Сломленные (СИ)

«Я проиграл…».
Поток воды понес Конрада вниз. С каждой секундой он набирал скорость. Конрад врезался в обломки деревьев, торчащие из воды, бился головой о камни, резал руки и ноги. Кровавый шлейф тянулся позади. Как бы то ни было, для ферксийца это было сравни укусу комара, впрочем, быстрый спуск мешал сосредоточиться на исцелении ран. Стоило одному порезу исчезнуть, на его месте появлялось два новых. Конрад чувствовал себя корабликом, с которым играл в детстве. Он спускал игрушку на воду и наблюдал, как буйствующие волны швыряют ее из стороны в сторону, а в конце бросают на острые скалы, где она вдребезги разбивалась.
Конрад хотел вновь закрыть глаза и уснуть вечным сном, погрузится в прошлое, ощутить вкус жизни. Стать человеком.
Его резко подбросило вверх, да так, что он перекувырнулся в воздухе и плюхнулся обратно. Чья-то злая воля подбрасывала Конрада до тех пор, пока он не врезался в стенку амбара у подножия склона. Поток воды прижал его. Доски трещали, прогибаясь под тяжестью стихии. Конрад мысленно произносил заклинание за заклинанием. Одно из немногих достоинств проклятия — могильный покой даже на грани смерти.
Ферксиец поднял руку. Фаланги пальцев выпрямлялись, порезы заживали, сломанные кости втягивались обратно и срастались. Под искореженным нагрудником снова забилось сердце, а ребра встали на место. Конрад потихоньку оживал, хотя кто-то очень этого не желал.
«Где мой меч?».
Клинок в прежнем виде прибило к стенке. И не удивительно — они связаны тонкой нитью древнего волшебства, о которой забываешь спустя годы. Меч всегда будет рядом. Вечно прекрасный. Вечно сияющий. Вечно алчущий крови и страданий.
Доски не выдержали, и Конрада вдавило внутрь. Стена потрескалась; амбар начал рассыпаться. В следующий миг крыша обрушилась на ферксийца. Тот успел закрыть лицо руками.
Бух!
Конрада похоронило под обломками. Поток тотчас подхватил их. Грязная вода просачивалась в рот ферксийца, наполняя легкие. Вот-вот, и он захлебнется.
«Ничего не скажешь — достойная смерть».
Тем не менее Конрад и при жизни не любил сдаваться. Исцеление почти завершилось, поэтому он собрал всю мощь в кулаке. Удар — обломки взмыли вверх; второй рукой Конрад схватил рукоять меча и воткнул острие в землю. Его больше не уносило в море. Как-никак, стихия не соперник проклятому клинку.
Вскоре ярость природы иссякла: ливень прекратился, ветер утих, могучий поток стал не больше ручья. Конрад перекатился на спину; ладони касались мокрого песка. Он сжал горсть в кулаке. В голове пронеслось воспоминание — берег озера близ Коринфуса. Рядом босиком идет Елена. От воды, ласкающей ноги царицы, веет свежестью и прохладой. Покой.
В ответ на мысли ферксийца в небесах проревел раскат грома.
— Да понял, понял, — тихо произнес он. — Можно было просто сказать.
Конрад поднялся, вложил меч в ножны, стряхнул налипший песок, издали глядя на разрушенную деревню. Эрик разнес ее до основания. В воде плавали уже разбухшие трупы, острые носы разломанных рыбацких лодок торчали как айсберги в Северном море.
Вблизи все было гораздо хуже: те, кому не посчастливилось утонуть, растерзанные и наполовину съеденные валялись по всей округе. Тела покрывал ил с грязью, полосы кишок тянулись на десятки футов в стороны.
«Вот тебе и человечность, — подумал Конрад, вспомнив слова Эрика перед бойней. — Куда ты подевался?…».
Конрад опустился на колено и провел ладонью по песку. Паутинка темных линий побежала вперед — к северной дороге. Ферксиец склонил голову набок. «Посредник». Если Эрик до сих пор не объявился, то старый друг нашел способ избавиться от монстра за спиной. Конраду оставалось лишь идти по ярким отголоскам ярости Эрика.
Даже без магического дара, отыскать чудище не составило бы труда — глубокие следы тяжелых сапог не в силах размыть и ливень. Они вели вглубь леса. Сломанные деревья, растоптанные кусты, топор на дне неглубокой воронки, сожженная земля — закономерный исход, когда в дело вступает грубая сила. Конрад уже позабыл, каким Эрик был капитаном, но он точно не поступал опрометчиво.
 
— Ну ты и дурак, — сказал он Мяснику.
Эрик по грудь увяз в болоте. Глазеть на Конрада — все, что он мог. Слюна стекала по костяным наростам на подбородке, руки прижаты к телу. Конрад заметил в глазах товарища сожаление. Он еще помнил это неприятное чувство.
— Ты можешь выбраться?
Эрик дернул руками, из-за чего еще глубже погрузился вниз.
— Стой. — Конрад вытянул руку и приставил ладонь ко лбу Мясника. — Не шевелись. — Он вторгся в измученный разум Эрика, подавляя его животную сторону. Видящая научила его этому трюку на случай беды.
Темные дорожки вен вздулись на теле Конрада, лицо иссохло, щеки впали, синяки под глазами сделали ферксийца похожим на воплощенную смерть, однако он продолжал усмирять чудище.
Не прошло и нескольких минут, а Эрик снова стал человеком. Он убрал ладонь Конрада от своего лица и с горем пополам выбрался из жижи.
— Спасибо, — выдохнул он, бессильно упав на землю.
Конрад кивнул и привалился спиной к дереву. Яд проклятия съедал изнутри. Вечная молодость имела свою цену.
— Со мной связалась Видящая, — сиплым голосом сказал он. — Она недовольна.
— А чего она хочет от нас? — Эрик стер слизь с лица. — Нас двое, а кроме Посредника есть еще Никс.
— Ей плевать. У нас есть пара дней в запасе… Сейчас я должен… — Конрад упал. — Должен отдохнуть. Тело не выдерживает.
Эрик привстал.
— Я знаю, куда они пошли.
— Вот как… — Конрад прикрыл глаза. — Тогда у нас еще есть шанс спастись.
  
Глава 24
 
2146 год Новой эры. Постоялый двор Бригитты и Эрика.
— И долго ты так будешь сидеть? — Тильда бесшумно входит в небольшую гостевую комнатку, где он часто любил останавливаться. Кроме кровати и столика — ничего. Как в казарме. Такое ему по душе — простота и практичность.
Намного красивее, чем ее мать. Длинные черные локоны слегка прикрывают маленькое аккуратное личико; душистый запах сирени щекочет нос. Она такая маленькая и хрупкая. Едва ли макушка достанет до груди, но разве что глупец посчитает Тильду слабой и беспомощной. Прозорливая и умная, как Бригитта, стойкая и смелая, как ее отец. Лучше советника при дворе императора не найти. За ней будущее Ферксии. Она умеет расположить к себе, ей под силу обыденную фразу превратить в сакральную истину. Сколько же раз она выручала неосторожных болванов из передряг. Сейчас за озорным взглядом скрывается тревога, ее голос — обычно мягкий и теплый — напряжен. Незаметно для многих, но беспокойство и переживания не скрыть от близких людей. Она что-то знает?
— Я только зашел. — Ложь легко сорвалась с языка. Тильда надула губки; поднос в руках слегка дрогнул.
«От нее ничего не утаишь».
— Только зашел? — Тильда прищурилась. — А почему сапоги такие чистые?
— Ходил осторожно.
— Да-а? А еще я вижу недоеденный ужин, а он закончился с час назад. Что скажешь в свое оправдание?
— Мне Конрад оставил.
— Ну да, ну да. Поэтому он надутый весь вечер ходил? Отобрал у бедолаги еду?
«Черт, сейчас засмеюсь».
— Ага! — Тильда поставила поднос на столик и прыгнула на кровать. — По лицу вижу, что врешь! Держи. — Она протянула булочку. — Мама пекла.
«Эх, Бригитта, я же так растолстею. М-м-м, а булочка и правда хороша».
— Надо же, ты больше не угрюмый. — Тильда прильнула к плечу. — Делай лицо попроще, а то похож на папу, когда он серьезничает. Будто с орком говоришь. Бр-р-р, в дрожь бросает!
«Да, с Эриком такое часто. Если вдруг ему приспичит завести заунывную тираду о долге и чести — проще с утеса шагнуть. Как вообще уживаться с таким? Хм-м, съесть бы еще одну…».
— Хочешь еще?
«Вот чертовка!».
— Как ты все узнаешь?
Тильда звонко хохотнула:
— Хе, все дело в этом, — она пальчиком указала на свои глаза, — они выдают тебя. А если ты лжешь, взгляд опускается. Не умеешь ты врать.