Поцелуй льда и снега

Она поворачивается и идет к своей хижине.
– Ну, я… – Вальдур почесывает затылок. – Мне тоже нужно сделать кое-что важное. Увидимся позже, да, Давина?
Он не дожидается ее ответа, а убегает. Я вздыхаю. Они не могли оставить нас наедине более естественным образом. Я делаю мысленную пометку позже свернуть шею Вальдуру.
– Я не хотела его спугнуть, – сокрушенно бормочет Давина.
– Ты и не спугнула, – успокаиваю я. – Я удивлен, что девушки уже выпустили тебя из своих рук.
Давина усмехается, и дерзкий блеск освещает ее глаза. Мое сердце делает скачок.
– Я заморозила небольшое озеро на подъезде к деревне, и они теперь катаются по льду. – Она делает шаг навстречу мне. – Так я купила себе свободу на вечер. Но боюсь, что взрослые уже начали планировать пир. – Она делает еще один шаг.
– Я подумала, что к тому времени ты сможешь показать мне, насколько продвинулись работы над замком, пока еще достаточно света.
Я чувствую, как уголки моего рта расползаются в улыбке.
– Это то, о чем ты думала?
Она останавливается передо мной. Я глубоко вдыхаю и выдыхаю. Руки, будто сами собой, поднимаются и обхватывают ее лицо.
– Боюсь, солнце уже зашло, – шепчу я, слегка наклоняясь вперед. Достаточно, чтобы почувствовать ее теплое дыхание на своем лице, но все еще не могу коснуться ее – разве что руками.
– Да, – выдыхает она, – хотя теперь, когда ты это сказал, боюсь, что так и есть.
Она встает на цыпочки и скользит губами по моим. Быстро и так нежно, что остается лишь легкое покалывание.
Быть с ней наедине, прикасаться и целовать – неправильно. И даже если не обращать внимание на проблемы, которые это может принести, я знаю, что с каждым поцелуем, каждым мгновением рядом с ней, каждым прикосновением тоска по ней будет только усиливаться. Едва мы снова окажемся под наблюдением, станет еще больнее.
Это безумие – рисковать своей жизнью ради женщины, которая никогда не будет моей.
Но я все равно это делаю. Последние несколько недель показали мне, насколько пустой может стать моя жизнь без нее. Насколько незначительной. Это чувство острее, чем боль, которую я испытываю от одной только мысли, что никогда не смогу быть так близко к ней, как сейчас.
Я скольжу рукой по ее талии, наслаждаясь легкой дрожью, которая пробегает по Давине, прежде чем положить ладонь ей на поясницу и притянуть ближе к себе. Зарывшись пальцами в мою рубашку, она, не сдерживаясь, прижимается ко мне. Мои нервы накаляются, вынуждая издать тихий стон, который Давина заглушает еще одним поцелуем.
Прислонившись спиной к лошадиному стойлу, я чувствую ее всем телом и судорожно пытаюсь удержать руки там, где они есть, – на безопасных местах. От желания прикоснуться к ее нежной коже покалывает в кончиках пальцев – так же, как это было в лесу, когда она переодевалась. Мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы оторваться от нее.
Только Элора, которая с любопытством высовывает голову из стойла и фыркает, останавливает меня от того, чтобы совершить глупость. Давина отстраняется от меня и хихикает, поглаживая лоб Элоры. Теперь и Гембрант высовывает голову из соседнего стойла и сердито ржет, потому что его хозяйка не уделяет ему должного внимания.
– Может, нам стоит пойти куда-нибудь еще, – бормочу я, раздраженный и в то же время довольный, что нас прервали.
Давина обнимает меня и кладет голову мне на грудь.
– Я не хочу никуда идти.
Я обхватываю ее руками.
– И я не хочу.
Она поднимает голову и смотрит на меня.
– Я бы хотела, чтобы мы могли спрятаться здесь навсегда. Только ты, я, Элора и Гембрант.
– Звучит чудесно, – бормочу я и целую ее в лоб. – Но боюсь, тебе очень быстро надоест. Никогда не смогу предложить тебе столько, сколько…
– Я так не думаю, – перебивает она, внезапно ее голос звучит жестче.
Она проводит по моим плечам, спускаясь по рукам, следя взглядом за каждым движением. Мое сердцебиение учащается.
– Я не жажду богатства, красивой одежды или изысканной еды. Корона ничего не говорит о достоинствах человека, который ее носит.
 
Ее пальцы скользят по тыльной стороне моих рук, свободно лежащих на ее бедрах. С мягким нажимом она сдвигает левую немного вниз, внимательно наблюдая за моей реакцией.
– Для меня гораздо важнее мужчина, который принимает меня такой, какая я есть, – шепчет она, – не только меня, но и мою магию. Мужчина, который покажет мне то, о чем я понятия не имею, но о чем мечтаю с тех пор, как встретила тебя.
Чувствуя изгиб ее ягодиц кончиками пальцев, я тяжело сглатываю и открываю рот, но из него не вырывается ни звука.
– Ты хочешь, чтобы я остановилась? – спрашивает она. От меня не ускользает нотка неуверенности в ее голосе.
«Да!» – должен закричать я, потому что ни секунды дольше не смогу сохранять контроль.
Но мое тело реагирует быстрее, чем разум, и я качаю головой, все еще не в силах выдавить ни слова. Давине достаточно надавить одним пальцем, чтобы направить мою руку ниже. У меня пересыхает во рту, а ладонь, лежащая теперь на ее попке, дрожит.
В голове проносится тысяча причин, почему это чертовски глупая идея – каждая из которых более логична, чем другая, – но я отбрасываю их все. Я стою неподвижно, только моя рука и грудь дрожат, пока я при каждом судорожном вдохе прижимаюсь к ней.
Давина склоняет голову и внимательно рассматривает меня. Я не теряю надежды, что она не заметит дрожи. Она кладет руку на мое бешено бьющееся сердце.
– Видишь ли, ты не единственный эгоист, – шепчет она, избегая моего взгляда. – Ты можешь прикоснуться ко мне, если хочешь. И тебе не нужно при этом сдерживаться. – Ее взгляд устремляется ко мне. – Я не хрупкая.
Стена, которая с таким трудом удерживала мою сдержанность, рушится под воздействием ее слов. Тем не менее проходит несколько секунд, прежде чем освобождаюсь от своего исступления. Голос разума в моей голове смолкает. Я состою только из пульсирующего желания, горячо бьющегося в моих венах.
Обеими руками я хватаю ее за попу и поднимаю. Давина издает изумленный звук, но я тут же запечатываю ее рот поцелуем, прежде чем повернуться и прижать ее спиной к стойлу. С моих губ слетает стон, когда она обхватывает ногами мои бедра. Ее тело такое восхитительно гибкое и мягкое, в то время как мое – твердое и жесткое.
Она зарывается рукой в мои волосы и сжимает их в кулак. Когда она слегка тянет, я прикусываю ее нижнюю губу, вызывая еще один хриплый звук, от которого моя кровь начинает бежать быстрее.
Другой рукой она лихорадочно вытаскивает мою рубашку из-за пояса, а затем скользит ладонью под ней. Легкая, как перышко, она гладит мой живот, затем поднимается к груди, а после медленно опускает пальцы ниже. И еще ниже, и ниже, почти до того места, где ее живот прижимается к моему.
Я проклинаю платье для верховой езды, надетое на нее, и бесчисленные крючки, на которые оно застегивается и которые я не могу расстегнуть, не сломав. Желание сорвать эту чертову штуку с ее тела становится почти непреодолимым. Вместо этого я поглаживаю изгиб ее груди поверх одежды. Звуки, которые она издает, и мягкое покачивание ее бедер почти убивают меня, так сильно хочу ее. Если бы сейчас открыл глаза, то не смог бы ясно видеть.
Однако глубокий кашель позади нас заставляет нас замереть. Мой разум пытается восстановить контроль над телом, которое все еще охвачено похотью и желанием. Медленно открыв глаза, я встречаю взгляд Давины, в котором узнаю ту же смесь неутоленного желания и потрясения.
– Остальные уже интересуются, где вы, – ворчит Грета у входа в конюшню.
Давина нерешительно опускает ноги и, пошатываясь, встает.
Я крепко стискиваю зубы, чтобы не накричать на Грету. Успеваю лишь мельком увидеть пылающие красные щеки Давины, прежде чем она опускает голову и поспешно выходит из конюшни. Я остаюсь на месте, упираясь руками в стойло и опустив голову, отчаянно пытаясь запереть глубоко внутри бушующие во мне эмоции.
– Тебя тоже ждут, – говорит Грета. – Или мне сначала принести тебе ведро холодной воды?