Netflix from you (СИ)

— Малой, я уже внёс залог за квартиру, — обрывает безжалостно абсолютно.
— Какого хрена, Тэхён?! Ты считаешь это нормальным? Ты даже не посоветовался со мной!
— Прости, я… Мы оба взрослые люди, нам нужно налаживать личную жизнь. Но я обещаю, что буду рядом, слышишь?
— Хах, личную жизнь, говоришь…
Чонгук волнует зубами нижнюю губу, пытается сдерживать рвущиеся наружу ругательства, с Тэхёном хочется рассориться за такое в пух и прах, как он мог? А ещё почему-то больно очень…
— Да… да, ты прав, личная жизнь, всё такое, ладно, раз ты решил, я не буду препятствовать, я… спать пойду, устал, спокойной ночи.
— Малой, — грустно тянет Тэхён, очевидно он рассчитывал на другое завершение вечера, но Чонгук на дружеские беседы и ностальгическую болтовню не настроен, а потому резко поднимается на ноги, игнорируя протянутую к нему руку, и скрывается в ванной комнате.
К моменту, когда Гук заканчивает мыться, Тэ уже убрал весь оставшийся ужин и сидит на диване, обеспокоено глядя на погрустневшего друга. И только в этот момент Чонгук замечает коробки. Две небольшие, видно, что взял только свои учебники и одежду. Внутри снова щемит неприятно, и Чонгук молча ныряет под одеяло. Он изначально знал, что так будет, но забыл об этом совершенно. Ещё пару дней назад они с Тэхёном шутливо дрались, споря кто будет мыть посуду. А сегодня Тэхён решил его бросить.
С ориентацией Тэхёна никогда не было проблем. Напротив, он часто вёл себя слишком мягко и нежно для парня, когда позволял засыпать на коленях или плече, когда на просьбу поспать вместе, если мучают кошмары, всегда отвечал согласием, когда перебирал аккуратно волосы, задумавшись о своём. И Чонгуку это нравилось. Может, поэтому он так привязался. Тэхён дарил очень много тепла. Словно в благодарность. Каким образом теперь без этого тепла жить — непонятно совершенно. Одно ясно точно. В этой квартире теперь будет так же чуждо и холодно, как и везде, где Чонгук последнее время обитает. Чужая страна, чужой город, чужие люди. Теперь ещё и квартира тотально чужая будет. Как бы не задохнуться в этом всём.
Утром Чонгук прекрасно слышит, как Тэ выносит коробки в прихожую, надевает куртку и чувствует, как его ласково треплют по волосам и осторожно чмокают в макушку, но настойчиво притворяется спящим. Не сейчас, не в этот раз, не сможет он с ним попрощаться. Не нужно вставать, только расстроится из-за этого всего ещё больше.
— Спасибо, мелкий, не пропадай, пожалуйста, я оставлю себе вторую связку ключей на всякий, а ты звони мне, ладно? Я знаю, что ты не спишь и слышишь меня сейчас. Давай, до скорого, и в гости приходи.
А потом он уходит так же неожиданно и тихо, как когда-то пришёл. Уносит с собой аромат прохладных осенних ночей, атмосферу уютных вечеров с сериалами, чипсами и какао, забирает запах лёгкого парфюма и воспоминания, которые они так тщательно вместе создавали, а ещё — как Чонгук выяснит потом — карандашный набросок с его, Чонгука, портретом со стены.
Сначала Чонгук не понимает, что он чувствует. Больно, наверное. Ощущение, что бросили и предали. Он сто лет уже, кажется, не ощущал настолько негативных эмоций. Ему становится так чертовски холодно под этим дурацким одеялом, когда он окончательно понимает, что Тэхён больше не придёт вечером с работы уставший и не разбудит нытьём: «Малой, намути похавать». Словно и не было этих шести месяцев. Словно он не ушёл тогда с ним с моста.
Чонгук не понимает, что он чувствует. Внутри какая-то буря бушует. А снаружи дождь? Хотя откуда дождь под одеялом? Тогда почему щеки мокрые? Медленно накатывает осознание. Ушёл. Точно ушёл. Хоть и ушёл недалеко, всего то куда-то в соседний дом или на соседнюю улицу, но Чонгуку почему-то так больно, словно тот навсегда ушёл и больше никогда не появится. Чонгук плачет. Всхлипывает несдержанно, зовёт его зачем-то на пробу и начинает рыдать, окончательно осознав, что в квартире остался один. Кто знал, что так будет? Как нужно было просить его, чтобы он остался? Что же, Чонгук ему теперь не нужен стал? Снова одному в этом грёбаном Сеуле выживать?
 
Не «наверное». Охренеть, сука, как больно.
***
Изначально Тэхён не был уверен в правильности своей идеи. Нужно ли вообще было переезжать? Однозначно без мелкого эмоционально тяжело. Тэхён скучать начал жутко стоило только выйти за порог. На плечи ответственность за странную реакцию друга давит. Но он уверен, что поступил по совести. Хотя были и другие варианты. Они могли переехать и жить вместе, оплачивая другую квартиру и не напрягая родителей младшего, или просто начать платить за эту квартиру самостоятельно, чтобы не терять тот уют, который они так тщательно вместе создавали. Но было бы всё так просто. Уют…
Во всей этой затее с переездом Тэхёном управляла лишь одна вещь. Совесть. И если негласную помощь родителей Чонгука, скрипя зубами, можно было принять. То тот факт, что Чонгука обманывать стало совсем уж невмоготу, игнорировать было сложно.
Дело в том, что Тэхён был безумно рад стать для Чонгука лучшим другом. Опорой. Надёжным дружеским плечом. Единственным человеком, которому можно доверять в чужой стране. Поначалу. Ровно до того момента, пока Тэ не осознал, что как ни старался с собой бороться, а Чонгука лучшим другом он никогда не считал.
Сначала была благодарность. Сложно объяснить, что чувствует человек по отношению к другому человеку, который с порога смерти его за руку уводит. Сложно. Просто однажды это случилось и в тёмном тоннеле, куда одного Ким Тэхёна загнали определённые люди и обстоятельства, появился большой и сильный луч света. Не лучик, не искра, а настоящий прожектор. И звали его Чон Чонгук. Восемнадцать лет. Студент из Китая. Который «”еп твою мать” по-китайски будет — “вотсхаонима”». Тэхён с трудом потом восстановит в памяти события той сентябрьской ночи, но одно запомнит точно: в ту ночь он неустанно беззвучно благодарил этого ребёнка. Если бы не он… да что уже толку рассуждать? Все сложилось, как сложилось, а тэхёновой искренней благодарности хватило на то, чтобы дружить крепко три месяца и не позволять себе смотреть на младшего ни в каком другом свете. Или заставлять себя верить, что дружишь, если уж быть до конца честным.
А потом пришла зима. Пришли первые лишние деньги, появились первые возможности водить Чонгука гулять и оплачивать ему развлечения. Это было странно, не похоже на то, как зарождалась симпатия у Тэхёна к людям раньше. Но это было удивительно. Сначала он заслушивался его забавной болтовней, из которой стремительно пропадал его жуткий акцент, а болтал Чонгук много и это не раздражало, как ни странно, потом залипал на его благодарные улыбки, а Чонгук умеет благодарить как никто другой, столько света и неподдельной радости элементарным вещам Тэхён не видел даже в детях, которым наконец покупают сладости, что они отчаянно выпрашивают. Дальше появился уют. «Икея». Коврики, половички, гирлянды, крашеные стены, его измазанное в краске лицо, которое Тэхён с трепетом и осторожностью оттирал полвечера, пара ночей с навязчивым запахом эмульсии от стен, десятки просмотренных сериалов по «Нетфликсу» и не одна оплаченная подписка, коллекция банок от «принглс», прогулки от студии до дома бок о бок по вечерам, ленивый рамён и планирование финансов, «— Мам, пап, это Тэхён, он мой лучший друг, поздоровайтесь! — А, нихао, ни ши во дэ пьхеньё³, — Тэхён, твой китайский ужасен, — Простите».
Чусок, Рождество, Новый год и Лунный Новый год с блюдами из доставки, потому что готовка это сложно и долго, а хочется потратить время на развлечения всё-таки, безалкогольные вечеринки, потому что Тэхён строго-настрого запретил ему думать об алкоголе в Корее до двадцати лет, массаж от Чонгука на уставшие мышцы плеч после работы в кафе — точный и почти профессиональный, а потом от Тэхёна ему — неумелый, но с заботой, болтовня о работе и танцах, об учёбе и перспективах на будущее, о мечтах и целях, о планах, о прошедшей и предстоящих прогулках, иногда — о грустном, никогда — о самоубийстве и тэхёновом прошлом.