Измена. Бежать или остаться (СИ)

Предстоящая встреча с Баженовой и их общим сыном холодит мои внутренности. Совсем скоро мы все столкнемся нос к носу. Считанные минуты остались до живой встречи с тем самым мальчиком с фотографии, который так увлеченно грыз погремушку.
Боюсь даже представлять, как это будет.
— Уверенна? — открыв дверь и подав мне руку, уточняет Назар. — Я пойму, если ты передумала.
Поравнявшись с мужем на тротуаре, без раздумий висну на его плечах.
— Я боюсь, Гор. — Жмусь носом к горячей шее любимого мужчины и с силой жмурю заслезившиеся глаза. — Совсем, совсем капельку. Эта поездка серьезное испытание для меня, для нас. Твоя поддержка очень нужна. Обними меня, пожалуйста, крепко, крепко.
Назар сжимает свои руки вокруг моей талии и отрывает от земли. Кружит перед зданием аэропорта, не обращая внимания на то, что мы можем кому-то мешать.
— Я всегда тут, — шепчет Горский, вернув меня на землю. Его горячие ладони гладят мои замерзшие щеки. — Всегда. Чтобы не случилось, говори обо всем открыто. Хорошо? Я понимаю, что эта поездка самое сложное, что случалось в нашей жизни. Если ты чувствуешь, что не можешь, то говори, не переступай через себя. Поедешь спокойно домой, я и слова не скажу.
Толкаю мужа под ребра.
— Еще б ты что-то сказал. Внебрачный ребенок в нашей семье есть только у тебя, — язвительно рычу я.
— Ну наконец-то ввернулась настоящая Веснушка. А то мне уже страшно было. Колени стали дрожать рядом с той до чертиков спокойной версией тебя. Черт его знает, что от такой Каролины ждать можно.
— Дуралей, — бормочу я, пряча рвущуюся улыбку в теплую шею Назара.
Пока мы с мужем болтаем и обнимаемся, таксист выгружает наши тяжеленные чемоданы из багажника желтого седана. Мужчина громко возмущается, что он не нанимался в грузчики, но ставит последний чемодан рядом с нами.
Назар достает из кармана брюк пару купюр и всучивает их в руки моментально повеселевшего бомбилы. Спрятав чаевые, таксист желает нам счастливого пути и, запрыгнув в салон авто, быстро уносится прочь.
Не могу отлипнуть от супруга. Не хочу. Прижимаюсь к его колючему пальто. Смотрю на бегущих мимо нас людей. Кто-то, как и мы, сегодня покинет этот город, кто-то, наоборот, только приземлился в родных краях. Каждый со своей историей, со своей судьбой. Сотни, тысячи незнакомых лиц проносятся мимо.
С неба на вечерний город опускаются большие снежинки, падают куда придется и тут же превращаются в воду. Назар возмущается, что я опять путешествую без шапки. Натягивает мне на голову капюшон зимней куртки по самый нос. Хохочу и прижимаюсь к нему еще сильнее.
Нервозность постепенно притупляется. Не исчезает, но по крайней мере позволяет двигаться дальше. Назар рядом. Чтобы не происходило, чтобы не случилось дальше он со мной. А я с ним. Мы поддержка и опора друг для друга. Мы две половинки.
Накрываю губы мужа своими, скольжу холодным носом по его щеке.
— Я готова. Пошли скорее внутрь, — глядя в зеленые глаза Горского, отстраняюсь я на шаг.
Назар одаривает меня ответным чмоком. Затем, подхватив одной рукой два наших чемодана, спешит вместе со мной к раздвижным дверям аэровокзального комплекса.
Минуем металлодетекторы, сворачиваем к эскалаторам. Вроде все, как всегда: регистрация, получение посадочных талонов, таможенный контроль, сдача багажа, но тревога, растекшаяся по грудной клетке как подсолнечное масло по сковородке, не отпускает.
Ловлю себя на том, что постоянно оглядываюсь по сторонам. Глазами ищу ту, кто вот-вот появится и испортит всю идиллию, воцарившуюся между мной и мужем.
До посадки еще сорок минут. Вместо многолюдного зала ожидания, Назар тянет меня в один из ресторанчиков, что находятся на втором этаже аэропорта.
— Разве мы не состыкуемся с остальными перед посадкой?
— Не думаю, что это хорошая идея, — рассматривая меню, отвечает Назар.
— Но там твой сын…
— И Аннет, которую ты на дух не переносишь, — Горский поднимает голову и впивается в меня пытливым взглядом.
— Я постараюсь не реагировать на её нападки.
 
Назар отрицательно машет головой.
— Еще наболтаетесь.
Мне требуется несколько секунд, чтобы уловить подвох в коротком ответе мужа.
— В смысле? Только не говори, что они будут сидеть с нами в одном ряду?
— Почти.
— Назар, ты издеваешься?
— Издевается мой некомпетентный секретарь, который не смог сделать элементарное задание. Вместо парных билетов в разных концах салона этот идиот оплатил места в соседних рядах. А когда ошибку заметили, свободных мест на рейсе уже не осталось. Они будут сидеть за нашими спинами.
Нецензурное слово, вырвавшееся из моего рта, глушится детским радостным окриком:
— Па-па, па-па, па-па!
Мое сердце выскакивает из груди. Выпрямляю спину и застываю словно статуя. Они тут, они тут, они уже тут — набатом звенит в голове. Медленно поворачиваю голову и следую взглядом за вставшим из-за стола Горским.
Маленький белокурый мальчик, покачиваясь на своих коротких ножках, осторожно ступает по ровному полу. Он громко и четко повторяет «па-па», глядя на спешащего к нему высокого мужчину.
Мальчишку страхует топчущаяся позади няня, а следом за ними с горделивой осанкой вышагивает Аннет в черном дорогом полушубке. Ее тонкие шпильки отстукивают победоносный марш, который с каждым новым ударом металлической набойки об бетонное перекрытие вколачивает острый гвоздь прямо мне в сердце.
 Глава 34 
Каролина. 
Назар подходит к мальчишке и садится перед ним на корточки.
— Привет! — он протягивает открытую ладонь, за которую тут же цепляются маленькие пальчики Мира.
— Па-па, — в десятый раз повторяет мальчик.
Няня и Баженова удостаиваются от Горского одного мимолетного кивка. Улыбка Аннет меркнет, и она резко переводит свой убийственный взгляд на меня. Раньше я ответила бы ей не менее воинственным взглядом, но теперь…
Теперь меня больше волнует другая картина.
Горский осторожно берет Мирослава на руки. Тот визжит от радости и, продолжая как заведенный повторять «па-па», вертит головой по сторонам. Все, кто сидит в ресторане, умиляются развернувшейся сцене. Незнакомые люди, кто так же коротает время до своей посадки, как и мы, отзывчиво машут ладонями улыбчивому светловолосому мальчугану.
Почти все.
Я единственная в этом зале, кто не излучает радости и восхищения. Замерзшая статуя с побелевшими губами. Тупая боль пронизывает каждую клеточку моего тела, но я не могу оторвать взгляда от собственного мужа и его маленькой копии.
Кусаю сама себя за щеку, шумно втягиваю воздух через сомкнутые зубы.
Да-да, на той фотографии их сходство вообще не бросалось в глаза. А сейчас, наоборот… Четко выраженный контур губ, высокий лоб, одинаковая линия бровей буквально «кричат» о родстве взрослого мужчины и этого маленького полуторагодовалого мальчика.
Не могу остановиться. Скачу между их лицами, выискиваю все новые и новые кусочки сходства. В голове нет мыслей и эмоций. Я будто попадаю в эмоциональный вакуум. Нет ни слез, которые в последнее время таранят мои глаза при мало-мальски удобном поводе, ни агрессии, ни злости.
Апатия. Штиль. Тишина.
Слышу лишь собственное громко колотящееся сердце под ребрами.
Медленно встаю со своего стула, когда Назар с сыном поворачиваются в мою сторону. Наши взгляды пересекаются.
Цепляюсь за край стола, когда на пару шагов сокращается расстояние между нами.
— Па-па, — повторяет мальчик, и случайно задевает ухо Назара.
Странная полуулыбка растягивается на моих губах.
— Могу? — шепчет супруг, намекая на знакомство.
Зачем я здесь? Для чего? Почему я застряла среди этого театра абсурда? Муж, любовница мужа и я — не то жена, не то третий лишний…
Нервный кивок головой Горский воспринимает как призыв к действию. Шагает уверенно, за долю секунды преодолевая обратный путь к нашему столику. За ним следом, естественно, семенит на высоких каблуках Баженова. Няня в растерянности остается стоять на месте.