пытался обмануть себя этими доводами, но душа не давала покоя, ее не обманешь.
Всё, решил он, с этой минуты — всё. Вдруг дойдет до отца? А Дженни? Она видела и слышала, как Алисия его унижала, так тяжело переживала его клятву и если узнает…
Артур почувствовал, как запылали щеки. Этого ещё не хватало. Всегда старался вести себя достойно, чтобы никто не мог ни в чём попрекнуть, укорить, а тут побежал, стоило поманить запретным плодом. Исправить, пока не стало поздно, как сказал Роберт. Настаивать на свадьбе и не разлучаться с Дженни.
У Артура отлегло от сердца, когда он принял такое решение. Словно сбросил груз, и ему свободней задышалось, кровь привычным ритмом побежала по жилам. Значит, это очень важно: уметь признать ошибки и успеть их исправить.
Рано утром он и Дженни выехали со двора.
Дженни он встретил так нежно, радостно, так светился любовью, что она впервые за эти дни искренне и счастливо рассмеялась. Роберт вызвался немного проводить друзей. И втроем под брызгами солнца они мчались бок о бок — молодые, беззаботные, подогреваемые мыслями о любви и счастье.
Перед расставанием покружили на лошадях вокруг друг друга. Артур хлопнул Роберта по плечу.
— Пока, дружище, и спасибо. Настоящее дружеское спасибо!
— И от меня спасибо, — добавила Дженни, — приезжай к нам поскорее, чтобы мы за тобой не скучали.
— Приеду, — пообещал Роберт, — приятно будет…потренироваться, размяться в дороге.
Дженни отвернулась, скрывая зардевшиеся лицо.
Они расстались.
Не доезжая до имения Райсов, отпустили лошадей и, держась за руки, побрели по росе.
— Я не хочу больше ждать, — сказал Артур. — Давай срочно поженимся. Ожидание бессмысленно, я больше не хочу без тебя.
— Артур, — Дженни протянула ему обе руки, — ты говоришь те слова, о которых я мечтала. Зачем нам испытательный срок? Что не ясно?
— Дженни, моя милая Дженни, я тебя так люблю. В разлуке это особенно ощущается, может, судьба поэтому и устроила нам такую паузу, чтобы мы поняли, насколько нужны друг другу. Скоро вернётся отец, он не откажет мне и начнёт договариваться о свадьбе. Осталось совсем немного.
Они обнялись, скрепляя свои желания.
— Представляешь, — шептал Артур, — не надо будет выбирать время, чтобы увидеться. Все время вместе. Утром ты со мной — мягкая, разомлевшая ото сна. Днем твой смех раздается сразу во всех уголках дома. Вечером только мы и больше никого вокруг, чинно пьем чай и бесконечно смотрим друг на друга влюбленными глазами.
Артур подумал, что не включил в понятие «он и Дженни» ночь. Ночь — это когда полыхает тело Алисии, а он сходит с ума от этого жара. Нет…стоп…
— Давай останемся здесь насовсем, — проговорила Дженни, — будем стоять и стоять, ты — говорить, я — слушать песню слов.
— Нет, — покачал головой Артур, — время замрёт, а я хочу поторопить его, чтобы ты стала только моей.
Дженни с улыбкой смотрела на него. Милый, родной, любимый, но любила по-другому: мыслями, глазами. С Эдвином не так. К нему хочется прикасаться, обнимать, целовать. А с Робертом?..
— Ты чего? — спросил Артур, заметив в глазах мелькнувшее удивление.
— Мысль, которую не успела поймать, — тихо ответила Дженни.
Обманула. Удивление пришло от того, что вровень с Артуром и Эдвином она поставила Роберта. Почему? От того, что он сейчас больше других возится с ней? Чувство собственности на всех мужчин, которые её окружают? Ну, что бы это ни было, раз уж так получилось, то Роберт — это когда хочется, чтобы не ты, а тебя обняли, прижали, пожалели. С Артуром она чувствует себя мамой, можно пожурить, приласкать, наказать. С Эдвином — ученицей перед строгим экзаменатором: как отнесется к её поведению, как бы не сказать лишнего, не показаться навязчивой. А с Робертом можно быть самой собой, поплакать, когда хочется, поцеловаться без смущения — настоящий друг! Должен ли таким быть любимый? Ох, ничего она, оказывается, не знает, разбрасывает чувства вокруг себя, рвется добиться того, чего не может пока четко обозначить.
 
— Поедем? — спросил Артур, удивленный отстраненностью ее лица.
— Да, да, замечталась о девичьем, — скрывая смущение, засмеялась Дженни. — Уже недалеко. Давай наперегонки.
Это — чтобы не разговаривать, а еще, чтобы освежить разгоряченное внутренним размышлением лицо.
Они так и влетели во двор, почти вровень, но Дженни, спрыгнув, заявила:
— Я выиграла!
И счастливо засмеялась.
— Рада тебя видеть такой счастливой, — шепнула Ани, обнимая ее.
Дженни крепко обняла сестру, шепнула:
— Соскучилась.
И Эдвина обняла крепко и, объясняя свой жест, вновь рассмеялась и громко пояснила то же самое:
— Соскучилась.
В теле и голосе — лёгкость. Неужели освободилась? Написала письмо, как поставила точку. Это и нужно было сделать: закончить предложение точкой. Иначе теряется смысл, незавершенная мысль летит без остановки. Грустно. Это то, что осталось от любви к Эдвину. Грусть от несбыточности девичьих грёз, тихая печаль, а не горе, ни грань, за которой ничего нет. Безнадежность и чувство огромной потери жило в душе ещё в тот момент, когда писалось письмо, но с каждым словом по капле просачивалось на бумагу, освобождая душу от тяжести. Наверное, это понял и Эдвин: ему давно знакомо чувство доверяться строчкам на листке. Поэтому смотрит такими улыбающимися глазами, в которых, как и у Ани, радость, что она вернулась.
— Я к дяде Фреду, — крикнула Дженни и, оставив Артура с Анеттой и Эдвином, бросилась в дом.
— Моя деточка вернулась, — обрадовался Фред, уловив с первого взгляда перемены в Дженни, — Долго-долго была в своей стране, а теперь выбралась оттуда.
Дженни присела рядом.
— Вам ничего не надо рассказывать, правда? Вы всё видите.
— Ну… — Фред засмущался, — приятно слышать такие слова из уст прекрасной леди. Вывернула, значит, себя наизнанку, рассмотрела, что-то подправила, так?
— Это сложно, — замахала руками Дженни, — проще сказать: у меня замечательное настроение.
— Вдруг увидела, что мир прекрасен?
Дженни улыбнулась и уткнулась ему в плечо.
— А, позвольте, девушка, узнать причину?
— Просто так. Разве такого не бывает?
— Просто так — это для твоих мыслей, но, видимо, есть что-то, о чём пока не знаешь, а оно уже живет своей жизнью.
— Фред, как ты любишь поучать молодежь, — сказала вошедшая тетя Эллина и поцеловала Дженни. — Они все знают лучше нас, ты свои рассуждения оставь для меня. Не знаю, почему я их слушаю? И, надо сказать, с удовольствием.
— Сегодня день комплементов в мой адрес, — довольно крякнул Фред. — Вы, девушки, мастерицы бередить душу, а я — старый опытный мужчина — поддаюсь вашим чарам.
— Вы у меня молодцы! — Это Дженни сказала обоим и поднялась. — Побегу, жаль, что невозможно бежать сразу в разные стороны.
Дженни вышла.
— Как я люблю, когда она такая, — сказал Фред.
— Артур заявился, вот она и светится.
— Да не нужен ей этот мальчик с красотой Аполлона, как ты не поймешь.
— Здравствуйте вам, из каких глубин твоих размышлений ты выкопал этот бред?
— Артур — дохлая истеричная личность. Да, да, это грубо, зато точно. Дженни никогда не будет уважать его, а без этого любовь долго не держится. Как и долго она не держится на поклонении кому-либо.