Танцуя с Кларой (ЛП)
– Но не силу, – заметил он.
– Нет, - ответила она. – Папа так боялся меня потерять. Я была всем, что у него осталось. Мне кажется, что он очень сильно любил маму, но я ее помню очень смутно. Он позаботился о том, чтобы я больше не ходила туда, где могла бы заразиться.
Было нечто особенное в том, чтобы увидеть личность в этой незнакомке перед ним. У нее было грустное и болезненное детство. Кто-то любил ее до безумия. Она была всем для своего отца, эта простая, худенькая женщина, на которой он женился, не обращая внимания на ее индивидуальность.
– Ты парализована? – задал он следующий вопрос. У нее были высокие, тонко очерченные скулы, отметил он, мельком взглянув ей в лицо. Она была бы симпатичной, будь у нее побольше плоти на теле и цвета в лице.
Клара покачала головой.
– Просто совсем без сил, – ответила она. – Папа никогда не позволял мне напрягаться или много гулять. Он боялся, что болезнь вернется. Но мне кажется, что, возможно, именно климат Индии мне не подходил.
Боже мой! – подумал он и поинтересовался:
– Ты не чувствуешь боли?
– Нет, – отвечала она. – Только, когда долго нахожусь в одном положении. Ты получил не больную жену, Фредди. Просто у меня тело работает не так, как у других людей, – сказала она с улыбкой.
Господи. Он получил свой ответ. Он взял ее руку и сжал в своих руках, а потом поднял к своей щеке.
– Я так рад, любовь моя, – проговорил он, пристально глядя ей в глаза. – Я бы тоже страдал, если бы тебе было больно. Ты прелестно выглядела сегодня. Я тебе этого еще не говорил, не так ли?
– А ты выглядел просто великолепно, Фредди, – заметила она.
В этот момент их прервала экономка, которая пришла сообщить, что ужин готов. За ней шел большой и сильный слуга.
- Робин всегда относит меня в столовую, – пояснила Клара.
Фредерик поднялся.
– Благодарю, Робин. Это все, – сказал он. – Сегодня я отнесу миссис Салливан. – Когда слуги ушли, он повернулся и улыбнулся ей. – У скольких мужей есть возможность быть так близко к своим женам не в личных покоях?
Он поднял ее на руки, а она обняла его за шею. Она совсем ничего не весила. Господи, она была такой хрупкой, как фарфоровая статуэтка. Было неудивительно, что мужчина, который любил ее, находился в постоянном страхе за ее здоровье и саму жизнь. Он отнес ее в столовую и бережно усадил в кресло. Она указала на кресло с краю, как он отметил, по соседству с местом во главе стола. А потом она показала, что он должен сесть во главе стола — где он и сидел во время свадебного завтрака, тогда как ее посадили напротив.
— Это место всегда было твоим? — Спросил он ее.
— Это было место моего отца, пока он не умер. Теперь оно принадлежит тебе. — Он намеревался развлекать ее, пока они ели. Он говорил ей про Лондон, которого она совсем не знала, и подробно рассказывал яркие и веселые истории из своей жизни — только те, которые были предназначены для нежных ушек воспитанной девушки. Они оба посмеялись вволю.
Он размышлял, не была ли она в него влюблена. Она уверяла, что испытывает к нему некоторое расположение в тот день, когда он сделал предложение. Казалось, что прошло лет пятьдесят. Он наделся, что она не любит его. Он бы ни за что на свете не причинил ей боли. Он хотел относиться к ней по-доброму, насколько это будет в его силах. Все-таки, она оказала ему величайшую услугу. Как только он перестал ощущать ужасное напряжение свадебного дня, он почувствовал огромное облегчение от сознания, что вскоре он будет свободен от долга, как будто кто-то избавил его от тяжкого бремени. И этим он был обязан ей.
Он будет добр к ней. Потому что он этого очень хочет. Потому, что он был обязан ей. Вероятно, потому, что это успокоит его совесть в какой-то мере. Его совесть сильно пострадала не так давно из-за его дел с Джули и того, что он обманул Клару.
И ему нужно быть добрым к ней. Этого ожидали от него родители. Он должен показать ее компаньонке, этой маленькой, узкогубой, ледяной, старой деве в шляпке, что он никакой не людоед. А также был еще Арчи. Он, конечно, ничего не сказал, но после свадьбы посмотрел на него взглядом, в котором смешались веселое удивление и жалость, этот взгляд показал Фредерику, что он все прекрасно понял. Жалость! Нет, ему не была нужна ничья жалость. Жалость по отношению к нему означала для Клары оскорбление.
А он никому не позволит оскорблять Клару. Он была его женой. Он покажет всем, что знает, как заботиться о жене, даже если она некрасивая калека.
— Мне позвать Робина, чтобы он отнес меня назад в гостиную? — спросила она, когда они закончили трапезу. — Я всегда оставляла папу наедине с его портвейном.
— Не сегодня, — ответил он, беря ее руку в свою. — Это день нашей свадьбы.
Поэтому он отнес ее в гостиную, сел рядом с ней на диван, держа ее руки в своих, продолжая свои рассказы, по ее просьбе, пока паузы между этими рассказами не стали длиннее, и он не почувствовал ее и свое растущее волнение. Было еще рано. Но не было никакого смысла терзать себя и ее еще час или два. Он хотел, чтобы это поскорее закончилось. Он знал, что брачную ночь обычно жадно предвкушают, особенно с женщиной, которая еще не принадлежала мужчине. Но не эту брачную ночь.
— Любовь моя, ты хочешь, чтобы я отнес тебя наверх в твою комнату? — спросил он, когда она не проявила внимания к одной из самых смешных историй.
Она резко повернула голову и посмотрела на него.
— Я позову твою горничную, когда мы поднимемся, и оставлю тебя на ее попечение, - продолжал он. — Ты ведь так всегда делаешь?
- Да, — ответила она.
- Клара, — сказал он, поднеся ее руку к своим губам. — Я должен знать. Хотела бы ты, чтобы брак был нормальным, моя дорогая, или только по названию? Будет так, как ты того пожелаешь. Я не хотел бы разочаровать тебя.
Наконец на ее щеках появился цвет. Настоящий розовый букет.
— Я твоя жена, Фредди, — ответила она.
Он посмотрел ей в глаза и кивнул, значит, она этого хотела. Она вышла за него замуж не только ради респектабельного брака. Он только надеялся… О, Господи, он надеялся, что она не влюблена в него. Он тогда почувствует себя еще большим подлецом, чем он есть, если такое возможно.
— Клара, любовь моя, сегодня ночью ты станешь моей женой во всех смыслах. - Сказал он, пристально глядя на нее, прежде чем встал, чтобы снова взять ее на руки. Он не мог ясно представить себе, как сможет заниматься любовью с таким худеньким, и хрупким телом. — Наконец этот момент настал. В эти последние дни я думал, что время превратилось в улитку, чтобы помучить меня.
Она положила голову на руку, которой обхватила его за шею и рассмеялась.
После того, как ее горничная ушла, она лежала на постели, глядя в потолок и пытаясь дышать ровно и спокойно, думая о том, сколько пройдет времени прежде, чем он вернется. Он говорил про полчаса, когда устроил ее в кресле в гардеробной и вызвав ее горничную. Полчаса. Должно быть время уже подошло.
Она подумала, что следовало бы заплести волосы в косы. Слишком много их лежало в беспорядке на плечах и спине. Ее отец никогда не разрешал ей обрезать их. Вероятно, он считал, что подобно библейскому Самсону, те силы, которые у нее еще остались, содержаться в ее волосах. При этой мысли она улыбнулась. Ей следовало заплести косы, разве что эта прическа подходила для молодой и невинной девушки.
Невинная. Ее щеки запылали, когда она об этом подумала.
Так странно, что мужчина будет находиться в этой комнате. В этой постели. Это была её комната с тех самых пор, когда папа стал привозить ее в Бат после их возвращения из Индии.
Это был чудесный день. Она не ожидала, что день будет таким прекрасным, только само бракосочетание. Но он был замечательным. Все были приветливы и добры. Казалось, что все искренне счастливы за нее. Лорд Беллами поприветствовал ее в своей семье. Он сказал, что они гордятся тем, что она вошла в их семью. Она ему поверила. Лесли, — милый Лесли — сказал, что она ему понравилась. Он назвал ее своей сестрой. Даже Фредди был очаровательным — даже когда они поженились, и все гости уехали, и ожидалось, что он снимет маску и положит конец этому фарсу.