Безумство (ЛП)

— Алекс! Черт! — Она дергает мой ремень, отчаянно пытаясь его расстегнуть…
— Одевайся прямо сейчас, мать твою, — рычу я.
Она смотрит на меня снизу-вверх глазами цвета зимней реки, искрящимися вызовом.
— Не надо... говорить мне, что делать. — Прежде чем я успеваю сказать еще хоть слово, она расстегивает мои джинсы, стягивает их с моих бедер, освобождает мой неистовый стояк, и падает на свои колени.
— Нет. — Я делаю шаг назад, пытаясь прикрыться, заставляя себя отойти от нее.
Боже.
Твою мать…
Видеть её такой…
На коленях.
Для меня.
Стыд разливается по мне, горячий, темный и скользкий. Это одно из моих любимых развлечений, представлять, как трахаю ее хорошенький маленький ротик, вгоняю себя в ее горло до самого основания своего ствола, пока она, бл*дь, не задыхается... не может дышать... пока я больше не могу этого выносить и не кончаю ей в рот…
Я хочу этого. Хочу этого слишком сильно, черт возьми. Но не могу позволить ей взять меня в рот и не быть с ней грубым. Я и так едва себя контролирую. У меня не будет никакой надежды обуздать себя, если она сомкнет свои губы вокруг моего стояка, и это заставляет меня чувствовать себя чертовым монстром.
После того как Уивинг, Сэм и Киллиан обращались с ней, Сильвер заслуживает того, чтобы с ней обращались как с гребаной королевой. Ей не нужны мои грязные, омрачающие фантазии. Беда в том, что у Сильвер есть свои собственные мысли, и она, похоже, не собирается легко отказываться от идеи отсосать мне.
Наверное, я единственный парень в школе, который пытается остановить девушку от того, чтобы она засунула его член в свой рот. Сильвер бросает на меня злобный взгляд, хватая меня за штанину джинсов, что довольно забавно.
— Почему? — требует она. — Я же уже делала тебе минет раньше.
— Может быть, в это трудно поверить, но на самом деле я здесь пытаюсь быть хорошим парнем. Тебе не нужно ничего для меня делать. Я просто хочу…
— Черт, нет! — усмехается она. — Ты не можешь врываться сюда, завести меня за пять секунд, а потом ограничивать то, что я хочу сделать, потому что думаешь, что каким-то образом делаешь мне одолжение. А тебе никогда не приходило в голову, что от одной мысли о том, что я отсасываю у тебя, я становлюсь мокрой, Алессандро Моретти? Что я иногда думаю об этом, чувствуя, как ты становишься все тверже и тверже в моем рту, дрожишь, потому что тебе нужно кончить так сильно, и это заставляет меня хотеть ворваться в твою квартиру и потребовать, чтобы ты немедленно трахнул меня?
Бляяя. Она фантазирует о том, чтобы отсосать мне? Я фантазирую о том, чтобы съесть ее киску, так что это не такое уж большое потрясение. Перед смертью Бена мы танцевали вокруг желания Сильвер проверить границы нашей сексуальной жизни. Тогда она не стеснялась идти за тем, чего хотела, и сейчас это не изменилось. Но слышать, как она говорит это вслух, это уже слишком, черт возьми. Клянусь Богом, если я не получу ее голой в ближайшее время, я не смогу отвечать за свои действия.
Она все еще стоит на коленях, все еще держась за мои джинсы, как будто полна решимости добиться своего, несмотря ни на что.
Первобытное желание закипает в глубине моего живота, приказывая мне действовать. В отличие от гнева, с которым я боролся, чтобы выбраться из-под него весь день, нет никакого выхода из-под этого. Потому что это и есть я. Я скорее отрастил бы третью руку, чем преодолел бы эту бурлящую потребность.
Нагнувшись с нарочитой медлительностью, я беру ее за руки, мягко, но твердо поднимаю на ноги.
— Штаны, Париси. Я не шучу, черт возьми. Не говори больше ни слова. Я тебя умоляю, черт возьми. Надень какие-нибудь штаны и пошли.
Я предполагаю, что он собирается отвезти нас к себе домой, но Алекс пролетает мимо хозяйственного магазина, сжимая руль, напряженно глядя в лобовое стекло, его тело зажато и неподвижно, он едва дышит, заставляя «Камаро» проходить поворот за поворотом в ночи. Двигатель визжит, когда парень вдавливает педаль газа в пол, а я сижу на пассажирском сиденье так тихо, как только могу, пытаясь справиться с желанием, которое горит во мне. Я никогда не чувствовала ничего подобного раньше.
 
Я много раз нуждалась в прикосновениях Алекса, но этот обжигающий жар между нами был совершенно новым. Мы не занимались сексом с тех пор, как узнали о Бене. С тех пор между нами как будто существует негласное соглашение. Алексу нужно было время, чтобы оправиться от горя, и я согласилась дать ему это. Но сейчас это пожирает нас заживо. Воздух между нами так насыщен сексуальным напряжением, что я боюсь, как бы кто-нибудь из нас не сказал что-нибудь, случайно не прикоснулся друг к другу, и вся эта чертова машина не вспыхнула пламенем.
Алекс, должно быть, чувствует то же самое; его глаза по-прежнему устремлены на дорогу впереди, мышцы рук снова и снова напрягаются и расслабляются, пока он ведет машину. Через двадцать минут после того, как мы выезжаем за пределы Роли, я понимаю, куда он меня везет: туда, где мы впервые поцеловались. Туда, где впервые занимались сексом. В хижину моего деда.
Идеально.
Вечер пятницы, никаких обязанностей в выходные, никаких встреч... но потом мое любопытство вынуждает меня нарушить молчание.
— А как насчет магазина? Разве у тебя нет смены в эти выходные?
Алекс натянуто качает головой, как будто даже слишком энергичное движение может заставить его скатиться вниз с какого-нибудь огромного утеса.
— Генри я не нужен, — говорит он сквозь зубы.
К тому времени, как он сворачивает на длинную подъездную дорожку, ведущую к нашей цели, напряжение между нами нарастает до лихорадочного безумия. Он даже не заглушает двигатель, когда с визгом останавливается перед домом. Он пинком распахивает дверцу со стороны водителя, а затем обходит машину спереди, на мгновение освещенный двумя столбами белого света, отбрасываемого фарами, которые врываются в ночь через озеро Кушман.
Я неуклюже пытаюсь открыть дверь, но Алекс уже там. Он чуть не срывает эту чертову штуку с петель, когда рывком распахивает ее. Прежде чем я успеваю даже испуганно охнуть, парень наклоняется к машине и вытаскивает меня из нее, неся через морозную траву, которая выросла перед домом.
— Алекс. Боже, Алекс…
Парень опускает меня на верхнюю ступеньку крыльца, сдергивает мою одежду. Он одержимый зверь, и я ничуть не лучше. Я дрожу с головы до ног, когда хватаюсь за низ его толстовки и стягиваю её через голову. Его футболка идет вместе с ней, оставляя торс Алекса голым на холодном ночном воздухе, но он не жалуется. Мне кажется, он даже не замечает этого факта. Между нами достаточно тепла, шипящего и потрескивающего, как голодное открытое пламя, чтобы я не вздрогнула, когда он снимает с меня свитер и майку, которая надета под ним.
В трех футах от него находится входная дверь хижины, до которой легко дотянуться, но с таким же успехом она может быть и в миле отсюда. Мы и так уже слишком долго ждали. Еще минута, чтобы попасть внутрь, еще секунда... это просто невозможно. Алекс издает низкий, гортанный рык, когда ныряет вниз и хватает мои зимние ботинки, срывая их с моих ног. Парень срывает с меня носки, швыряя их по одному, оставляя меня стоять босиком на ледяной деревянной палубе, которая окружает здание.
Пронизывающий холод лишает меня дыхания. Руки работают сами по себе, я расстегиваю ремень на талии Алекса во второй раз за этот час, срывая кожу с петель его джинсов. Алекс помогает, спихивая штаны и пинками освобождаясь от них. Его темные глаза неотрывно смотрят на меня, не отрываясь ни на секунду.
 
Я снимаю свои собственные спортивные штаны, которые он настоял, чтобы я надела еще в доме, а затем выхожу из своих трусиков, оставляя их в луже черного кружева на палубе у моих ног. Мой лифчик — это последний предмет одежды, оставшийся на мне. Полностью обнаженный и болезненно возбужденный, Алекс наблюдает за мной с ошеломленным обожанием на лице, когда я дразняще спускаю бретельки лифчика вниз по плечам, протягивая руку за спину, чтобы расстегнуть крючок.