Время перемен (СИ)
Рем еще некоторое время наблюдал за кропотливой работой брата, а потом развернулся на каблуках и вышел из Золотого Дома через крохотную дверцу, которую оставили не заколоченной.
* * *Шагая по Байараду в сторону кланового квартала Корхоненов, младший Аркан не переставал удивляться: возникало такое чувство, что все вдруг резко помирились! Линдстрёмы убрали рогатки из заостренных кольев с улиц, Сорса больше не точили ножи на соклановцев старого Вилле… Но Эдускунта ведь не состоялась?
Конечно, воины ранее враждебных кланов не пили вместе и не обнимались на каждом углу, но и схватки из-за косого взгляда больше не вспыхивали. В причинах такого всеобщего благодушия срочно нужно было разобраться! Ответы мог дать Микке.
Где искать саами после тяжелого боя? Конечно — в сауне!
Небольшой аккуратный сруб с резным коньком на крыше из дранки, изящными наличниками, маленькими окошечками, просторным предбанником и настоящей, саамской парилкой стоял на окраине квартала Корхоненов, рядом с искусственным прудом. Из печной трубы валил густой дым, снег вокруг сауны растаял шагов на пять окрест.
Аркан с опаской взялся за дверную ручку — жар шибал в лицо даже на улице!
Ярвинен сидел на скамье, в парилке, обмотав бедра льняной простыней, в окружении горячего пара, дубовых запахов и прекрасных дев с пышными формами, на которых эти самые простыни смотрелись очень интригующе. Девы обрабатывали раны молодого воителя и кокетливо улыбались. На мощной груди Микке болтался кулон на цепочке — подарок Сибиллы. Амулет благодаря своим магическим свойствам не нагревался в адском нутре сауны, и не обжигал кожу сентиментального северянина.
— Двери закрой, хо-олод пуска-аешь! — замахал руками он.
С мороза Рему показалось, что он попал в пекло.
— Раздевайся, чего стои-ишь? Са-ам весь в кровище, разве мыться не собира-аешься?
— Но стегать себя не дам!
— Ополоумел? Кто будет тебя веником оха-аживать, коли ты ранен? — тот самый, настоящий Микке, кажется, снова вернулся, сбросив с себя парчовые одежды и золотые украшения, и убрав из голоса надменность.
И ради этого Аркан был готов некоторое время помучиться. А еще — ради ответов.
— Слушай! — сказал он. — Я смотрю — больше никто не собирается друг друга резать на улицах, а?
— Ну да-а! Разногла-асий больше нет, выберут кунинга-аса — и пойдем вместе душить недобитых синелицых. Выселим их с ледяного побережья, там поставим промысловые форпосты…
— А туомарри? — удивился Рем. — Его выбирать не надо?
Он уже разделся до порток, взял с крючка чистую простынь и обмотался ей наподобие тоги, которые носили сенаторы во времена Старой Империи. Потом слетели и портки — он и заметить не успел, как северные девы их утащили вместе с остальной одеждой в стирку.
— Меч оставьте! — только и успел крикнуть вдогонку.
— Никто не заберет твой меч! — дверь отворилась и в предбанник вошла Анники Корхонен. — Доброго вечера!
Аркан неверяще смотрел, как девушка без стеснения скидывает с плеч шубку и снимает меховые угги. Она осталось в длинной, до пола рубахе — светлой, с вышивкой. Легкая льняная материя тут же впитала в себя царящий в сауне ароматный пар и обрисовала притягательные изгибы и выпуклости девичьего тела.
— Анники, сестрица! — Ярвинен похлопал рукой по скамье рядом с собой. — Садись! Но перед этим поддай парку, а?
Рем скрипнул зубами, когда спиной почувствовал новую волну жара — он к таким удовольствиям никак не мог привыкнуть. А Микке довольно ухал в клубах пара, да и Анники, кажется, не испытывала никакого неудобства.
— Так что там вы говорили про туомарри, мои хорошие?
Вот они уже и «хорошими» стали… Рем не мог оторвать глаз от девушки — она была чертовски привлекательна! Анники время от времени тоже искоса поглядывала на Аркана из-под пушистых ресниц — удивительно темных для северянки.
— Разве Эдускунта выбрала туомарри? — наконец выдавил из себя баннерет.
— А зачем его выбирать, всё же и так само прояснилось? Вилле Корхонен стал распоряжаться, и все стали его слушать. Чего тут мудрить-то? — она склонила голову. — Не такой народ северяне, чтобы попусту языками трепать.
— А с религией как быть? Что — тоже всё ясно? Богословы ведь даже не высказались?
Тут уж Микке не выдержал и расхохотался:
— А к чему теперь сло-ова? Все всё видели, дорого-ой мой Рем.
Аркан недоуменно уставился на него, но северянин все гоготал, и не хотел успокаиваться. Ответила снова Анники:
— Дела говорят лучше слов. Популяр сбежал, а ставить свои интересы выше клановых, свою жизнь выше жизни соратников — это не в северном духе. Оптимат оказался силён, и враги не смогли нанести ему вреда — это все видели. Мы уважаем силу. Но если на Севере ты будешь безразличным к бедам народа — народ плюнет на тебя и будет безразличным к твоим бедам, и ты умрешь. Фра Тиберий единственный, кто начал просить Бога о помощи — и Бог услышал его! Я помогала перевязывать раненых — и каждый из них говорил, что почувствовал Свет! Но, знаешь… В том, что саами решили принять ортодоксальное учение есть и твоя заслуга.
— Моя? — удивился Аркан.
Он вообще пребывал в состоянии постоянного удивления с тех самых пор как вошел в эту сауну. Анники разговаривала не так, как это свойственно благородным девицам! Скорее — как один из студентов университета Смарагды. Просто, доходчиво, демонстрируя логику и эрудицию… Ну да, она была непростого происхождения, и явно имела доступ к книгам, да и северянки занимали совсем другое, гораздо более высокое положение в обществе, чем забитые и затурканные жены вилланов и мастеровых из Западных провинций, но…
— Твоя, твоя, не прибедняйся. И этого обоерукого воина. Ты показал, какими хитроумными могут быть ортодоксы, как могут работать ради общего блага. А человек с двумя мечами — как вы можете сражаться… Так что саами сделали выбор, гонцы уже отправились в Аскерон и в Первую Гавань — мы будем ждать миссионеров и наставников.
Анники встала, вышла в предбанник, склонилась, поднимая одно из ведер с ледяной водой, которые стояли тут же, под лавкой, и — р-раз! Опрокинула его на себя. Рем отвел глаза — мокрая ткань не скрывала ничего, только дразнила воображение.
— Хор-рошо! — выдохнула девушка, и, накинув шубку, повернулась к мужчинам спиной, распустила завязки на груди и дала рубахе соскользнуть на пол.
Она просунула руки в рукава мехового одеяния, запахнулась, надела на босые ноги угги, на мокрые волосы — пушистый капюшон и выбежала во двор.
— Как думаешь, зачем она приходила? — пребывая в неком ошеломленном состоянии спросил Рем.
Микке посмотрел на него как на идиота и проговорил:
— Она-а ведь тебе нравится? Женись! Хоро-ошая девушка, из хорошей семьи. Из о-очень хорошей семьи! Достойная жена для герцога Аскеронского!
Рем даже не обратил внимание на последнюю эскападу.
— Сайа… — проговорил он.
— Сайа? Она-а циркачка. Из цирка-ачки никогда не получится хорошая жена, понимаешь?
Аркан понимал. Но отвечать не стал. Первая юношеская влюбленность, с новой силой вспыхнувшая по пути на Ярмарку Дымного Перевала, держала крепко и не отпускала. Вот и теперь — в душу молодого парня как будто воткнули раскаленный гвоздь… И виски начало ломить.
Виски? Это было явно не к добру, и Рем шагнул в сторону стоящего у порога меча.
— Что-о-о случилось? — Ярвинен поддернул простыню, которая сползала с бедер и удивленно воззрился на друга. — Ты чего-о?
— Происходит нечто ужасное, — Аркан поморщился от головной боли. — Кто-то творит волшбу! Или что-то…
— Туони? — глаза Микке расширились.
— Не думаю. Туони под присмотром Флавиана. Здесь что-то другое… — он не договорил, ухватившись за стену: домик-сауна задрожал, как будто из-за землетрясения.
— Како-о-ого…
И вдруг в окна и двери полезли какие-то лихие люди, как две капли воды похожие на берсерков, которые атаковали утром зал Эдускунты.
— Кур-р-р-рва! — первого Рем встретил пинком в живот, который отбросил неприятеля и дал возможность добраться до рукояти меча.