Отцы наши

— Ты что, не знаешь, что мы, может быть, больше никогда не увидимся? А ты хочешь ее уже утащить, вот как?
По лицу Джона Катрина увидела, что он не расположен шутить с Мэй и вообще считаться с кем-нибудь из них. Интуитивно она поняла, что надо вмешаться и в первую очередь увести оттуда Джона, чтобы он не стал на нее еще больше сердиться.
Пока они шли к машине, он молчал, отметая все попытки Катрины заговорить. Когда они сели внутрь, она спросила:
— В чем дело, Джон? Почему ты так… — Она не знала, какие слова здесь нужны, и в конце концов остановилась на этих: — Не похож на себя.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, — сказал он с коротким смешком. Но пока они ехали к нему домой, он с ней не разговаривал.
— Я что-то сделала? — спросила она, когда они уже почти были дома. — Я же вижу, что ты расстроен.
— Я не расстроен, — ответил он. — Ты опять все придумываешь.
«Опять?» — подумала она. Он оставался в этом странном, молчаливом состоянии и когда они вернулись к нему в квартиру, хотя он и занялся с ней сексом. Катрина надеялась, что это значит, что сейчас все вернется в норму, но Джон был вовсе не таким любящим, как обычно. Он был отчужденным и небрежным, поворачивал ее в разные положения так, как будто она была неодушевленным предметом, и даже ни разу не поцеловал ее и не посмотрел ей в глаза. От этого Катрина чуть не заплакала, но сдержалась.
Наконец, когда они лежали рядом, Джон сказал:
— Я понимаю, почему ты так старалась избавиться от меня.
— Избавиться от тебя? — удивилась Катрина. — Что ты имеешь в виду? — Она повернулась на бок, чтобы посмотреть на него, но он по-прежнему лежал уставившись в потолок. Она поняла, что больше всего ненавидит, как он вот так не смотрит на нее, как будто не замечает ее присутствия, даже когда разговаривает с ней.
Он продолжал таким же тихим голосом:
— Чтобы обхаживать всех этих мужчин.
— Всех этих?.. Джон, их было только двое, — воскликнула Катрина, настолько сбитая с толку, что даже не могла злиться.
— Да, я уверен, что ты знаешь точное их число, — ответил он. — И когда ты переоделась в эту мини-юбку? Или ты целый день так сверкала ногами?
— Это вовсе не мини-юбка, — возразила Катрина, стараясь говорить спокойным голосом. — И в любом случае я не думаю, что от одного взгляда на мои колени кого-нибудь может охватить дикая страсть. — Она говорила мягко, надеясь, что сейчас настроение у него переменится и они вместе надо всем этим посмеются.
Но Джон рявкнул:
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
От яда в его голосе на глаза Катрины навернулись слезы.
— Почему ты такой? — спросила она. Он вел себя как совершенно другой человек. Катрина не понимала, как она его до этого довела и что ей теперь сделать, чтобы он снова стал таким, как был.
Кажется, слезы подействовали. Наконец Джон повернулся к ней.
— Любимая, — сказал он. — Не надо так расстраиваться. Я просто не хочу, чтобы ты выглядела дурой. Ты так много для меня значишь. Может быть, было бы проще, если бы ты значила для меня меньше.
— Я не выглядела дурой, — теперь Катрина плакала уже по-настоящему. — Не выглядела.
— Я знаю, что ты так считаешь, — убеждал он. — Но ты должна понять, что мужчины видят все совсем не так, как женщины. Все эти мужчины, которые с тобой работают, они же будут смотреть на тебя и думать, что ты потаскушка, раз ты так одеваешься и заигрываешь с ними в пабе.
— Нет, не будут, — настаивала Катрина. Она вытерла руками лицо. Она чувствовала себя потерянной. — Они не такие.
— Дорогая, такие. Все мужчины такие. Ну, почти все. Слушай, перестань плакать, — он вынул носовой платок из ящика тумбочки и нежно вытер ей слезы. — Ты просто чуток наивная. Это всего лишь недоразумение.
И так она потом и пыталась думать, если вообще позволяла себе делать это. Она стремилась проявлять как можно больше здравомыслия, перестала носить короткие юбки и что-либо обтягивающее и старалась вести себя так, чтобы ни в коем случае ее нельзя было заподозрить в кокетстве с коллегами-мужчинами, настолько, что Рональд, нравившийся ей больше всех, попросил одну из секретарш выяснить, что он такого сделал, что обидел ее. Катрина была подавлена, она поняла, что перегнула палку. После этого она стала вести себя более дружелюбно, но, как она надеялась, не слишком дружелюбно. Во всяком случае, чай заваривать Рональд ее больше не просил.
 
Они поженились через неделю после двадцать третьего дня рождения Катрины. Когда Катрина позвонила Джилл и рассказала о помолвке, та не была особенно рада.
— Ты уверена? — спросила она. — Ты еще очень молода.
— Уверена, — ответила Катрина.
— Но ты хорошо все обдумала?
— Ну конечно.
В конце разговора Катрина почувствовала себя выбитой из колеи, однако через два месяца Джилл с Крисом все-таки пришли на свадьбу в Городских палатах Глазго и изо всех сил показывали, как они рады. Они даже подарили Катрине с Джоном ящик шампанского, и Катрина забеспокоилась, что им такое не по карману. Но Джон сказал, что это дешевый сорт шампанского, собственно, и не шампанское вовсе, и он не может стоить очень дорого.
Другими гостями на свадьбе были мама Катрины, плакавшая потом во время тостов в отеле «Джордж» и говорившая, что она чувствует не что теряет дочь, а что приобретает сына; подруга Катрины Мэй, которая специально по этому случаю приехала из самого Лондона; школьная подруга Катрины Бет, с которой они давно уже не виделись, но Катрина считала, что ее нужно пригласить, и брат Джона Малькольм со своей женой Хизер — тихая вежливая пара, весь день явно ощущавшая себя неуютно. Мать Джона, по-видимому, болела и не могла ехать на большую землю, а отец Джона уже умер. Еще во время подготовки к свадьбе Катрина обратила внимание на то, что список гостей выглядит слегка пустоватым, и спросила Джона, не хочет ли он пригласить кого-то из своих друзей. Он покачал головой и ответил: «Единственный, кто мне нужен, это ты», — и Катрина удовлетворилась этим ответом, потому что чувствовала то же самое.
Они с Джоном договорились, что переедут на Литту и будут жить там, но она надеялась, что это произойдет только через несколько лет. Она предвкушала, как еще поживет в Глазго, в той квартире, которую он снимал, как будет для него готовить, как они иногда будут вечером ходить в паб, как они будут вместе читать, как они по выходным будут подолгу валяться в постели, наслаждаясь любовью друг друга.
Однако Катрина забеременела гораздо раньше, чем рассчитывала, — всего через месяц после свадьбы. Она хотела какое-то время пить таблетки, но Джону эта идея не понравилась: он сказал, что это опасно и поощряет беспорядочные половые связи.
— Беспорядочные половые связи? — удивилась она. — Ты серьезно?
— Я имел в виду в принципе. А не конкретно тебя.
— Ина том спасибо, — ответила Катрина.
Он засмеялся и обнял ее:
— Побочные эффекты, любовь моя. Они могут быть очень опасными. Разве ты мне в этом не доверяешь? Я обо всем позабочусь, обещаю.
Катрина решила не спорить. И действительно, обычно Джон вынимал раньше, чем кончал, но не всегда. Катрина перестала ему об этом напоминать. Он говорил, что это разрушает момент, и иногда от этого злился. Женщина не должна указывать мужчине, что делать в такой момент. Теперь Катрина поняла, как болезненно он относился к некоторым вещам. Но за это, за эту его уязвимость в самой сердцевине, она полюбила его еще больше. За многое из этого в ответе была мама Джона, как ни мало он о ней рассказывал. Катрина приняла молчаливое решение оберегать его чувства, насколько возможно. Он больше не один — она за ним присмотрит.
В любом случае Катрина не могла слишком сильно огорчаться по поводу беременности, тем более что Джон был так счастлив. Да и какая женщина не обрадуется, узнав, что носит ребенка своего мужа?
Джон сказал, что они могут оставаться на большой земле, пока ребенок не родится, но после этого пора будет уже переезжать. Он уже подыскал дом на Литте и собирался устроиться работать бухгалтером в Обане. Он намеревался работать там несколько дней в неделю, добираясь туда на пароме, если позволит погода, и жить в съемной квартире на большой земле, если будет нужно. Он все спланировал. Сознавая собственное вероломство, Катрина втайне надеялась, что он не найдет работу в Обане прямо сейчас и им придется еще немного подождать. Но как Джон сам говорил, он был удачлив во всех своих начинаниях — Катрина уже привыкла считать это частью его натуры, своего рода золотой жилой в камне, — и его взяли в фирму в Обане всего за неделю до того, как подошел срок.