Время перемен (СИ)
— Что я думаю? Вот эта штука, как трезубец — руна смерти и подземного мира. Если не множить лишние сущности — она обозначает воинов, берущих силу у Туони.
— Тогда эта молния говорит о принадлежности к слугам другой химеры?
— Руна энергии, победы — и молнии. Снова беремся за бритву Оккама — и получаем слуг Перкунаса.
— Бритва Оккама? Этому вас тоже в Смарагде учили? — Флавиан явно был доволен своим младшим братом.
— Да, еще окно Овертона, закон Мёрфи, формула Эскобара, и бритва Хэнлона… Философы прежних дали нам неплохой инструментарий для эффективного мышления, почему бы им не пользоваться?
— Ну-ну, мой ученый братец, и что же тебе подсказывают все эти мудрецы?
— Что на Севере имеются приверженцы не только властелина грозы Перкунаса, но и Ахти, морского старца. Однако они еще не вошли в полную силу… На это меня навели твои слова о сейсмической активности — Туони набирал силу, был на подъеме, и спешил захватить Байарад, чтобы получить как можно больше последователей…
— Ты полагаешь, стоит ожидать скоро появления и двух других химер?
— Я почти уверен: Перкунас проявится в период летних гроз, Ахти — весной, когда море освободиться ото льда, или осенью — в сезон штормов.
Флавиан задумался.
— И вы потому так ловко нарубили несколько десятков берсерков Перкунаса?
— Точно! Летом они наверняка пустили бы нас на фарш… Хотя нет, скорее на отбивные. Синелицые предпочитают дубины и палицы.
— Оставь эти гастрономические метафоры и аллегории, и скажи — позволит нам Вилле Корхонен проводить следствие и дознание для поиска синелицых, или нет?
— Вам — в смысле ортодоксальным инквизиторам и зилотам? Или нам — мне и тебе? Не знаю, честное слово. Да и вообще — вправе ли один туомарри решать такие вещи? Он всё-таки арбитр, а не правитель. Может быть стоит создать нечто коллегиальное, какой-то общий орган? Мол, представители от великих кланов, церкви, еще кого-то… — вслух рассуждал Рем.
Флавиан задумчиво кивал, пока братья шли от кремационных рвов до Золотого Дома.
— Это всё дельные мысли, — сказал он. — Но они не будут стоить и ломанного гроша, если мы не перекроем для химеры всякую возможность вырваться из ловушки! Так что за работу, брат, за работу!
Рем с грустным видом уставился на ведро с белой краской и кисть. Но из дверей Эдускунты донеслись горестные стенания Туони, от которых волосы на голове вставали дыбом, и Аркан подозвал помощников — молодых дружинников из клана Ранта. Они оба были ортодоксами, приобщились к вере в одном из виков, когда воинская судьба занесла их на Юго-Восток.
— Ну, начнем, благословясь! — выдохнул баннерет, и полез на высоченную лестницу.
Предстояло опоясать охранительными стихирами всё здание, и нанести несколько литаний на крышу…
* * *Северяне только головами качали, глядя на то, во что превратили главную достопримечательность Байарада. Расписанный белыми буквицами Золотой Дом, его стены и крыша смотрелись чуждо и непривычно. Но возмущаться саами не собирались: постепенно затихающие истошные вопли древнего ужаса подземных глубин свидетельствовали о том, что сделано это не зря.
Матиас Линдстрём, обескураженный поведением своей креатуры — кардинала Амальрика, прохаживался мимо и присматривался к тому, что делал Рем, а когда всё было кончено, спросил:
— Он ведь не останется тут навечно? Многие ремесленники и торговцы уже мечтают покинуть Байарад. Да и кровные из великих кланов отправляют семьи в дальние имения. Никому не хочется жить, чувствуя потустороннюю угрозу.
— Мы отправили гонцов в Экзархат, как только узнали о природе силы, которая питала синелицых. Миссия оттуда уже в пути, я уверен. У них ест опыт работы с подобными… Сущностями. Убить такое чудовище — дело практически невозможное, пока в мире существует хотя бы один последователь Туони — он будет жить. А потом впадет в спячку — до следующего раза… Но вот заточить, лишить возможности творить лиходейство — с этим ортодоксальные клирики и зилоты справятся.
— Вы говорите так уверенно, маэстру Рем, как будто сами были свидетелем…
— Мне довелось передать храмовникам с рук на руки дракона, и я лично убедился, что у этого монстра нет шансов вырваться на волю.
— Дракона? — глава клана Линдстрёмов был поражен. — Вам доводилось сражаться с драконом?
— Не скажу, что это было просто, или что я проявил себя как настоящий герой, но да, приходилось. Дай Бог, чтобы это был единственный раз…
— Да, да, все нынче разговаривают о необыкновенных временах и возрождении старых легенд. Вон и Микке Ярвинен ходит рука об руку с настоящей волшебницей… Думаю, его выберут кунингасом.
— Вот как? И клан Линдстрёмов его поддержит? — Рем старался быть настороже, всё-таки это было странно — глава про-оптиматской партии Севера вдруг откровенничает с ним — ортодоксом из Аскерона.
— И мы, и Сорса. Уве Корхонен — это было бы слишком, а никого из наших народ не примет, потому что мы поставили не на тех, и здорово просчитались. Придется довольствоваться вторыми ролями… Не знаю как Сорса, но мы — Линдстрёмы, всегда радели за Север — в первую очередь. «За Север и Империю!» — вот как звучал боевой клич панцирной пехоты, которую мы обучали и снабжали для имперских легионов… Не «За Синедрион и Линдстрёмов», но — за Север! И потому — мы примем Ярвинена. Он ведь из свободного рода, достойный воин и многое повидал. Нужно выжечь каленым железом заразу древнего суеверия…
— Вы хотите чтобы эти ваши слова я передал кому следует?
Матиас Линдстрём, этот могучий воин в старых, проверенных множеством боев латах, решительно кивнул.
— Скажите это Корхоненам и этому фра Тиберию. Мы бы хотели видеть его в нашем доме, чтобы он поведал об ортодоксальном вероучении…
Ловушка? Аркан напрягся, пытаясь прочесть на лице старого северянина малейшие признаки лжи и коварства, но тот был невозмутим. Вести брата в самое логово таких опасных людей? Даже ради наставления на путь истинный целого клана? Его сомнения были развеяны появлением на крыльце самого Флавиана.
— Всё, брат мой! Работа окончена! Возьми молоток, гвозди и доски, и заколоти последнюю дверь… Доброго и приятного дня, маэстру Линдстрём! Я невольно услышал финальную часть вашего разговора и могу сказать, что с удовольствием приму ваше приглашение… Но не позже завтрашнего вечера я собираюсь пойти проповедовать на рыночную площадь, и если вы со своими людьми придете туда, то, возможно, и не будет необходимости вам отвлекаться от дел насущных ради смиренного чада Божия…
Матиас Линдстрём насупился сначала, его седые брови грозно соединились на переносице, но потом лицо приобрело прежнее невозмутимое выражение.
— Мы придём, — сказал он. — Все придут.
И все пришли.
* * *Рем Тиберий Аркан пил горячий хмельной мед из кружки, смотрел с балкона одной из таверн на площадь, полную народа и освещенную множеством фонарей и факелов, и думал о том, что когда-нибудь кто-то из художников обязательно напишет такую картину. И назовет ее, например «Обращение Севера».
Стройная фигура Флавиана на простой дубовой бочке из-под солонины возвышалась над людским морем, а его молодой, звонкий голос слышали в самых дальних уголках рынка.
— И была тьма над бездной, и дух во тьме, которого мы именуем — Бог. И сказал Бог: «Да будет Свет!» И стал Свет… И отделил Бог твердь от бездны, и создал миры и светила, и небесные тела, и иные вещи и явления мироздания, неподвластные уму человеческому…
— Он сегодня в ударе, — раздался голос Сибиллы за спиной Аркана.
Волшебница подошла тихо, почти незаметно. Она выглядела непривычно, без своих великолепных нарядов и украшений, и яркого макияжа. Но и характерное для женщин-саами светлое платье с красных фартуком ей тоже шло, подчеркивало талию, крутые бедра и высокую грудь.
— Он всегда в ударе. Он ведь настоящий ортодоксальный священик, — хмыкнул Рем.
— А бывают ненастоящие? — уцепилась за эту оговорку волшебница.