Коронованные Вороны Торн-Поинта (СИ)

— Спасибо, — говорит она. — У меня есть фотографии, которые я сделала незаметно.
Леви кивает, одобрение вспыхивает в его темных глазах. — Умно. Хорошая работа.
— Напиши мне, детка. Я начну поиск, — Колтон достал телефон. Для него это его защитный режим.
Суматоха за моей спиной прерывает наш напряженный разговор. Ропот гостей превращается в возмущенный шепот, который раздражает мое рассыпающееся терпение.
— Рен, — мрачно говорит Джуд.
Кто-то вскрикивает. Затем раздается звон разбитого стекла и грохот падающего на пол подноса. Музыка смолкает, и в комнате воцаряется тишина, нарушаемая только приглушенными сплетнями.
Черт возьми. Я не хочу поворачиваться. Я не хочу столкнуться с тем, что, как я знаю, найду.
Мои глаза находят глаза Роуэн, а сердце только сильнее вздрагивает, старые раны кровоточат. Я ожидаю жалости, но вместо этого в ее взгляде читается понимание. В этот момент это толкает меня нарушить еще одно правило — заставляет меня захотеть отдать ей свое доверие. Это то, чего я не давал никому за пределами своего круга уже много лет.
Роуэн сжимает мою руку. Почему-то именно этот маленький жест дает мне достаточно сил, чтобы обернуться.
От этого зрелища у меня перехватывает горло. Моя мать в ночной рубашке, глаза остекленели от того, что она напекла, шатаясь. Ее волосы неухожены, спутаны с одной стороны от лежания в постели. Люди глазеют, забыв о приличиях, когда перед ними происходит крушение поезда.
Если бы она знала, что делает, то возненавидела бы себя, ненавидела бы всех, кто позволил ей выйти из своей комнаты в таком виде. Женщина, которой она была до того, как потеряла свою дочь из-за самоубийства, всегда была ухоженной. Она была образцом светской женщины, планкой, до которой стремились дотянуться другие.
Папа предпочитает не обращать на нее внимания, вместо того чтобы помогать ей. Теперь она сломана безвозвратно. Может быть, даже хуже, чем я.
Мама покачивается на ногах и замечает меня. — Я слышала, там была вечеринка. Я люблю вечеринки.
Мое горло щелкает от толстого глотка, когда я шагаю по паркетному полу к ней. Вблизи мой нос морщится от силы ее кислого дыхания. Ее атласная ночная рубашка испачкана несвежим потом и чем-то, что могло бы быть красным соусом для макарон. Невидимая сила распирает мою грудь, когда я хватаю ее за локоть, чтобы увести в сторону, зная, как сильно она будет презирать любого, кто увидит ее в таком состоянии.
— Давай, мам, — хрипло говорю я.
Она делает дрожащий вдох, наклоняясь ко мне. Она чувствует себя такой чертовски хрупкой. Прижав ее лицо к моей груди, я чувствую, как дрожит ее подбородок, когда она давится своими шепчущими словами. — Шарлотта обожала вечеринки.
Мое сердце сжимается. Блядь.
Неистовое рыдание сотрясает тело моей матери. Она расплакалась навзрыд, как бывает, когда приходит ясность-когда она вспоминает, что Шарлотты больше нет. В такие моменты я ненавижу свою сестру за то, что она сделала. За то, что оставил нас разбираться с последствиями. И тогда я ненавижу себя еще больше.
Пока я баюкаю ее сальные светлые волосы, мой взгляд сталкивается с папиным через всю комнату. Он раздражен, говоря отрывистыми движениями с горничной, которая бледнеет и кивает, прежде чем поспешить, чтобы забрать убитую горем женщину из моих объятий.
— Мне очень жаль, сэр. — Горничная говорит так тихо, что ее трудно расслышать из-за маминых стенаний. — Я готовила ванну, а она выскользнула.
— Уложи ее в постель, — приказываю я. Она мягко отстраняет маму от меня. Я хватаю служанку за руку, прежде чем она уходит. — Если это когда-нибудь повториться снова, ты уволен. Ты больше не будешь работать в этом городе.
Ее лицо бледнеет. — Да, сэр. Пойдемте, миссис. Торн.
Как только горничная и мама выходят из комнаты, в воздухе повисает удушливая атмосфера. Я провожу испепеляющим взглядом по комнате. Несколько человек отводят глаза от моего гнева. Последний человек, на которого я смотрю, — это мой отец, который смеется с человеком, с которым он встретился в своем кабинете, как ни в чем не бывало. Безжалостный ублюдок.
 
Постоянный кипящий гнев близок к взрыву. Его когти глубоко впились в меня, угрожая неминуемой потерей контроля. Рука, скользнувшая в мою, оттягивает меня от края, на котором я балансирую, прерывая мое неровное дыхание.
— С тобой все в порядке? — тихо спрашивает Роуэн.
Что-то снова меняется между нами. Сочувствие видно на ее лице, и она переплетает свои пальцы с моими, лаская тыльную сторону моей руки большим пальцем. Ее прикосновение успокаивает меня, позволяя моей голове достаточно проясниться, чтобы мыслить ясно.
Парни стоят позади нее, Фокс и Мэйзи рядом. Я не отвечаю на ее вопрос. Реальность такова, что я никогда не буду в порядке. До смерти сестры я не был хорошим человеком. Смерть Шарлотты, месть, которую я получил, убив ее безумного преследователя, кровь, пропитавшая мои руки, — все это откололось от оставшегося во мне клочка человечности. Это оставило меня с пустым сердцем, которое имеет достаточно возможностей, чтобы заботиться о тех немногих людях, которых я считаю семьей.
Я знаю, что я монстр. Я не способен на ту любовь, которую она заслуживает. Вопрос в том, сможет ли Роуэн жить с этим? Если нет, то мы обречены гореть в огне, как только найдем ее брата и разрушим ее мир. Но я сделал ее своей, и я никогда не отпущу ее, достаточно эгоистично, чтобы обречь ее на несчастье презирать меня теперь, когда мы ввели ее в наш внутренний круг. По крайней мере, я пойму, какая боль ей грозит, если ее брат мёртв.
- Давай выбираться отсюда. Думаю, мы увидели достаточно, — выдавливаю я. Мы сделали все, что могли. Джуд и Кольт позаботились об остальном, устроив аферу, чтобы получить доступ к телефонам самых богатых игроков в комнате, чтобы Кольт мог подслушивать их. Роуэн находит свою подругу, чтобы пожелать ей спокойной ночи, пока все остальные готовятся к отъезду. Я не отхожу от нее ни на секунду, слишком настороженный потенциальными угрозами, чтобы упустить ее из виду.
По пути в прихожую нас останавливают папа и дядя Леви.
— Мальчики, — говорит барон Астор.
- Мы уже достаточно выступили для фонда основателей. — Губы Леви сжались. — Мы покидаем поместье. — Его дядя хмурится. В отличие от покойного отца Леви, на которого Леви был очень похож, его дядя — упитанный мужчина с густой бородой. Он брат матери Леви, но отец Леви был его деловым партнером. Они не виделись с детства. Пережитое стало для него кошмаром, и он больше никогда не доверял своему дяде.
— На одно слово, прежде чем ты уйдешь, — говорит папа.
Моя рука на мгновение сжимает талию Роуэн, но я позволяю Колтону проводить ее с невысказанным пониманием, проходящим между нами четырьмя, нуждаясь в том, чтобы она была подальше от моего отца, если он связан с этим беспорядком. Джуд, Фокс и Мэйзи идут с ними, оставляя Леви и меня позади. Она смотрит на меня через плечо, озабоченно нахмурив брови.
— Иди. Я пойду сразу за тобой.
Кольт едва заметно кивает мне и кладет руку на плечо Роуэн. Мое тело напрягается, но я знаю, что он защищает ее. Я ему доверяю.
Он громко говорит по пути к двери, стреляя пальчиками в дворецкого. — Кто-нибудь хочет мороженого? Я вполне могу пойти за мороженым. Роуэн?
— Звучит неплохо. — Она снова смотрит на меня, и я ободряюще опускаю голову. — Ты покупаешь.
Я стискиваю зубы и смотрю в лицо отцу и дяде Леви. — Сделай это быстро. Что еще тебе нужно?
— Столько нетерпения в вашем поколении, — беззаботно говорит Барон.
— Они научатся. — Папа вертит в руках позолоченный перстень с печаткой. — Все так делают.
 
У Барона есть такой же. Большинство мужчин из высшего общества Торн-Пойнта носят подобное.
— Действительно.
— Ну что? — подсказываю я.
— Я постоянно пытаюсь донести до тебя важность твоих обязанностей. Компания простолюдинов, которую ты держишь, подпадает под эту, — говорит папа.
Роуэн.